41. Хомячок ты мой (1/2)

Кое-как устроившись на кровати поудобнее под натиском девичьей страсти, Валерий чувствовал себя полуинвалидом, пытающимся заняться сексом. Единственное, что удерживало его самооценку на достойном уровне — это Таня, которая беспорядочно обнимала нежными ручками его щеки, гладила волосы, нагло стянув с них резинку, утыкалась в них носом и вдыхала их запах, целовала, мягко покусывая, его губы и беспрестанно терлась пахом о его живо реагировавший на ее ласки член. В этих ее движениях было столько откровенной естественной страсти, беззастенчивой похоти и одновременно чистой наивной любви, что Валерий едва не задохнулся от нахлынувшего возбуждения, беспокоясь лишь о том, чтобы не повредить больную многострадальную ногу.

— Тань… Таня! — мужчина попытался достучаться до сознания девушки, чтобы та перестала давить бедрами на травмированную ногу, но, судя по ее пылкому поцелую в губы, буквально заткнувшему его рот, это ему не удалось совершенно. Не в силах увернуться от настойчивой ласки, он попросту крепко подхватил ее за ягодицы и, чуть приподняв, прижал к себе в более удобной для себя позе. Валерий чуть с ума не сошел от ее громкого бесстыдного стона, прокатившегося мягкой вибрацией по его губам и столь откровенно продемонстрировавшего, как сильно ей нравятся его действия. Это раззадорило мужчину так сильно, что он напрочь позабыл и о своей травме, и о запланированной поездке. И о недавней размолвке. Остро захотелось поскорее избавиться от одежды, в которой стало вдруг невозможно жарко и неудобно… Таня словно прочитала его мысли — уверенно запустила ладошки под кипеловскую футболку, рваными движениями погладила пальчиками его широкую грудь и, услышав его довольное урчание, быстрым движением стащила с него мешавшую одежду. Швырнув футболку куда-то в сторону, девушка хотела было припасть губами к ключицам любовника, но была неожиданно остановлена им. Его горячие пальцы крепко вцепились в ее шею, задрав голову так высоко, что она взвизгнула от неожиданности, инстинктивно зажмурилась и буквально вытянулась в струну, напрягшись всем телом. Она вся внутренне сжалась от легкого страха, волной прокатившегося по всему телу, и лишь услышав глубокий томный выдох Кипелова, нерешительно открыла глаза и покосилась на него сверху вниз. Он улыбался. Как довольный поведением и внешним видом своего питомца хозяин. В его глазах отчетливо читалось упоение властью и неприкрытое самодовольство. Таня не смела отвести глаз и хоть немного двинуться, молча и послушно ожидая его дальнейших действий, лишь легкая дрожь начала сковывать ее нагое тело. Мужчина не торопился, смакуя каждый миг, растягивая удовольствие. Она возбуждала его своей покорностью, возрождая в нем на время позабытые те самые противоречивые чувства, которые она пробудила в нем с самого первого их секса в гримерке после концерта — сплетенные воедино болезненную страсть с нотками жестокости и щекотливую нежность пополам с обожанием.

Таня не дергалась в его руках, не пыталась вывернуться или ударить его, как несколько дней назад, а значит, с ее безотчетным страхом наконец было покончено, что буквально развязывало Валерию руки, давая свободу сделать все то, чего так сильно и так долго желал, что так долго давил в себе, по чему бесконечно соскучился. Он до исступления желал швырнуть ее на кровать, сжать тонкие запястья до боли и как следует оттрахать, сделать вновь своей. Своей собственностью… И ничьей больше. Останавливал его лишь ненавистный гипс.

Снова ее глаза перед ним — чуть испуганные, но вместе с тем подернутые нескрываемой сладким томлением. Ее голое тело, дрожащее как осиновый листок на ветру. Ее аккуратная упругая грудь, так соблазнительно округленная от напряжения из-за его крепкой хватки, по-прежнему стискивавшей тонкую шею, и соски, так восхитительно заострившиеся прямо ему навстречу… Кипелов потянулся всем телом к Тане, медленно провел носом по ее ямочке между ключиц, шумно втянул в себя ее запах, спустился вниз и аккуратно обнял губами затвердевший сосок. Горячая волна мурашек прокатилась по его позвоночнику, когда девушка вздрогнула в его руках и громко проскулила, требуя большего.

Исчезнет грязь осколков дня,

Ударит в гонг природа.</p>

— Хорошая девочка, — властно промурлыкал Валерий, на мгновение прервав ласки, а затем вновь принялся играть с Танинной грудью с еще большим энтузиазмом, разжав наконец руку на ее шее. Она тут же всхлипнула и простонала так громко и развратно, что мужчина, сам того не планируя, слегка прикусил сосок и, скользнув по пояснице, по-хозяйски вцепился пальцами в ягодицы девушки.

