43. Я не хочу разумно и правильно (1/2)

Автомобиль плавно въехал в больничный двор и подкатил к зданию с дальнего торца. Таня отстегнула ремень безопасности, засуетилась в кресле со своим рюкзачком и начала выбираться на улицу.

— К врачу я дойду самостоятельно, — холодно отрезал Кипелов, давая понять, что возражения принимать не собирается.

Таня с грустью смотрела, как мужчина медленно удаляется в сторону больничного крыльца, а затем непроизвольно грустно вздохнула. «Какой же он упрямый! И ревнивый…» — мысленно заключила девушка и уронила голову на грудь. Она была разочарована тем, что не сможет, как мечтала еще вчера, сопроводить любимого мужчину к доктору и потом увидеть искорки радости в его глазах пополам с улыбкой на лице, когда он услышит новости относительно своего здоровья. Таня обожала его улыбку — широкую, открытую, но с легким оттенком почти хищной хитрости. И как он вообще мог просто так взять и оставить ее наедине с Никитой? Девушка никак не могла понять логику Валерия, если таковая вообще была сегодня в его поведении. Но уж точно ей была невдомек мужская гордость со всеми из нее вытекающими.

— Давай-ка выйдем на улицу, — хлопнув ладонями по рулю, будто устав выдерживать нависшую паузу, ободряюще сказал Никита, повернулся к Тане и радушно ей улыбнулся, мягко тряхнув за плечо.

— А-а-а, нет, — словно очнувшись, наконец, ото сна, нараспев произнесла девушка и неприятно поежилась, — не хочу здесь засветиться ненароком…

— Это уже паранойя, ты не находишь? — сиронизировал Никита и легонько пихнул ее в бок.

— Это никакая не паранойя! Я же тебе говорила, — выпалила Таня и обиженно надула губы.– Ты моего отца совсем не знаешь…

— Да пошутил я. Как выяснилось, неудачно, — ответил Никита, продолжая улыбаться и не убирая руку с плеча девушки. — Нет здесь камер, я не просто так припарковался именно в этом месте, — хитро прищурился он.

— Правда? — недоверчиво спросила Таня, испытующе глядя другу в глаза.

— Нет, блин, подставить тебя хочу! — расхохотался парень от того, что подруга так легко принимает все за чистую монету и удивленно хлопает ресницами.

— Все вы, мужчины, такие придурки! — беззлобно возмутилась девушка и тут же крепко обняла друга. — Спасибо тебе! За понимание. И заботу.

Минут через пять Таня и Никита сидели рядышком на капоте автомобиля, без слов вглядываясь в падавшие с неба пушистые хлопья снега и думая каждый о чем-то своем. Наконец парень достал из кармана пальто сигареты и зажигалку.

— И мне дай тоже, — тихим суховатым голосом произнесла Таня так неожиданно, что ее друг едва не вздрогнул от удивления.

— С каких это пор ты куришь?! — удивился он, развернулся к девушке всем корпусом и посмотрел строго в глаза. — Что-то я не припоминаю, чтобы ты при мне хоть раз это делала. Он что ли научил? — добавил Никита и кивнул в сторону больничноно здания.

— Ну… — неопределенно протянула Таня в ответ. — И да, и нет…

— Плохо он на тебя влияет, — прокомментировал эту неопределенность парень и вытащил из пачки ровно одну сигарету.

— Он сам до недавнего времени не курил. Может, это я на него плохо влияю, а не он на меня, — фыркнула девушка. — К тому же он, как и ты, тоже никогда не видел меня с сигаретой. И вообще дай сюда! — Таня тут же бесцеремонно выхватила пачку из рук друга.

— Упрямая девка! — Никита покачал головой и, поднеся зажигалку к сигарете подруги, которую та только что вытянула из пачки, чиркнул ею.

— Прямо ему под стать, — ехидно ответила Таня, сделала первую затяжку и услышала невеселый смешок друга.

