42. Меж двух огней (1/2)

Таня вздрогнула от неожиданности и развернулась к Валерию, вытаращив глаза и непонимающе захлопав ресницами.

— Я думала… мы… на такси поедем, — пробубнила она, медленно складывая в голове собственные мысли и только что услышанное воедино и удивленно глядя на ухмыляющегося мужчину в нескольких метрах от себя.

— Хм, я что-то не заметил, чтобы ты позвонила ему и отменила поездку, — подтрунил над нею рокер и усмехнулся.

— Черт! Я совсем забыла… Вот я балда! — Таня шлепнула себя ладошкой по лбу и смутилась.

— Ай-ай, какая херовая актерская игра, Татьяна Батьковна, — не унимался Кипелов, придавая голосу как можно больше саркастической экспрессии.

— Что?! — вскипела девушка в ответ на эти совершенно непонятные ей колкости и решительно зашагала к любовнику навстречу. — И чего ты улыбаешься? Что я не так сказала? Кипелов, что это вообще за тон такой?!

— Ой, вот только не говори мне, что весь этот концерт, — Валерий ужимками изобразил вертящую задницей и выпячивающую грудь девицу, — ты мне устроила просто из любви к искусству, — он хохотнул и испытующе прищурился, не сводя глаз с покрасневшей от возмущения Тани, уже подошедшей к нему вплотную.

— Да почему ты все время обо мне так плохо думаешь?! — воскликнула девушка, недовольно задрав вверх носик и уперев кулаки в бока. — Ты серьезно думаешь, что я трахалась с тобой исключительно ради того, чтобы повлиять на тебя и убедить поехать в больницу с Никитой? Так что ли?

Таня была смущена внезапным согласием любовника на поездку с Никитой и одновременно возмущена до глубины души его попыткой обвинить ее в хитрости и манипуляции. Ведь она-то знала, что все было совсем не так, но Валерий сейчас так искусно и с беззлобной улыбкой над ней издевался, что она никак не могла понять, всерьез он все это говорит или шутит. И потому как следует злиться у нее никак не получалось, как ни старалась.

— Я не уверен до конца, но такое предположение имеет место быть. Да и какая разница? Считай, ты победила, моя развратница, — выдал Кипелов и сально подмигнул Тане.

— Ах ты пошляк! Грубиян! — возмущалась Таня, подкрепив эпитеты шлепками ладошек по груди Валерия. — Вот ты все время так со мной себя ведешь. Самовлюбленный гад!

Через пуховик Танины удары совсем почти не ощущались, зато она сама, вся раскрасневшаяся, со съехавшей от усердия на лоб шапкой, из-под которой выбились и растрепались по плечам локоны волос, вызвала у Валерия искреннюю улыбку, а затем он и вовсе рассмеялся. Сейчас она была мила и забавна, искренна и естественна. Этот смех рокера разгорячил ее еще сильнее, и она принялась осыпать мужчину кулачками под ребра. Он никак не мог перестать хохотать, время от времени прерывая смех лишь наигранными возгласами и мольбой о пощаде: «Ух, как больно! М-м-м, Таня, перестань! Ну все, хана моей печени, у-у-у!» А затем, уличив момент, когда Таня, наконец, выдохлась и перестала избиение средь бела дня, Кипелов обхватил ее руками и сгреб в объятия, с силой прижав к себе, и не выпускал до тех пор, пока она не перестала брыкаться и возмущаться, бормоча ему что-то в плечо.

