44. Нервы (1/2)
Что ценнее — любить самой или быть любимой? Сгорать от страсти и жажды или быть окруженной нежностью и теплом? Что если бы можно было выбрать только что-то одно?
Таня по-прежнему сидела на капоте, не чувствуя холода через теплый подол куртки, кутаясь носом в воротник и гоняя во рту жевательную резинку, чтобы перебить запах сигарет во рту. Не очень-то хотелось, чтобы Кипелов знал о том, что она курит. Пусть даже и совсем немного. Если даже Никита был недоволен, то что тогда говорить о нем… О Кипелове. Не смотря на то, что порой вела себя слишком капризно и откровенно провоцировала мужчину, все же Таня безотчетно боялась его строгости, его импульсивного гнева, который могла вызвать любая из ее оплошностей.
Мимо время от времени проходили люди, мелькая серыми безликими силуэтами, а девушка, прикрыв глаза, силилась ухватиться за те остатки тепла, что дарила ей преданная забота Никиты. Сердце пело в груди от мысли о том, что она не одна на этом свете, что кто-то готов на все ради нее. Он не отвернулся. Не отвернулся и остался рядом, даже не смотря на то, что она раз от разу упрямо отвергала любые его попытки уберечь ее от слез и переживаний. От этой мысли душа подпрыгивала и делала сальто, ведь Тане всегда, с самого детства казалось, что ее чаяния и мечты абсолютно никого не волнуют и даже наоборот — тяготят. «Вот если бы я была в него влюблена, наверное, из нас получилась бы довольно красивая пара, — позволила себе помечтать Таня и даже немного улыбнулась, смутившись от собственной мысли, и от того еще глубже угнездилась носом в воротник своей куртки, но от следующей мысли улыбка тут же покинула ее лицо. — Ах, как бы мне хотелось, чтобы на месте Никитки был мой Валера — чтобы именно ему я рассказала все-все о себе! Вот только остался бы тогда он рядом со мной? Быть может, плюнул бы на все, посчитав, что из-за меня у него может появиться слишком много проблем, и ушел бы в закат — навсегда к своей жене…»
Девушка неприятно поежилась, сжав посильнее кулаки к карманах, но в следующие же секунды постаралась прогнать из головы мысли о семье Валерия, о его прошлом, которое, кто знает, быть может, еще станет вновь его настоящим. «Кипелова Татьяна,» — примерила она мысленно фамилию к своему имени, прошептав эти два слова, словно заклинание, в воротник, и ощутила, как моментально запылали щеки и затрепетало сердце в груди. Еще будучи совсем юной и несмышленой девчонкой, как только впервые увидела фотографию Кипелова в интернете, она первым делом, как и любая другая по уши влюбленная в своего кумира девочка, размечталась о том, чтобы выйти за него замуж. Позднее эта мысль померкла, как только девушка подросла, повзрослела, и жизнь лишила ее сердечной невинности, которая есть наивность и простодушие неопытной души. Прежние полудетские глупые фантазии стали казаться глупостью, одновременно уступив место более томным мечтам и смелым порывам созревающего тела. Чувства изменились, но никуда не пропали. И вот сейчас те самые наивные мысли вновь взметнулись в голове, только уже совсем в других оттенках. Теперь Тане мечталось занять место той, что была с Валерием всю жизнь, с юных лет, и о которой он не раз так тепло говорил в своих интерью, что всегда бесило девушку до скрежета зубов. А иногда и до слез в подушку. Она хотела стать той, которая навсегда останется для Валерия пусть не первой, но зато последней, роковой женщиной в его жизни. Той, которую он не забудет больше никогда, до конца дней. Вот только к собственному разочарованию чувствовала она себя рядом с ним лишь любовницей, которая, быть может, бередит, манит и сводит с ума едва ли не в прямом смысле, но… Вдруг Таня вспомнила о том, что слишком долго Валерий не возвращается, и бросила встревоженный взгляд в сторону больничного крыльца.
Кипелов вот уже несколько минут после ухода Никиты стоял чуть поодаль от двери на крыльце центрального больничного входа, наблюдая за Таней и пытаясь успокоить водоворот чувств, распиравших грудь и сбивавших дыхание. Уже ставшие привычными жгучая ревность и злость на молодого соперника вызывали острое желание хорошенько врезать ему кулаком по лицу. А потом и по корпусу. И, может быть, еще добить ногами. Ногами… Валерий усмехнулся сам себе, ощущая непривычную прохладу в том месте, где раньше был тяжелый гипс, и сдержанно улыбнулся. Но окутавшая на миг все его существо радость быстро развеялась одним лишь предателским шепотом разума: «А со стороны они выглядят как настоящая влюбленная парочка. К тому же очень красивая парочка.» Кипелов чуть не простонал в голос, ощутив вдруг себя совсем лишним и ненужным, как будто вся радость моментально покинула его, оставив в сердце лишь обжигающий холод и тоску.
