Часть 24 (2/2)

Учихи вышли из лифта. Тишину нарушали шаги и глухое шуршание колесиков чемоданов.

Теплый воздух приятно коснулся лица, едва взъерошил темные волосы на головах людей — троица двинулись домой.

— Совсем идти не можешь? — колкий взгляд скрипача коснулся ног женщины — то, что Микото сильно хромала, трудно было не заметить и просто... просто так оставить.

— Что? — удивилась она, заметив куда смотрит мужчина. — Нет, все в порядке, — залепетала и поковыляла дальше. — Я дойду. Тут близко.

Саске заметил этот серьезно оценивающий взгляд дяди, обращенный в спину матери. Как вдруг тихо:

— На, — скрипач даже и не посмотрел на своего племянника, а просто протянул ручку чемодана.

Завороженный... хотя, скорее всего, странному ступору молодого Учихи служил виной страх за всю эту ситуацию — где-то в глубине души было опасение, что все может просто рухнуть: что Микото откажется возвращаться в любой момент. Саске... хоть и противился осознанию этого, но по сути просто боялся разрушить то, что возвел Учиха Мадара.

И было душно и тошно от этого. От осознания собственной ненужности.

Все проходило мимо Саске, без Саске, хоть он рядом и стоял.

Он просто никому не нужен, даже собственной матери, которая еще ни разу за весь сегодняшний день не посмотрела на него дольше, чем полсекунды.

«Теперь не нужен», — и гадкая мысль самовольно коснулась мозга: если бы Итачи был рядом, он бы ни за что не бросил бы.

Хотя...

Он уже бросил, не так ли?

И единственное, что сейчас остается Саске — быть сумконосом. Вернее чемоданоперевозчиком.

Пианист видит, как дядя уже стремится к Микото, резко подхватывая на руки ту, которая никак не спешила проникнуться к своему младшему сыну сердцем.

— Мадара! — восклицает флейтистка, пытаясь вырваться. — Пусти меня на землю! Я дойду сама!

— Я не хочу слышать истерик Фугаку, — шикнул струнник, уколов родственницу взглядом. — Если потом от всей этой ходьбы у тебя совсем разболится нога, то успокоить твоего мужа мне снова будет непросто. Я обещал ему, что ты будешь в целости и сохранности.

Флейтистка прикусила губу, однако окончательно прильнуть к струннику себе не позволила.

Мадара двинулся вперед.

А пианист так и продолжал стоять на месте, с каждым чужим шагом осознавая, что... всем им и без него будет хорошо.

Так... может, оно и к лучшему? К чему весь этот театр друг перед другом? Но..:

— Ты идешь, Саске? — дядя оглянулся, притормозив. — Давай шустрее... Или уже не хочешь воссоединиться со своей семьей?