— У вас с ним пробемы? — осторожно поинтересовался Никита, буквально кожей ощущая напряжение подруги. Ее состояние ему совершенно не нравилось, как и само присутствие Кипелова в ее жизни.

— С чего это ты так решил? — вопросом на вопрос ответила Таня и выпустила струйку дыма в сторону, обхватив себя левой рукой, словно пытаясь спрятаться от всего мира.

— Да брось. Для этого даже не нужно быть телепатом. Достаточно увидеть его ро… лицо, — еле сдержался и быстро поправился парень. Девушка никак не обреагировала, лишь опустила голову и меланхолично стряхнула пепел на снег. Эта ее реакция озадачила Никиту. На упоминания Кипелова в их разговорах она всегда реагировала бурно — поначалу, после печальных событий, просто все время плакала, спустя время чаще злилась, позднее и вовсе стала огрызаться и резко переводить тему. Сейчас же она попросту смотрела вникуда, как будто думая о чем-то своем, и даже не сопротивлялась его попыткам ковырнуть ее душевную рану. Он действительно хотел, чтобы эта странная, терзающая его подругу связь со слишком взрослым для нее и по факту все еще женатым мужчиной, едва не толкнувшим ее в пропасть, однажды распалась и забылась ею со временем, как страшный сон. Но хоть немного давить на Таню он был не в силах. С кем угодно он мог быть жестким, но только не с нею. Никита и сам удивлялся, как эта молодая особа умудрялась так легко и просто вить из него веревки и заставлять делать все, что ей было нужно. Он готов был весь мир бросить к ее ногам за одну ее ясную улыбку и нежный взгляд. Смотреть на то, как она снова и снова прощает своего мучителя и так преданно глядит в его глаза, было невыносимо, и все, что он мог — лишь попытаться достучаться до ее сердца и подтолкнуть к верному решению уйти навсегда, закончить эту неприглядную историю, закрыть исчерканную, перепачканную уродливыми кляксами страницу жизни раз и навсегда.

— Да, ты прав. Мне с ним очень непросто, — как-то слишком уж отрешенно протянула Таня, плавно процеживая сквозь напряженные губы дым и отрешенным взглядом наблюдая за тем, как переливаются красноватые блики в сером пепле сигареты. — Порой я его совершенно не понимаю. В нем… — она на мгновение замерла, словно удивившись собственному умозаключению, — как будто живут два разных человека. И они так быстро иногда переключаются между собой… Знаешь, вот так — чик-чик, а я не успела подстроиться, и все летит к чертям. Иногда бывает так… Так восхитительно, что я хочу тут же позабыть обо всем на свете и потеряться в нем, раствориться, растаять. А бывает наоборот. Очень больно. Так больно, что кажется, будто я вот-вот сойду с ума. Иногда хочется все бросить и сбежать куда-нибудь далеко, на край земли. Или удариться посильнее обо что-нибудь головой и потерять навсегда память, начать жизнь с чистого листа где-нибудь в другой богом забытой стране. А потом… А потом смотрю на него, в его глаза и понимаю — пропадаю. Лечу как мотылек на яркий манящий огонек… — ее губы едва заметно дрогнули, но тут же вновь сложились в аккуратное колечко и выпустили очередную сизую струйку дыма в объятия морозного ноябрьского воздуха.

На пару минут повисла неприятная, тягучая как клейстер, тишина, которая, казалось, закладывала уши и медленно издевательски душила, смеясь в лицо с мерзким саркастичным оскалом. Никита был удивлен и взволнован внезапной откровенностью подруги и не смел прервать повисшее безмолвие, с трудом борясь с тем гневом, что рождали в нем мысли о Кипелове. Его сердце разрывалось на части от Таниных слов, хотелось как-то исправить все то, что он сотворил с нею, и уничтожить его самого, не оставив на нем ни единого живого места. Но парень боялся спугнуть едва установившуюся между ним и Таней душевную искренность по тому вопросу, который всегда был между ними единственным камнем преткновения. Парень не знал, не подозревал, что в этот момент снежинки, мягко повисавшие на трепетавших от накатывавших слезинок Таниных ресницах, могли видеть в ее глазах обрывки проносившихся в ее голове воспоминаний, связанных с Валерием. Девушка, словно сидя в кинотеатре в последнем ряду, безвольно наблюдала за этой чередой ярких и перенасыщенных эмоциями картинок, будто это все было и не с нею вовсе, а с какой-то героиней грустной и порой жестокой мелодрамы, теряя счет времени и не думая ни о чем.