— Мужчина, отойдите! Весь проход загородили! — раздался за спиной неприятный визгливый голос, громкий и полный негодования, и Кипелов, дернувшись, быстро отошел в сторону, пропустив женщину вперед. Она деловито толкала инвалидную коляску с сидевшей на ней грустной старушкой с почти бесцветными безразличными глазами, совершенно высохшей и беспомощной. Решив не отвечать возмущением на возмущение, рокер вдруг подумал, что она так брюзжит совсем не от беспробудного счастья. В конце концов, у каждого в жизни есть своя боль, которая не дает душе забыться и упорхнуть в высь, все время приколачивает к земле, как тяжелые капли дождя прибивают дорожную пыль посреди знойного летнего дня.
Опомнившись от мыслей, он вновь взглянул в сторону Тани и совершенно неожиданно для себя встретился с ее взглядом. На ее милом личике распустилась, как весенний цветок, искренняя, полная радости улыбка, и она запрыгала на месте и принялась размахивать руками, привлекая к себе его внимание. Но почему-то навстречу не побежала. Валерию это показалось странным, однако усмехнувшись, он медленно похромал по ступенькам вниз ей навстречу. «А вот и моя боль… со вкусом счастья. Или счастье со вкусом боли», — подумал про себя мужчина, глядя на свою молодую любовницу. Она так смешно всем лицом и телом выражала свою несдержанную, плескавшуюся в ней фонтаном радость, что Кипелов и сам улыбнулся, на время позабыв прежние, одолевавшие его всего каких-то пару минут назад неприятные чувства. Уже взрослая по паспорту, но по поведению порой сущий ребенок, Таня вызывала в нем попеременно то безграничную похоть, то чистейшее умиление. Все как прежде. Как всегда.
Когда между Валерием и Таней осталось всего метров пять, девушка не выдержала — широкими прыжками бросилась к нему и повисла у него на шее, едва не сбив с ног.
— Таня! Я с тобой точно все руки-ноги переломаю, черт бы тебя побрал! — проворчал недовольно Кипелов, пытаясь удержать равновесие с помощью уже надоевшего хуже горькой редьки костыля и попутно отпихнуть от себя девушку свободной рукой. — Придушишь же! Да ё…
Последние слова Кипелова утонули в сладком Танином поцелуе. Кипелов тут же разомлел и всецело поддался ласке. Он обожал ее мягкие губы, нежные и безупречно вкусные. Да, именно вкусные. Этот вкус ее губ он, пожалуй, уже выучил наизусть и узнал бы из тысячи других. Не успел он в полной мере ответить взаимностью и перехватить инициативу, как девушка вдруг отпрянула от него, лукаво улыбнулась и с укором в голосе прощебетала:
— Материться в публичных местах — это плохо!
— Что? — не понял Валерий и тряхнул головой. Не успел он еще отойти от внезапного поцелуя, как Таня тут же снова огорошила его какой-то очередной своей каверзой. — Я не матерюсь!
— Да-да, конечно. Говори это кому угодно, но я-то знаю, что ты тот еще сапожник, — с улыбкой до ушей поддела Валерия девушка.
— Это другое.
— Это другое, пф-ф-ф, — передразнила она его, закатив глаза.
— Я не ругаюсь, где попало, — вполне обоснованно возмутился рокер. — И перестань паясничать, что за детский сад? Я вообще-то собирался сказать «ёперный театр». И сказал бы, если бы ты мне рот не заткнула.
— А-а-а… Да? Я думала, ты хотел сказать твое любимое «ёбаный в рот». Ой! — Таня моментально смутилась и смешно прикрыла рот ладошкой, попутно невинно похлопав ресницами, мол это не я сказала. Кипелов с глубоким вздохом закрыл лицо ладонью и покачал головой.
— М-да, — проворчал он, нарочито медленно убрав руку со своего лица.
— Ну подумаешь, ошиблась немножко! — фыркнула в ответ на этот жест Валерия Таня и в попытке быстренько уйти от неловкого конфуза тут же принялась щипать его за бедро. — Ну-ка, что тут у нас?
