Часть II (2/2)

— Мы с ним именно отдыхаем. В свое, — так сказать, — удовольствие. Он такой сладкий и сговорчивый, когда дело доходит до постели — за подобное грех брать деньги. Мои клиенты не часто бывают и красивыми, и готовыми доставить удовольствие не только себе.

Если Мэл — дикая хищная кошка, то Джек — игривый котенок. Он ведет себя достаточно непосредственно, особенно когда подкрадывается к Виктору со спины и кладет ладони ему на плечи.

— Мне кажется, с тобой у нас тоже получилось бы неплохо… отдохнуть. Ты, да Джейс — одни из немногих, кто общается со мной, не вспоминая о моей профессии.

Джек тянет Виктора назад, разворачивая чужое кресло в обратное положение. В этих голубых глазах Виктор сейчас видит шальной блеск и бешеную жажду внимания.

[напоминающую чувства самого Виктора]

— Я знаю — ты болен, но обещаю, что буду аккуратен и не сделаю тебе больно.

Колено Джека упирается в сидение стула, заставляя Виктора чуть раздвинуть ноги и дать мальчишке опору.

— Прекрати. Пожалуйста.

Ладони Виктора смыкаются вокруг чужих запястий, когда Джек пытается стянуть со своего оппонента галстук.

— Так я тебе все же противен?

Мальчишка замирает. В его взгляде нет даже капли обиды… только немой вопрос. Кошачий интерес, будь он неладен.

— А тебе все равно с кем заниматься сексом, лишь бы только заниматься?

Да, звучит холодно, но Виктор не отпускает чужих запястий, не позволяя Джеку удрать, даже если тот захочет.

— Нет, конечно. Я даже не со всеми своими клиентами сплю. Черт, Ви… я одна из самых дорогих шлюх в этом городе. Но это не значит, что мне не бывает одиноко. И когда мне снова становится тоскливо, я не режу вены, не напиваюсь, не лезу в драку — я иду к кому-то, кого считаю хорошим человеком, чтобы без обид и претензий получить свою дозу гормонов счастья в крови.

Джек улыбается так, будто объясняет прописные истины маленькому ребенку.

— Знаешь, сколько я жил в Пилтовере, — что в Нижнем городе, что в Верхнем, — но таких как ты еще никогда не встречал.

На подобные откровения Виктор только мотает головой. Он выглядит растерянным и сбитым с толку.

— Ох, да сколько ты вообще жил? Ты меня старше на пару лет, а мне восемнадцать. И что ты вообще видел? Шестеренки? Формулы.

Растерянность Виктора вызывает у Джека новую волну смеха.

— Ну, так что? Будем трахаться?

Обычно Джек говорит вкрадчиво, мягко, намеками. А сейчас, Виктор словно вернулся в Нижний Город, настолько грубо и откровенно прозвучала фраза Джека, сказанная ему на ухо. И Джек все же умудрился стянуть с Виктора галстук, пользуясь чужим состоянием.

— Ох… да ты уже!

В голосе гостя такая детская непосредственность, что Виктор снова краснеет, но прежде чем он успевает стянуть обратно ворот рубашки, пальцы Джека пробираются ему за шиворот и оглаживают яркий, воспаленный след от чужих зубов.

— От тебя пахнет сексом. И как я не почуял?

Джек проводит носом вдоль сгиба шеи Виктора, вызывая волну мурашек от воспоминаний о человеке, который накануне делал точно так же.

[интересно, он делает точно так же с Джейсом?]

Виктор не раз видел, как Таллис разговаривает с Джеком, но никогда не задумывался, что его друг пользуется услугами этого мальчишки.

[и, нет — не из брезгливости]

Просто Джейс всегда был собран, застегнут на все пуговицы и в разговоре никогда даже краем не касался темы личной жизни. Он представлялся идеальным сыном своей матери, который однажды приведет в дом невесту и встретит старость в окружении множества детей.

В роли жены, перед внутренним взглядом Виктора, сразу же представала советница Медарда — уж больно хорошо они смотрелись вместе и уж больно часто она оказывалась рядом с Джейсом.

— От тебя пахнет сексом… и грустью.

Взгляд Джека встретился со взглядом Виктора, заставляя того отодвинуть подальше от себя всю ту ревность, которую ученый испытывал по отношению к этой наглой кошке, имевшей возможность получить то [того] о чем [о ком] он сам мог только мечтать.

— Когда мне становится грустно и одиноко, я тоже иду к тому, кто может заставить меня почувствовать себя счастливым.

Максимально честный и максимально смущающий самого Виктора ответ.

— Но я боюсь этого человека.

Виктор ни за что не рискнул бы заговорить с Джейсом о таком. А вот с Джеком…

— Расскажи мне.

Мальчишка не просит, а требует, чуть отстраняясь. Но он не садится на другой стул или на стол — он съезжает вниз, на пол. Ловкие руки ласкающе оглаживают больную ногу Виктора, разминая мышцы ученого, вечно сведенные судорогой от перенапряжения.

— Если бы он пугал тебя слишком сильно — ты ведь к нему бы не возвращался.

В этих голубых глазах теперь застыл не произнесенный вопрос «так зачем?»

— Мы познакомились, когда я был совсем мальчишкой. Мне было лет двенадцать, и я был дьявольски одинок. А он… он предложил быть одинокими вместе.

На губах Виктора невольно возникает непрошеная усмешка. Он кладет ладонь на макушку Джека и с откровенным тактильным удовольствием перебирает чужие волосы. Мягкие, чистые пряди.

Он так погружается в столь редкое для себя удовольствие близкого физического контакта, что не замечает, как едва-едва приоткрывается дверь лаборатории. Кто-то замирает на пороге, не показываясь на глаза, но и не входя внутрь окончательно.

— Он никогда не причинял мне вреда и не причинит. Более того — он помогает мне и поддерживает все мои начинания. Его не интересует политика Академии, ведь он давно в ней не работает. Он гений в своей области. Он самостоятельный, у него есть деньги… но это кровавые деньги. Его научный интерес намного шире обычного, для него почти не существует рамок этики или морали. Я могу уйти из академии к нему… порой даже страстно хочу — особенно когда Джейс упирается словно баран или когда профессор Хеймердингер выказывает свое отвращение к какому-либо вопросу. Но наука ведь не терпит пробелов… и мне страшно от того, кем я могу стать, если решу вернуться под крыло к своему Учителю.

Виктор вздыхает, а Джек осторожно кладет голову на краешек стула — так, чтобы упираться в больную, гудящую ногу ученого.

— Дела. Звучит так, будто ты спишь с одним из химбаронов. А с ними даже я стараюсь не связываться — проблем потом не оберешься.

Джек вздыхает в тон Виктору, и они оба снова не обращают внимание на едва заметно дрогнувшую дверь.

Едва вернувшийся из поездки домой, — к матери, — Джейс накидывает на плечи куртку, спеша покинуть Академию как можно скорее. Ему надо о многом подумать.