Глава 14. Предают друзья, а не враги (1/2)

Их выплюнуло в Больничном крыле, и Гермиона точно упала бы, но Дамблдор держал за талию крепко.

— Поппи! — рявкнул он.

— Вовсе незачем так кри… — выходя из маленького кабинета, расположенного в дальней части крыла, начала Помфри, но осеклась, увидев компанию перемазанных в пыли и помятых волшебников. — Что произошло?! — встревоженно воскликнула она.

— На цирк напали во время представления, — коротко бросил Дамблдор, передавая Гермиону Поппи. — Осмотри детей и профессора Грейнджер, мне нужно вернуться.

— Что? Зачем? — вырвалось из Гермионы на выдохе, когда Помфри опустила ее на койку.

Дамблдор посмотрел на нее, слегка приподняв брови, а потом, не говоря ни слова, трансгрессировал.

Поппи и дети тактично промолчали, не обращая внимания на то, что Гермиону грубо проигнорировали.

Быстро осмотрев учеников и дав им успокаивающий настой, Помфри распределила всех по кроватям, отделяя ширмами. Лишь после этого использовала диагностические чары на затихшей Гермионе.

Она не всхлипывала, не стонала, просто отключилась от реальности, игнорируя боль в руке и боку. Ноющая боль в душе ломала сильнее — от нее не избавиться с помощью зелья.

— Сейчас я вылечу нос, — предупредила Помфри одновременно с тем, как взмахнула палочкой. — А теперь пара настоев.

Она протянула флаконы, количество которых явно перевешивало за два, но Грейнджер тактично смолчала. Скривившись, она выпила зелья. Поппи, убедившись, что лечение началось — диагностическая диаграмма замерцала так ярко, что в глазах зарябило — ушла в свою каморку. Гермиона была благодарна за отсутствие расспросов.

-</p>

Почувствовала прикосновение к здоровой руке и с трудом разлепила веки. Касание было теплым, почти нежным, и губы против воли расплылись в улыбке.

Сквозь ресницы увидела вовсе не тот силуэт, который ожидала: около нее на неудобном стуле сидел Волдеморт. Почему подсознание решило, что к ней придет Дамблдор, Гермиона не знала, но улыбка медленно погасла.

— Что вы…

— Не нужно, — перебил он. — Не утруждайте голосовые связки.

Она поджала губы и напряглась, собираясь отдернуть руку, но Волдеморт сжал свою ладонь крепче. Прикосновение не было неприятным, но Гермионе почему-то казалось, что так быть не должно…

А потом в полусонном сознании, как в мутной линзе проектора, наконец вспыли образы вчерашнего вечера и Ады Фадж, вцепившейся в локоть Волдеморта.

— Уходите, — проговорила Грейнджер хриплым от долгого молчания голосом.

В Больничном крыле было темно — никаких источников света, кроме лунного, рассеянного витражными стеклами. Картинка получалась какой-то сюрреалистичной: фигура Волдеморта, обрамленная серебристым сиянием, казалась эфемерной. Эффект нереальности усиливался за счет чуть искаженных темной магией черт лица и восковой кожи.

— Ведете себя как ребенок, — ухмыльнулся Волдеморт.

Гермиона набрала воздуха в грудь и зашипела — ребра еще болели и на такие вот попытки вспылить реагировали недвусмысленно.

— А вы, — тихо, чтобы не напрягаться, произнесла она, — как кретин.

Волдеморт на мгновение застыл. Выражение его лица, хотя в полумраке полностью рассмотреть было трудно, явно не предвещало ничего хорошего. Он наклонился ближе и еще крепче сжал руку.

— Если бы не ваше состояние…

— Угрожайте Аде Фадж, — перебила Гермиона. — Зачаровывайте ее зеркала, обрывайте ее камины, а меня оставьте в покое.

Она все-таки отдернула руку и снова судорожно вздохнула — движение отдалось болью в боку. Глаза защипали слезы.

— Мисс Грейнджер…

— Мне казалось, ваш подопечный — Нобби Лич — находится дальше, — произнес Дамблдор почти в полный голос.

Он выступил из темноты, и Гермиона поняла, почему не заметила директора раньше: привычная блистающая мантия отсутствовала, а темные брюки и черная рубашка сливались с окружающей обстановкой. Грейнджер и не знала, что в гардеробе Альбуса имеется что-то не просто сдержанное, а буквально минималистично-аскетичное, если такое определение можно вообще применять к одежде. Оставалось гадать, сколько Альбус пробыл там, в темноте, и не заметила ли его только она или Волдеморт тоже понятия не имел о том, что их уединение нарушено. Или имел и снова этим пользовался в своих интересах…

Она перевела взгляд на уже невозмутимого Волдеморта. На нем была та же мантия, что Гермиона видела всего несколько часов назад. Судя по всему, после происшествия он не успел побывать в поместье и переодеться. Она невольно забеспокоилась: может, он тоже был ранен? Но тут же отбросила эти мысли, предоставив право переживать Аде Фадж.

