Часть 9. Глава 3 (2/2)

Акиро, до этого с делано равнодушным видом сидел в стороне и листал свои записи, наконец, не выдержал и тоже присоединился к ним.

То, что происходило в ближайшие полчаса, больше походило на какую-то игру. Генри рисовал самые разнообразные овощи и фрукты, а Кохакунуси их наперебой угадывали.

- Виноград..! Лимон..! Банан..! Да сам ты банан, это же баклажан! Малина..! Клубника..! Помидор..! А может быть томат? Картофель..! Буряк..? Тьфу, ты свекла!

Едва звучало нужное слово, пришелец стирал изображение и принимался за новое. Когда все участники этой забавы выбились из сил, а лист оказался настолько затерт ластиком, что стал едва ли толще папиросной бумаги, Генри, наконец, отложил альбом и вновь откинулся в кресле, глубоко задумавшись. Кохакунуси столпились вокруг него, чего-то ожидая.

Видя, что все взгляды обращены к нему, пришелец сделал над собой усилие и, широко открывая рот, заговорил.

- Бла-го-да-рю, - медленно, по слогам произнес он. Первое слово, словно осторожно проворачиваемый в замке заржавленный ключ, отперло сдерживаемый до недавнего времени поток речи. Генри начал рассказ, с каждой минутой оживляясь и говоря все лучше и лучше.

***

Директор сидит прямо напротив своего подчиненного, опираясь на подлокотники глубокого кресла с высокой спинкой, пристально смотрит ему в глаза, мелко барабанит когтями по лакированному столу и молчит. В комнате царит прохладный полумрак, только из неплотно прикрытой двери просачивается тонкий лучик света, падая на иссиня-черную шерсть руководителя. Кажется, предстоит неприятный разговор...

- Ты что же это задумал, Генри? - раздается наконец вкрадчивый голос. - Бежать от нас собрался?

Первый порыв придумать правдоподобное оправдание тут же меркнет и сменяется осознанием того, что солгать не выйдет.

- Да... - Голос подчиненного звучит виновато.

- И куда же, позволь узнать? - продолжает допытываться директор.

- На Землю, - следует такой же тихий ответ.

- И что же ты там забыл? - продолжается допрос. - Неужели тебе здесь плохо?

- После последнего вторжения на Землю я не могу больше оставаться в стороне. - Голос подчиненного уже звучит менее виновато и в нем начинают слышаться решительные нотки. - Мне нужно им помочь.

- Помочь? - переспрашивает директор. - Чем же ты им поможешь?

- Пока не знаю, - подчиненный вновь поникает.

- А вот я знаю, - берет деловой тон директор. - Служи дальше в контрразведке, сообщай нам о нарушениях, а я буду доводить эти сведения до ассоциации.

- Я просил назначить меня на пост хранителя... - напоминает подчиненный.

- Хранители нужны, когда раса не может самостоятельно решить свои проблемы! - Голос директора начинает опасно вибрировать. - Если ассоциация не сочла нужным назначить хранителя, значит на это у нее есть веские причины.

- Но ведь вы могли сделать для меня исключение! - жалобно восклицает его собеседник.

- Это самоуправство! - отчеканивает директор. - Без решения ассоциации я не в праве самостоятельно назначать хранителей, ведь есть закон ”о невторжении в жизнь...”

- ”...разумных биологических форм жизни, не достигших космической эры”, - подхватывает подчиненный. - Вот только Демокрия с этим законом не хочет считаться.

- Ассоциация на всех может найти управу, - разводит руками директор. - И уж тем более на Демокрию.

- Но какой ценой?! - подчиненный тоже повышает тон. - Сколько еще несчастных гуманоидов должно пострадать, чтобы ассоциация, наконец, пошевелила своей...

- Осторожнее, Генри, - урожающие шипит директор. - У этих стен есть уши!

- Вы не понимаете... - звучит робкое оправдание. - Они дали мне имя, они стали мне как родные!

- А когда ты поймешь, что спасение человечества - это твоя работа?! Обычная работа вроде прочистки канализационных стоков?! - рявкает директор.

В кабинете повисает неловкое молчание. Оба собеседника неотрывно смотрят друг на друга.