— Я не знала, что будет ТАК сложно, — она сделала акцент на одном лишь слове, растянув его, как жевательную резинку. — Черт. Да я вообще не думала, что что-то будет! — Таня рваным движением бросила окурок в сторону в снег и потянулась за новой сигаретой, но тут же получила шлепок по руке. Пачка сигарет в мгновение ока выпорхнула у нее из рук, а она и слова произнести не успела.

— На сегодня хватит, — строго отрезал Никита, убрал сигареты в карман брюк и, не дожидаясь реакции подруги, перевел тему в прежнее беспокоившее его русло. — Тань, зачем ты себя мучаешь?

От неожиданности девушка вздрогнула и неприятно поежилась. Этот вопрос был слишком метким и колким. Она и сама много раз задавала его себе, но никогда не находила ни единого вразумительного ответа. Вместо ответа она опустила голову на грудь и закусила губу до боли, чтобы не заплакать.

— Я же вижу, что ты страдаешь. Глаза грустные тебя выдают со всеми потрохами, — парень посмотрел на нее пристально, пытаясь оценить ее состояние — не слишком ли он давит? Она казалась ему такой хрупкой, такой уязвимой, как бабочка, и он очень боялся ее ранить, сломав тонкие невесомые крылья ее души. Встав с капота и подойдя к ней вплотную, он осторожно приподнял за подбородок ее лицо и нежно посмотрел в темные Танины глаза, чуть блестевшие от влаги. — Мне больно видеть тебя такой. Зачем ты так себя мучаешь?

Повторив свой вопрос, Никита ощутил укол в сердце от того, как она взглянула, наконец, в его глаза — бессильно, надломленно. Он не видел этого в ее глазах с тех пор, как впервые случайно встретил на детской площадке возле своего дома в Москве, когда она едва не нырнула прямо на его глазах в петлю своего шарфа. Его тогда до ужаса напугал совершенно обреченный взгляд незнакомки. Взгляд, в который влюбился, сам того еще не осознавая, в тот же миг. В тот вечер он больше всего на свете пожелал вновь вдохнуть в них живую радость и наполнить яркими искорками счастья. Но так и не сумел. Теперь вокруг совсем другие декорации, жизнь бежит без оглядки куда-то вперед, на лицо мягко ложатся и тут же таят снежинки, а в девичьих глазах — все тот же оттенок бессилия и обреченности, как и в тот страшный вечер. Это напугало парня. Что-то изменилось в ней, как будто сломалось.

— Я не знаю. Сама не знаю, правда, — полушепотом произнесла Таня, почти не шевеля губами и не отводя взгляда. Она устала. Устала сопротивляться, доказывать свои чувства, что-то объяснять. Она действительно уже и сама не знала, в чем смысл всего того, что она делает. И искать этот смысл уже не хотелось. И вот теперь, сказав эти простые слова, она ощутила, наконец, облегчение, словно пудовый камень упал с души. Эти слова были правдой, а говорить правду, даже прежде полностью сдавшись перед беспросветным будущим, вдруг оказалось удивительно приятно и радостно. И девушка даже слегка улыбнулась одними губами, лишь глаза ее оставались все такими же грустными. Эта странная улыбка совершенно обескуражила Никиту. Он несколько секунд быстро-быстро переводил взгляд с одного ее глаза на другой, словно ища в них ответ или хотя бы надежду, но никак не находил. Парень все так же нежно держал в ладонях ее лицо, а она и не сопротивлялась.