— Таня! Твою ж… — довольно громко выпалил Кипелов, совершенно ошарашенный таким поворотом событий, из-за нервозности грубовато отпихивая от своей ноги Танины руки, которые уже во всю бесцеремонно его тискали, но тут же прервал начатую было пламенную речь, осознавая ее неуместность посреди больничного двора, по которому то и дело сновали прохожие и медицинские работники, и закончил ее уже сквозь стиснутые зубы, резко перейдя на шипение, — мать! Перестань. Что люди подумают?
— Что парочка немножко нежничает в порыве чувств, — невозмутимо ответила девушка, оставив, наконец, его бедро в покое, и по-ангельски улыбнулась, пристально посмотрев Валерию в глаза.
— Парочка! — сдержанно воскликнул Кипелов и всплеснул свободной рукой.
— Да, а что здесь такого? Парочка как парочка.
— Парочка — это когда более или менее ровесники. А у нас разница в возрасте играет не в нашу пользу. Для многих это моветон, знаешь ли, — полушепотом сказал рокер, но мимикой весьма красноречиво возмутился.
— Ой-ой! А наш поцелуй пару минут назад — это не моветом? — уткнув кулаки в бока и вытянув вперед шею, с вызовом воскликнула девушка.
— Мо-ве-тон, Таня, — поправил ее мужчина, закатив глаза и уже начиная терять самообладание.
— Моветом, моветон — чего ты ко мне придираешься, училка великовозрастный?! — продолжала дерзить Таня, все сильнее распаляясь и искренне не понимая подобные переходы любовника на эмоционально сухое и совершенно формальное, холодное поведение на людях, словно между ними и вовсе не было жаркого секса еще утром…
Кипелов сжал кулак и с большим трудом, сжав губы и нахмурившись, сдержал порыв эмоций. И медленно, шумно вдохнул полной грудью морозный воздух. Колючими иголочками он обжег нос и горло, оттянув все внимание на эти неприятные ощущения, отозвавшиеся легкой волной муршек по коже под пуховиком, и почти сразу мужчина пришел в себя.
— Перестань делать мне мозг. Ты сама меня поцеловала. Я приличия соблюдаю, в отличие от тебя, — нравоучительным, уже совершенно ровным тоном тихо произнес Кипелов, выставив между ними поднятый вверх указательный палец и одарив девушка холодным строгим взглядом.
— А разве ты был против? Я что-то не заметила, — не унималась Таня, не обращая внимания на палец и нарочито суровый вид любовника.
— Будешь тут с тобой против, — фыркнул мужчина и отвел вгляд в сторону, уже порядком устав играть в нелепые перепалки со своей молоденькой и по-девичьи взбалмошной любовницей и вернувшись, наконец, в желанное состояне снисходительной уверенности старшего, в котором лишь отчасти все еще плескалось не до конца успокоившееся задетое женской дерзостью мужское самолюбие. — Все, проехали.
— Да, проехали! — смешно и как всегда по-детски попыталась перехватить инициативу Таня, как будто бы последнее слово в споре означало для нее победу. Это был, в сущности, пустяк, более того, она даже допускала, что подчиниться любимому мужчине, стать пред ним кроткой — это, наверняка, правильно и, быть может, еще и означает особое, еще неведомое ей наслаждение, но именно сейчас так и подмывало спорить с ним по любому, самому мизерному поводу, играть у него на нервах и ходить по краю. По краю, чуть ступив за который, можно было по неосторожности унизить его как мужчину, и вот тогда — пиши пропало! А уж Таня знала, каким может быть Кипелов, если сгорит его внутренний предохранитель…
От этой мысли ей стало немного не по себе, и девушка тут же решила как можно быстрее перевести разговор в другое русло. Которое, к слову, ее занимало куда больше с самого начала их поездки в Москву. Справившись с непрошеной тревогой, она улыбнулась, насколько могла, лукаво и указала пальчиком вниз, очевидно двусмысленно, при этом почти шепотом произнеся:
— Ну? Как ощущения?
— Какие ощущения? — сделав вид, что не понял вопроса, Валерий отфутболил эту двусмысленность обратно Тане.
— Ну, там… — нарочито томно и с придыханием ответила девушка, поиграв бровями.
— Где там? — театрально спросил Валерий, включив на максимум режим «дурачка».
— Там, где мне нельзя тебя трогать, — добавив эротичных ноток, прошептала девушка, приблизившись к его уху почти вплотную. — Теперь там хорошо?
— Там… немного непривычно, — растягивая слова, в тон ответил Кипелов, кое-как справившись с волной мурашек, предательски пробежавших от головы к паху.