Часть 5 (2/2)
— Если хочешь рассказать.
— Да ничего, заебался просто.
Хазин, почти не жуя, умудряется сточить целый сет. Еда остаётся одной из немногих вещей, которая его стабильно радует. Вот и обжирается за троих, благо метаболизм позволяет.
На дергающуюся ногу опускается тяжелая ладонь. Хазин замирает. Проходит ещё несколько секунд, прежде чем до погружённого в чтение Грома видимо доходит, что именно он сделал. Он торопливо убирает руку, и коже на контрасте становится холодно.
— Кстати, за что на этот раз Прокопенко тебя полоскал?
Гром мгновенно мрачнеет.
— Если хочешь рассказать, — цитирует Хазин Димку и гиенисто хихикает. Гром тоже усмехается.
— Да так. С одним генералом не сошлись во мнениях на тему чести мундира. Федор Иванович беспокоился вот.
— Чей мундир пострадал?
— Ничей. Пока. Но если этот ублюдок еще раз подумает, что ему здесь рынок вместо правосудия, то не мундир пострадает, а лицо.
Слабоумие и отвага, ей-богу. И вроде не пятнадцать. Хазин никогда не задумывался, сколько Игорю лет. Чуть за тридцать? А уже майор. С его какой-то бараньей честностью удивительно.
В тот день Волков на работе так и не появляется. Хазин едет домой, преодолевая желание зарулить в магазин. Сейчас это может плохо закончиться. В пробке он заказывает какое-то непомерное количество еды.
Сегодня четверг. Если завтра еще можно будет уйти в работу, то как теперь переживать выходные — хер знает.
До доставки еще минимум час. Хазин мечется по квартире, зажевывает оставшиеся фрукты, пьет несколько чашек чая подряд.
Голод, злость и усталость — его худшие враги. С голодом разобраться легко, а куда девать злость на весь мир и усталость от жизни — хуй знает.
Справляться с любыми сильными эмоциями без «обезболивающих» Хазин так и не научился. Хочется хотя бы напиться, но в квартире нет ничего крепче чая в пакетиках. Алкоголь — прямой путь обратно. Любое ослабление воли, на самом деле, путь обратно.
Хазин находит брошенный на комоде в прихожей телефон, открывает нужное приложение. Восемь месяцев и четыре дня чистоты. После такого перерыва даже от травы… стоп.
Огромный плюс переезда в том, что в новом городе нет никаких контактов. Пока найдешь, где купить не говно, передумаешь срываться. Ну, Хазин так себе это представлял.
— …дай мне разум и душевный покой принять то, что я не в силах изменить, мужество изменить то, что могу, и мудрость отличить одно от другого, — Хазин повторяет это несколько раз, намеренно пропуская обращение к богу. В богов он не верил. А если есть кто-то, кто допустил все это, пошел он на хуй.
У Хазина и реабилитация вызывала такое отторжение, потому что во всех программах неизменно были какие-то религиозные мотивы. Все эти группы, ритуалы, молитвы — сектанство, а не медицина.
Время движется как-то смертельно медленно. Хазин садится на диван, открывает список с безопасным контентом. Прости, БоДжек, не в этот раз. В этой комнате уже хватает одного мудака с проебанной жизнью.
На самом деле, Хазин прекрасно понимает, что полная социальная реабилитация ему не грозит. Для людей он навсегда останется торчком, да и для себя в первую очередь. Он не умеет заводить друзей. От отношений с ним любому нормальному человеку нужно бежать и подальше. Кокс хотя бы давал ответы на вопросы мироздания. А как и нахуя чистым жить — еще пойди разберись.
В последнее время цели были простыми. Не сорваться в эту минуту. Продержаться еще день. Организовать переезд. Найти работу. Все еще не срываться. Быт вроде как затягивает. Но стоит чуть выбиться из состояния легкой апатии, как под кожей начинает зудеть. Одна эмоция, и работа долгих месяцев идет прахом.
Хазина не ждет ничего ни завтра, ни через десять лет. Перетерпеть, справиться, дожить. Чтобы что? Типа жизнь пережить? С зависимостью ему хотя бы было похуй на зияющую пустоту внутри и снаружи.
Чистота нужна тем, кому есть ради чего. Бога там, семьи, целей — неважно. Хазину ни хуя уже не надо. Лишь бы не чувствовать боль. Он так и замирает с пультом в одной руке и телефоном — в другой.
Нужный контакт в телефонной книге находится быстро. Гудок, еще один. Не возьмет, наверное…
— Алло? Петя, привет.
Хазин понимает, что до этого не дышал. Он сглатывает и жмурится.
— Привет.
— Как ты? Почему трубки не брал? — звонкий голос не умеет звучать осуждающе.
— Кира, я переехал. В Питер. Подумал, что так будет лучше.
— Ты в порядке?
Его спонсор, Кира, должна была получить медаль за мужество и отвагу. Она видела худшие эпизоды ломки Хазина, выслушивала все проклятия и собрала бинго из сложносочиненных оскорблений.
Кира употребляла несколько лет. Потом прошла лечение, восстановилась в мединституте и в итоге пришла к помощи вот таким вот пропащим.
— Да. В относительном. Но чистый.
— Что-то произошло?
— Встретил парня, с которым был знаком в студенческие годы. Он припомнил мне кое-что… Кир, я не понимаю, зачем мне все это.
— Ты в Питере на группы ходишь?
— Нет, как-то не до того было.
— Петь, пожалуйста, найди группы. Хотя бы пару раз в неделю. По-хорошему, тебе бы еще на психотерапию вернуться.
— Я знаю.
Они говорят до тех пор, пока в домофон не звонит курьер. Хазин решает сменить номер телефона. И из старой жизни его новые контакты получит только Кира и, наверное, мать.
— Мужик, ты не куришь? — спрашивает Хазин у курьера.
— Курю, а что?
Хазин протягивает ему блок своих Marlboro, всего одну пачку оттуда выкурил.
— Бери. Я бросить решил.
В итоге ужинает Хазин под диснеевский мультик «Душа». Загрузился еще сильнее, стоит все-таки начать читать о том, что собираешься смотреть.