Часть 4 (1/1)

Учиха бесшумно юркнул к себе в комнату, закрывая дверь за собой на щеколду.

— ...я не могу сейчас приехать, — все раздавался решительный голос родственника в телефоне, который пианист прижимал к уху, — в Гонконге еще пару дней. Потом с оркестром едем в Пекин, там фестиваль на несколько недель. Меня дирижер не отпустит раньше, Саске — я до августа занят. Потом же должен вернуться в Киото по делам. Продержишься до этого времени? Как, кстати, Микото? В этом году у Токийской академии музыки столетие: меня пригласили, поэтому только к сентябрю смогу к вам приехать.

— Фугаку... — называть отца «отцом» в последние дни язык никак не поворачивался, — поднял на нее руку... в потасовке. И... она ушла...

Веки закрылись, словно пытаясь отгородиться от внутренних картин драки... избиения. Но разве так было можно?

— Что... — казалось, и без того твердый голос дяди никак не мог быть жестче, решительней... но он был таков в это мгновение, — ...он сделал?

Саске же молчит — уже все сказал, а повторять... вновь то, что отчетливо сказано и ясно уловлено как-то...

Пианист слышит тяжелый выдох на том конце провода. Некоторое молчание. Глухой удар? Видимо мужчина шибанул по столу кулаком.

— Твой папаша слушать меня не хочет! — рычит уже голос в трубке. — Конечно, зачем слушать младшего брата, который еще и не родной?! Знаешь, Саске... — дядя говорит внезапно тише, — ...мне все равно на вашу драму, но я прекрасно понимаю, что вся эта грязь, что случилась в вашей семье, может опорочить и мое имя. А мне это сейчас никак не сдалось.

— Знаю.

— У твоей матери все тот же номер? Я позвоню ей...

— Да.

— Будь на связи, понял? Чуть что — сразу звони или пиши мне.

— Ага, конечно, — неопределенная интонация: пианист и сам не знал, был ли в ней сарказм или же это звучала необходимая серьезность? Но парню почему-то было вообще все равно. Не было никакого желания разбираться в своих чувствах.

Впрочем, как и всегда. Безразличие, защищающее последнее, что оставалось внутри — куски разбитой души.

— Итачи на связь не выходил, не появлялся? — голос родственника звучит внезапно чуть тише.

— Дядя... — глухой выдох. Черный взгляд скользит к рамке: детская фотография с аники стоит на тумбочке, — ...я даже не знаю, кто это такой.