— Мальчишка в полном порядке, — проговорил Волдеморт, поднимаясь.

— В таком случае вынужден попросить вас удалиться.

Мужчины уставились друг на друга с нескрываемым презрением на лицах — эмоции были настолько яркими, что заметить их удалось бы и в полной темноте. Гермиона молча переводила взгляд от одного к другому, надеясь, что им хватит благоразумия не устроить сцену.

— Воспользуюсь камином мадам Помфри, — бросил Волдеморт.

Не прощаясь, прошагал в темноту. Шаги эхом растворились в воздухе, конец Больничного крыла коротко озарило зеленью, а потом наступила тишина.

Грейнджер посмотрела на Дамблдора, по-прежнему стоящего у изножья кровати и сверлящего взглядом стену из мрака. И чем больше времени проходило, тем ближе придвигалась стена — вот-вот, и она вырастет между ними.

— Альбус, что происходит? — своим голосом Гермиона отодвинула неизбежное разделение.

Дамблдор посмотрел на нее.

— Я поделюсь с вами подробностями случившегося, как только сам их узнаю. Авроры еще не составили отчет.

Она закатила глаза.

— Что происходит между нами? — настойчиво произнесла, не сомневаясь, что Дамблдор и с первого раза понял, о чем она спрашивает.

Он тяжело вздохнул и побарабанил пальцами по металлической дуге изножья.

— Что происходит между нами, — повторил он еле слышно и грустно усмехнулся. — А что, собственно, вас не устраивает?

— За что вы злитесь на меня?

— А я на вас злюсь?

Происходящее действительно напоминало сон. Дурацкий сон, когда прикладываешь все силы, чтобы убежать, но все равно стоишь на месте, сколько бы ни пытался сдвинуться.

— Объяснитесь, Альбус, — потребовала Гермиона, снова скривившись от резкого вздоха. — Вы злитесь на меня, но я искренне не понимаю почему!

— Вы предали мое доверие, профессор, — произнес Дамблдор, опираясь о дугу двумя руками.

Его лицо оказалось в свету, и Грейнджер смогла рассмотреть глубокие тени под глазами. А еще взгляд — хотя такое искреннее разочарование, направленное в свою сторону, предпочла бы не видеть.

— О чем, черт возьми, речь? — прошипела Гермиона, приподнимаясь на локтях и игнорируя боль в ребрах и руке. Помфри завтра ее наверняка убьет, если что-то срастется неправильно, но то будет завтра. — Прекратите говорить загадками.

Дамблдор резко выпрямился. Он достал из заднего кармана палочку и взмахнул ею, устанавливая, как поняла Гермиона, полог тишины. Приблизился, остановился у того места, где сидел Волдеморт, и навис над Грейнджер.

Возможно, впервые в жизни Гермиона ощутила на себе давящую ауру Дамблдора, которая подчеркивала, насколько мужчина силен. Будто хоть кто-нибудь в этом мире нуждался в напоминании.

— А речь о том, что пока я был отвлечен делом Гриндевальда, добивался того, чтобы сильнейшего темного волшебника не выпустили на свободу, вы за моей спиной собрали информацию об учениках и выдали ее Волдеморту.

Челюсть Грейнджер в буквальном смысле отвисла от обвинений.

— Ч-что? Какую это информацию? — выдавила она, нервно сглатывая.

— Ту, которая, в том числе, помогла ему усыновить мальчика…

— Да с чего вы взяли, что это я? — искренне изумилась Гермиона, еле сдерживаясь, чтобы нервно не рассмеяться.

Напряжение, скапливаемое уже долгое время, достигло пика.

— Откуда еще Волдеморт мог узнать о том, что Нобби — сирота?

Ну вот они снова вернулись к началу, когда вместо конструктивного диалога задавали друг другу вопросы — Дамблдор обвинительным тоном, а Гермиона — защищаясь.

— Посмотрел в министерстве? — предположила она тоном, который как бы намекает, что это очевиднее, чем если бы она передавала информацию о собственных учениках.

Получилось вполне оскорбительно.

— Этого нет в Министерстве, — отрезал Дамблдор. — Маглорожденные регистрируются только после окончания школы.

Гермиона моргнула — точно. Она и сама регистрировалась после выпуска. Могла бы пораньше, когда ввели учет маглорожденных, но была слишком занята тем, что выслеживала крестражи, скача по лесам.

— Попечительскому совету наверняка известно, на кого они выделяют деньги, — уже не так уверенно проговорила Грейнджер.