— Ну-ну, моя хорошая, тише, тише, — ласково, почти по-отечески приговаривал мужчина, поглаживая девушку по голове и нежно целуя ее в макушку, и не переставал улыбаться. Ее полудетская наивность разжигала в его сердце непривычный, незнакомый прежде трепет, словно весенний ветерок игриво трепал только что проклюнувшиеся и едва расправившиеся молодые листочки на дереве. Он ощущал, что вместе со всеми этими ее смешными выплесками эмоций, нелепыми обидами, претензиями, смущенными улыбками и робкими поцелуями, иногда издевками и остротами, но чаще немного неуклюжей и вместе с тем пылкой страстью, его душа как будто просыпалась от сковавшего ее сна обыденности и однообразия прежней привычной жизни и расправляла крылья. Он чувствовал себя как утопающий, который, оттолкнувшись ото дна и всплывая на поверхность, жадно хватает ртом воздух — он обжигает почти угасшие легкие, но одновременно наполняет тело жаждой жизни и новыми силами. Вдохнув запах ее волос возле виска, Валерий стиснул Таню в объятиях так сильно, словно боялся, что этот мир может отнять ее у него. И не желал делить ее ни с кем другим. Таня мурлыкнула и, просунув руки у него подмышками, обняла его со спины за плечи, а затем неожиданно громко чихнула.

— Будь здорова, расти большая, — вполне ожидаемо бодро произнес Кипелов.

— Он лезет мне в нос! — фыркнула Таня и еще раз чихнула.

— Больше не расти, но взрослых дяденек не обижай, — хохотнул мужчина. — Прости, кто лезет тебе в нос?

— Не кто, а что. Дурацкий мех, — чихнув в третий раз, пискнула девушка, шмыгнув носом, — на твоем дурацком пуховике.

— Чего это он дурацкий? — оскорбился Валерий, отстранив Таню от себя и сердито посмотрев ей в глаза.

— То это! — коротко ответила она, достала из кармана бумажный платок и громко беспардонно в него высморкалась. Кипелов скорчил брезгливую гримасу и пробурчал: «Хоть бы отвернулась что ли…»

Девушка ничего не ответила. Она утонула в его серо-голубых глазах, таких строгих и холодных, но с едва различимыми теплыми, желтоватыми нотками нежности возле самого зрачка и, помедлив несколько секунд, тихо нерешительно спросила, словно боясь, что прежде был сон или галлюцинация, что все это не взаправду:

— Мы правда поедем с Никитой?

— Конечно! Разве я похож на лжеца? — наигранно удивился Валерий и всплеснул руками, мол что за глупость?

— Правда-правда? –переспросила Таня, но мужчина, недовольно хмыкнув, отвернулся и посмотрел куда-то в сторону. Девушка вернула его взгляд обратно на себя, обхватив ладошками в варежках щеки и взглядом потребовала ответа.

— Правда-правда, — лениво растянул слова Кипелов с совершенно кислой миной. — И откуда ты такая на мою голову свалилась!

Снова возвращаться в разговоре к Никите мужчине было не осбенно приятно. Но как преданно и нежно она смотрела в его глаза! От этого взгляда он окончательно разомлел и готов был уже согласиться на любую шалость, о какой бы она ни попросила, как вдруг его трепетные порывы прервали не менее трепетные Танины поцелуи в щеки. Она покрывала быстрыми горячими прикосновениями губ все его лицо, выцеловывала юбимые скулы и, конечно же, губы. Но не успел он ответить ей той же нежностью, Таня обвила руками его шею и уткнулась носом под воротник куртки.

— Спасибо… Спасибо, спасибо, спасибо! — горячо шептала она, крепко прижимаясь к мужчине всем телом, а он был в этот миг спокоен и счастлив от того, что любим, что эта наивная девчонка так безогоядно доверяется его воле. Так бы и стоял целую вечность с нею в объятиях, ощущая ее тепло и холод, оставляемый на щеках пушистыми снежинками, которые, в легком танце кружась в воздухе, густым снегопадом падали с небес на землю. Вокруг не было ни души, весь мир будто замер, даря им время и пространство друг для друга. Но Таня не была бы Таней, если бы вновь не отстранилась от Кипелова, однако не разрывая при этом объятия.

— И ты потом не станешь злиться и упрекать меня Бог знает в чем? — строго посмотрела она рокеру прямо в глаза, всем видом давая понять, что она не шутит, и вопрос для нее принципиально важен.

— Не стану, — коротко и уверенно ответил он, и когда девушка расслабилась и улыбнулась, решил «подсыпать» немного перца в эту фразу: — Если будешь хорошей девочкой, — и пошло подмигнул.