Таня была на пределе. Когда Валерий столь откровенно обнюхал ее, как зверь свою добычу, а затем ее грудь оказалась в плену его губ и языка, она в удивлением ощутила, как острое тонкое наслаждение моментально прокатилось от груди прямиком в живот, как будто по тонкой ниточке, соединявший их, в несколько мгновений почти подняв ее едва ли не к самому пику. Так стремительно, так неожиданно; она с каждой секундой уплывала куда-то далеко-далеко. Он делал это с нею едва ли не впервые. Нет, конечно, и раньше ласкал ее грудь, но почти всегда лишь руками и довольно грубо, а если и ртом, то лишь вскользь, не останавливаясь надолго. Таня стонала от каждого касания его влажного языка, тонула в неге от его посасываний, не зная того, что и сам он сейчас был полностью поглощен процессом. Кипелов недоумевал, почему прежде не сделал для себя этого открытия: сейчас девушка казалась ему чудесным музыкальным инструментом, умело играя на котором можно извлекать столь чарующие звуки — стоны и вскрики, нежно ласкавшие его музыкальный слух. Хотелось добиться большего, настоящего совершенства разврата в ее голосе. Стараясь не торопиться, удерживая девушку на грани и плавно переключившись на вторую грудь, мужчина не удержался и скользнул пальцами между Таниных ягодиц и дальше к желанному местечку. Палец легко и как по маслу нырнул в бесстыдно влажное тепло под протяжный громкий стон. Толкнувшись пальцем внутрь еще несколько раз, рокер вдруг замер, на мгновение задумавшись.

— Так вот чем ты занималась в ванной! — оторвавшись от истерзанного его губами упругого соска, с наигранной укоризной произнес Валерий, с нескрываемым интересом пристально посмотрев Тане в глаза, испытующе прищурившись. — Распутная девица! — добавил он одновременно со звучным шлепком ладонью по ягодице. Эта картина была потрясающей: девушка вздрогнула, закусила губу и в мгновение ока залилась краской, а затем крепко-крепко обвила шею любовника руками и вжалась лицом в его ключицу. Это было куда более возбуждающим и безбожно сексуальным, чем самая качественная порнография, которую он когда-либо видел. В ней восхитительно сочеталась откровенная чувственность, даже похотливость с неистребимой невинностью… Кипелов удовлетворенно усмехнулся так громко, чтобы она точно слышала, пошлепал по ягодицам и вновь скользнул пальцем в ее лоно. Расчет Валерия был верен — Таня залилась стыдом и к собственному удивлению возбудилась так сильно, что закружилась голова. Щеки горели, его запах сводил с ума, сердце билось в груди с удвоенной скоростью, в ушах звенело, а там, внутри, отчаянно хотелось большего… Девушка сама не заметила, как начала вертеть бедрами, подчиняясь инстинкту, насаживаясь на его палец, и опомнилась, лишь когда услышала его бархатный соблазняющий шепот возле самого уха:

— Скажи, чего ты хочешь? — и медленно облизнул мочку ее уха. — Ну же, скажи.

— Хочу его… — тихо стыдливо пробормотала Таня, не отрываясь от него, все также крепко вжимаясь в ключицу и нетерпеливо вертясь на кипеловском пальце.

— Не слышу, что ты там бубнишь, — как же ему нравилось ее дразнить и провоцировать пошлую откровенность.

— Член твой хочу, что непонятно?! — возмущенно выкрикнула Таня, оторвавшись наконец от плеча Валерия, и принялась быстро и настойчиво стаскивать с него штаны, приподнявшись на коленках.

Кипелов расхохотался, запрокинув назад голову, с наслаждением ощущая, как Таню всю трясет, слыша, как срывается на хрип ее голосок, и она едва не плачет, пытаясь добраться до желанной плоти. Ее нетерпение было ужасно умилительным и одновременно возбуждающим. Вся растрепанная, раскрасневшаяся, она двигалась рвано, резко, неумело, но так напористо, что Валерий, наконец решив, что уже хватит издеваться, все же приподнялся на кулаках, позволяя девушке себя раздеть и предвкушая рай. Едва его член оказался в плену ее теплой мягкой ладошки, девушка почти тут же уверенно направила его туда, где было горячо и так приветливо… Кипелов жадно схватил ртом побольше воздуха, ощущая, как по всему телу густым киселем разливается сводящее с ума наслаждение.