- ”Родные”? - Директор берет себя в руки и с усмешкой продолжает диалог. - Прелестные же у тебя ”родные”: перебили друг друга, загадили свою планету, так что жить стало негде, а когда мы пришли кашу за них расхлебывать, чуть и нас в расход не пустили.

- Этого не повторится, - следует уверенный ответ подчиненного, - мы ведь им помогли! Очистили планету от избыточной радиации, уничтожили опасные вирусы, насадили вырубленные леса...

- По их летоисчислению уже восемьдесят годков прошло, - перебивает директор. - Они уже забыли нас, глупец!

- Встречи не забываются, они просто не могут их вспомнить, - следует философский ответ.

- Ладно, - директор, махнув лапой, устало откидывается в кресле. - Лети куда хочешь. Но напоследок у меня будет к тебе только одна просьба. Если покинешь корабль, больше никогда не возвращайся и не привлекай внимание ассоциации. Не создавай нам дополнительных проблем.

- Спасибо, господин директор, - подчиненный встает из кресла, почтительно кланяется и направляется к выходу

- Ты хороший малый, Генри, - раздается ему в след. - Надеюсь, тебя не сожрут каннибалы или хищники... Да, и передай Юре Задорожному, что его мать в порядке. Если, конечно, вы когда-нибудь встретитесь.

- Непременно, господин директор! - Дверь за подчиненным затворяется.

Довольный собой, Генри вприпрыжку бежит по коридору к стыковочным шахтам, где его уже с нетерпением поджидает инженер.

- Ну, как все прошло? - спрашивает он. - Директор дал тебе вольную?

- Дал! - Его собеседник светится от счастья. - Билет в один конец мне обеспечен!

- Ну, удачи тебе там. - Инженер, кажется, не разделяет ликования своего товарища, но тому не до него.

Он занимает место в небольшом шаттле и пристегивается. С шуршанием закрывается фонарь кабины. Через несколько секунд с мерным гулом начинают работать двигатели. Их шум перекрывает свист выходящего из шлюзовой камеры воздуха, а затем створки гермодверей медленно открываются. Инженер подходит к толстому стеклу и поднимает лапу, как бы прощаясь. Пилот отвечает тем же.

Хлопок и последовавший за ним резкий толчок от катапульты выбрасывает крохотный аппарат в бескрайние просторы космоса. Несколько секунд он покачивается, затем плавно разворачивает нос по направляению к огромному голубому шару. Включаются маршевые двигатели и планета начинает стремительно приближаться.

Выход на орбиту. Включаются реверсы, скорость шатла падает - формируются апогей и перигей орбиты. Теперь можно немного отдохнуть: притяжение Земли уже не отпустит шаттл. Несколько минут ожидания - и вновь включаются реверсы, перигей уходит в атмосферу.

Вход в атмосферу. Стекло кабины затемняется, становится угольно-черным, но не смотря на это видны языки пламени, охватившие шаттл. Корпус мелко вибрирует, а кровь приливает к голове. Противоперегрузочный костюм надувается и сдавливает задние лапы и живот пилота, не давая потерять сознание.

Пилот плавно тянет штурвал на себя. Перегрузки спадают, но шаттл начинает неприятно раскачивать. За бортом ничего не видно, все застилает пелена тумана. Пилот принимает решение спуститься под облака и поискать посадочную площадку.

Это было его ошибкой. Под облаками свирепствует снежная буря. Двигатели не выдерживают объема поступающей в них воды и останавливаются. Гаснут приборы, слышится только шум ветра и тиканье остывающего металла.

Пилот отчаяно борется со строптивым аппаратом. Без гидроусилителей штурвал очень тяжело отклонить, приходится тянуть его обеими лапами. Переложить стабилизатор с пикирования на кабрирование не удается, закрылки без электричества также не выйдут.

Остается только одно... Левая лапа нащупывает под сиденьем ручку и тянет ее. Фонарь срывается и улетает в снежную мглу. Далее кресло резко выбрасывает своего пассажира. Хлопок раскрывающегося парашюта - и тишина. Вот так неприветливо встретила Земля своего нового жителя.