Часть 9. Глава 10 (2/2)
– Доброго дня! – между тем радостно приветствовал старика светящийся счастьем Стефано. – Мы с женой рады видеть вас в добром здравии!
– И вам не болеть! – широко улыбнулся господин Кобаяси и, оглядевшись по сторонам, спросил: – А где же твоя супруга? Снова прячется от меня?
– Нет, что вы, – покраснев, Хаякава выглянула из-за спины Стефано и склонилась перед стариком в почтительном поклоне. – Я не прячусь! Доброго вам дня, почтенный господин!
– К чему такие формальности?! – огорчённо всплеснул руками господин Кобаяси. – Разве мы чужие? Неужели я сделал что-то плохое тебе, твоей семье или твоим предкам, что ты не желаешь обнять старика?
– Э-э... – протянула Хаякава, не зная, куда девать глаза. – Нет, конечно...
– Или ты не рада моему подарку? – продолжал господин Кобаяси, широким жестом обводя оранжерею и (Хаякава искренне понадеялась, что это ей показалось) пару примыкающих к ней строений. – А я так старался сделать тебе приятное! Пятьсот сортов одних фиалок, не говоря уже о глоксиниях, стрептокарпусах и маленьком ящичке махровых гиппеаструмов – увы, только в виде луковиц, они недавно отцвели и сейчас пребывают в состоянии покоя...
На глазах Хаякавы выступили слёзы отчаяния. В душе кляня себя последними словами, она с трудом проговорила:
– Но это ведь получается уже в промышленных масштабах!!!
– И что?! – расхохотался старик. – Разве от этого мой вклад в Лапуту перестаёт быть подарком?
Хаякава смогла только помотать головой и молча уткнулась носом в необъятную грудь господина Кобаяси.
Чтобы не смущать супругу, Стефано тактично испарился. Господин Кобаяси и Хаякава остались одни.
– Ну-ну-ну, – пропел старик, ласково гладя молодую женщину по растрепавшимся чёрным волосам. – Не надо плакать! Я рад доставить тебе это небольшое удовольствие! Кстати... – он оглянулся вокруг и, увидев пробегающую мимо Лею, жестом подозвал её.
– Куда ты подевала книжку с описанием сортов? – вполголоса спросил он.
– В кабинете, – так же тихо ответила Лея. – Принести?
Господин Кобаяси молча кивнул.
Услышав слова старика, Хаякава подумала, что речь идёт о небольшой книжице, напечатанной в типографии на дешёвой серенькой бумаге, вроде тех, что каждую весну продавались в киосках Энска, и едва не лишилась чувств, увидев в руках Леи огромный пухлый фолиант в красивой клетчатой обложке, украшенной золотым тиснением, между страниц которого свешивался кончик шёлковой закладки, богато расшитой золотом и украшенной бахромой из мелкого радужно-алого бисера.
– Что это? – расширив глаза от удивления, спросила она.
Лея с широкой улыбкой протянула ей фолиант. Хаякава открыла его наугад, перевернула несколько страниц и ахнула: каждое описание было написано вручную, красивым мелким почерком самого господина Кобаяси или другими, не менее изящными, и снабжено красочными иллюстрациями, представляющими то или иное растение во всех стадиях развития.
Пробежав глазами несколько страниц, Хаякава подняла на господина Кобаяси сияющие глаза и восхищённо проговорила:
– Это же настоящее сокровище!!! А как интересно написано! Читаешь, словно приключенческий роман!
– Непосвящённый вряд ли с тобой согласится, – добродушно засмеялся господин Кобаяси, – но такой человек, как ты или твой дорогой супруг, увлечённый своей работой и беззаветно любящий природу, безусловно, оценит эти записи. А теперь не желаешь ли оценить масштаб бедствия, учинённого нами в твоё отсутствие?
– Ой... – Хаякава снова побледнела и оглянулась на Лею, ища у подруги поддержки.
– Всё нормально, – проговорила Лея таким уверенным тоном, что Хаякаве стало уже просто страшно. – Мы тут немного поработали, ну и...
– Пошли, – обречённо кивнула Хаякава, догадываясь, что её ожидает. – Я хочу это видеть.
– Я тоже, – склонил голову господин Кобаяси. – Вы так энергично взялись за дело, что мне не терпится поглядеть, что же у вас получилось.
Медленно, приноравливаясь к величественной поступи старика, они направились к оранжерее.
Несколько мгновений Лея молчала, потом прикусила нижними зубами верхнюю губу, подумала и спросила:
– Дедулечка, скажи, почему рабочие, которые разгружают ящики с инвентарём и растениями, одеты в белое? Даже перчатки у них белоснежные и, как мне кажется, не резиновые! Разве не практичнее был бы, к примеру, серо-коричневый, а то и чёрный цвет?
– Ты наблюдательна и умна, моя дорогая, – удовлетворённо кивнул господин Кобаяси. – Безусловно, какой-нибудь немаркий цвет более практичен. Те, кто трудится на тяжёлых работах, носят именно такие робы. Однако, имея дело с хрупкими растениями и предметами, требующими бережного обращения, рабочие должны проявлять аккуратность. Белая, без единого пятнышка, форма – отличительный признак их профессионализма.
Лея благодарно улыбнулась деду, а про себя подумала: «Надо бы и у нас ввести такое правило! Это же так удобно: вместо сотни сомнительных рекомендаций просто взглянул на человека в конце рабочего дня и сразу понял, на что он годен».
Сам господин Кобаяси был одет очень строго, даже аскетично: в просторный халат из тёмно-серого со стальным отливом бархата, скромно расшитый по вороту и рукавам мелким речным жемчугом. Заметив взгляд внучки, он кривовато ухмыльнулся и извиняющимся тоном проговорил:
– Господин Соммерсби – во всех отношениях превосходный человек, но своё транспортное средство содержит в ужасающей грязи... Я был вынужден одеться попроще вопреки своим правилам и даже рискуя вызвать осуждение моих дорогих родственников...
«Бедняга Соммерсби, – подумала Лея. – А ведь он три часа поливал из шланга свой вертолёт и чуть не до зеркального блеска полировал сидения, чтобы лететь за господином Кобаяси! Ну и дед...»