Словно сквозь туман Таня ощущала, как изнутри ее заполняет член любовника до отказа. Так истосковалась, совсем отвыкла — он казался ей просто огромным. Быстро опустившись на бедра Валерия и жадно вобрав в себя его плоть, она словно выпала из реальности, ничего не соображая и стремительно падая куда-то в бездну. Еще, хочется еще. Еще немного, вот так, приподняться, снова камнем вниз и безоглядно броситься в объятия экстаза.

— Кричи! Кричи громче! Давай, родная, — словно сквозь толщу воды слышала девушка любимый голос, такой соблазнительный и властный. Его пальцы перекатывают затвердевшие чувствительные соски, а язык медленно, чертовски медленно и мягко очерчивает линию челюсти. И Таня закричала, не помня себя, вытянувшись в струну и отчетливо видя, как замерцали перед сомкнутыми веками яркие искорки…

Пускай твой смех в ночи звучит

И спелый плод горит,

Дьявольски горит…</p>

— Это было бесподобно, — где-то возле уха прошелестел бархат слов. — М-м-м, какая ты сладкая. Сделаешь это для меня еще раз?

Снова электрическая волна мурашек пробежала по позвоночнику девушки вверх и ударила в голову. Она опомнилась спустя несколько мгновений, вдруг обнаружив, что любовник уже вовсю приподнимает ее за ягодицы и буквально натягивает с силой на свой член. Она была не в силах сопротивляться, не в силах хоть слова прошептать, лишь безвольно висела на нем, обвив руками шею и плечи. Ей нравится… Нравится все, что он делает с нею, как трахает словно куклу — податливую, послушную, на все согласную. И почему-то возбуждение после пережитого оргазма никуда не исчезло, все также сладкой мукой стягивало низ живота, все ее нутро, заставляя постепенно вовлекаться в заданный любовником быстрый ритм и вновь мчаться вместе с ним в омут наслаждения.

— М-м-м, моя наездница снова в деле! — удовлетворенно прошептал Тане на ухо Кипелов, лукаво улыбнувшись, и в очередной раз звонко шлепнул ее по ягодице. Девушка коротко взвизгнула от дразнящей боли, да так пошло, что мужчина внутренне восхитился и одновременно пожалел о том, что прежде не обращал на это должного внимания. Теперь его руки были повсюду, и Таня, сама себя не слыша и совершенно не соображая, кричала и стонала во весь голос, прогнувшись в пояснице и уже вовсю трахая любимого мужчину так быстро, как только могла. Нет, она не чувствовала ни капли усталости, лишь таяла в его руках и жаждала большего, разгоряченная и раззадоренная наслаждением, охватывавшим одновременно все ее тело. Словно с цепи сорвавшись и безумно соскучившись по его телу, его запаху, дыханию, она хотела его всего, целиком, сразу, сильно, громко, до одури…

Валерий пил вино сладкого наслаждения большими глотками, не сдерживая себя, чуть омраченный лишь невозможностью прямо сейчас швырнуть Таню спиной на постель и тут же перехватить инициативу. Но в то же время в том, как рьяно она чуть ли не насиловала его, всецело страстно отдаваясь процессу, было что-то очень будоражащее и совершенно новое, чего не было прежде. Раньше она почти всегда была с ним довольно пассивной, кроткой и порой даже терпела его грубость и чрезмерный напор похоти. Теперь же она была похожа на маленькую сексуальную демоницу, которая сама руководит процессом и ярко, откровенно, без стеснения наслаждается происходящим. И он отпустил удила, расслабился, всем телом и всем своим существом отдался ей на растерзание, беспорядочно блуждая ладонями по ее плечам, спине, очерчивая изгибы ее позвоночника, впиваясь ногтями с нежную кожу, а затем скользнул пальцами между ягодиц к промежности и в голос простонал, восхитившись тем, насколько она была мокрой… Таню это раззадорило еще сильнее, подтолкнув ближе к развязке. Но вдруг она ощутила то, чего никак не ожидала и не хотела. Его палец толкнулся в нее чуть дальше, чем член и почему-то почти без сопротивления оказался внутри. Короткое «ой!», остановка, отстранение, удивленно распахнувшиеся карие глаза, в упор уставившиеся на холодные серо-голубые, в которых сейчас отчетливо плясами бесовские огоньки… Он с интересом наблюдает за ее реакцией и улыбается, явно довольный и не желающий прекращать. Она краснеет все гуще и гуще, во взгляде быстро мелькнуло негодование и почти сразу скрылось за поволокой похоти. Кипелов доволен и бесцеремонно еще несколько раз толкается пальцем в анус девушки, уже зная, что она сдалась, отдалась его воле и совсем не против такой странной неожиданной ласки. Ей не больно, лишь немного непривычно. А спустя несколько мгновений она уже вновь всецело бросилась в омут возбуждения, с удивлением и уже без капли смущения замечая, что трение клитора о его мягкие волоски на животе, непередаваемое ощущение наполненности в ее лоне и приятная вибрация, создаваемая пальцем Валерия в анусе с бешеной скоростью сплетаются воедино и заполняют всю ее целиком нарастающим опьяняющим экстазом. Секунда, две, три, четыре и… Взрыв. Таню словно оглушило на несколько секунд, тянувшихся, казалось, целую вечность. Она кричала, рычала, чуть не плакала, но не слышала себя и лишь ощущала, как все ее тело сильными толчками содрогается в такт пульсации мышц влагалища.