— Таня, ты… Мазохистка ты чертова, — беззлобно, но надтреснувшим голосом произнес парень, раздосадованный ее столь неопределенным ответом и странной реакцией, и мягко погладил обеими руками ее щеки.

— Скорее уж садистка, — невесело усмехнувшись, тихо сказала она, а потом, заметив непонимание в глазах парня, нежно убрала его руки от своего лица, обняла его замерзшие пальцы своими и продолжила прерванную мысль: — Я ведь и его мучаю тоже. Всю жизнь ему переломала, а он почему-то все еще со мной. Мы с ним повязаны. Можно сказать, нервами и кровью, — горько усмехнулась девушка, взглянув на совершенно ошарашенного парня.

— Он все это заслужил, — с плохо скрываемой неприязнью, заметно повысив голос, выпалил парень. — И с лихвой получил по заслугам.

— А ты прав. Не буду спорить, — почти спокойно и без капли сопротивления согласилась Таня, снова едва заметно улыбнувшись. — Пусть так. И мы друг друга стоим. Но вот ты страдаешь из-за меня незаслуженно, — неожиданно для Никиты Таня резко перевела тему и виновато заглянула в его глаза, как будто ища в них прощения.

Повисла неловкая тишина. Девушка все так же тискала в ладошкох его пальцы, по-прежнему такие холодные, сдовно это были ледышки. Она силилась отогреть их, как будто в ее руках было его живое сердце, разбитое ею. Где-то в глубине души она понимала, что их с Никитой дружба — это не совсем дружба, а что-то большее с его стороны. И все время прятала от себя эту мысль. Но сегодняшние слова Кипелова вытащили на свет божий ее догадки и заставили их проявиться в полной мере. Вся эта неловкость между ними, которая время от времени заставляла обоих прятать взгляд и менять тему диалога, нервозность в те моменты, когда речь нечаянно заходила о Валерии, все эти попытки Никиты «вразумить» ее, так и неувенчавшиеся в итоге успехом, которые прежде вызывали у Тани непонимание, раздражение и, как результат, острое желание замять их отвлеченными делами и мыслями, теперь вдруг сложились в ее голове в единый пазл. Только сейчас она увидела в его взгляде любовь, самую настоящую, о которой она мечтала, будучи подростком, и писала в своем дневничке. И за которую теперь испытывала острую мучительную вину. Которая, словно огромная бездушная бетономешалка, переворачивала все ее нутро — тошнотворно, безжалостно, невыносимо… И на эту любовь она, как бы ни хотела, не могла ответить взаимностью.

— Я знаю, что делаю тебе больно,

знаю, что мучаю тебя. Но ничего не могу изменить… Я свой выбор сделала. Сразу, как его первый раз увидела. В тот день мне показалось, что я никого и никогда больше уже не полюблю так, как его. Это, наверное, со стороны выглядит глупо, но мне все равно. Пусть я дура, пусть я наивная, пусть меня весь мир осудит — мое сердце твердит только его имя. Ты мне дорог. Так дорог, что моя душа порвется в клочья, если ты отречешься от нашей дружбы. Но я не могу дать тебе то, чего ты хочешь…

— Таня! Это-то здесь при чем? — вспылил Никита и, высвободившись из плена Танинных пальцев, всплеснул руками. — Я ничего от тебя не требую и требовать не буду. И ты это прекрасно знаешь! — парень закипал, как переполненный чайник на плите, и уже понимал, что начинает переходить черту той тактичности, с которой всегда говорил с подругой, но уже никак не мог успокоиться. Девушка была права, и где-то в глубине души он это понимал, но меньше всего на свете ему нужна была ее жалость и неловкие объяснения, извинения.

— Прошу, прости меня, если сможешь… — опустив глаза, бормотала себе под нос Таня, как будто совсем его не слыша и словно полностью погрузившись в мрачную пучину собственной вины перед другом.