Наслаждение спадало медленно, плавно, укутывая ее сознание пуховым одеялом сладкой истомы. Точно сквозь сон она чувствовала, как Кипелов, тяжело дыша и постанывая, все еще трахает ее, приподнимая за ягодицы и с усилием опуская вниз, а затем с рычанием бурно изливается в нее тело. Короткая боль — его зубы впиваются в ее плечо, ребра едва не хрустят от крепких жадных объятий. Но эта боль сладка и приятна. Он с ней, он в ней, он вокруг нее, и все остальное не имеет значения. Таня улыбается, удовлетворенно щурясь, и нежно целует его шею, чувствуя, как слезинки счастья застилают ее глаза. А потом вдруг громко взвизгивает, увлекаемая им на постель, и приземляется ему на грудь, попутно заливаясь звонким смехом. Он тоже сдержанно смеется, обнимая ее и крепко прижимая к себе, словно боясь, что она исчезнет, а затем спустя немного времени замолкает, погрузившись в дрему.

— Ты такой красивый, когда спишь, — услышал минут десять спустя Валерий, медленно и нехотя разлепив тяжелые веки. А затем залепил их обратно, попутно зевая. Таня без стеснения сидела на нем сверху, все еще голая, и внимательно скользила взглядом по его лицу, а пальчиками вычерчивала замысловатые узоры на его груди.

— Стало быть, когда бодр, я совсем не торт? Вот она какая непостоянная — женская любовь, — провокационно выпалил Кипелов, лениво приоткрыв один глаз, но вместо ответа получил подушкой по лицу. — Эй, за что? Полегче, нельзя так измываться над инвалидами!

— Ага, конечно! Этот инвалид только что поимел меня туда, куда я не просила! — вполне натурально возмутилась Таня и, не слезая с Валерия, наклонилась в сторону, чтобы подобрать откинутую им в сторону подушку.

— А ты прямо так отчаянно сопротивлялась, мама не горюй! — театрально подначил ее Кипелов, расхохотавшись и попутно похлопав девушку по заднице, подталкивая вперед. — Вот так, давай-давай, хватай ее, еще немного, — добавил он с парой дополнительных шлепков вдогонку.

— Ах, ты… Козел! — подушка вторично приземлилась на лицо рокера, звучно плюхнувшись, а сверху на нее улеглась и сама Таня всем весом тела. Кипелов что-то глухо кричал и размахивал руками, изображая, что уже почти задыхается, а затем вдруг замер, уронив бессильно руки на кровать. Таня на провокацию не поддалась и продолжила экзекуцию, надеясь, что импровизированная борьба на постели, которая до чертиков ее забавляла, вскоре снова продолжится. Но к ее удивлению Кипелов вдруг как-то неестественно дернулся, а в следующее мгновение она с визгом полетела спиной на пол.

— Ауч! Совсем сбрендил? Я же пошутила, — не особенно мягко приземлившись, похлопала глазами девушка, рассевшись на полу и с возмущением взглянув на Валерия снизу вверх, попутно потирая ушибленный бок.

— Блядь! — мужчина громко выматерился, резко подскочив на кровати, и вперил глаза в циферблат часов на руке. — Мы опаздываем! Пиздец как опаздываем! Поднимайся, живо! — скомандовал он и нервно потянулся за костылем, кряхтя и недовольно бормоча себе под нос что-то неразборчивое. Встав кое-как на ноги, он собрался было уже натянуть на себя спущенные почти до колен штаны вместе с трусами, но быстро сообразил, что как следует не торопясь помыться он сможет только после поездки в Москву в больницу, а пачкать белье очень не хотелось. Вздохнув и так и оставшись полуголым, Валерий сделал максимально невозмутимый вид, на который только был способен в этой нелепой ситуации, и, заметив, что Таня даже не пытается подняться на ноги, а просто глупо и совершенно бесстыдно пялится на его обмякший член, преувеличенно громко рявкнул: