38. Идиот (2/2)

Таня недоверчиво прищурилась, с ее лица все еще не сходило удивление. И, наконец, когда он утвердительно кивнул, видя ее реакцию, она слегка улыбнулась и опустила смущенный взгляд.

— И да, я тебя тоже хочу, — совершенно спокойно и невозмутимо добавил рокер, демонстративно поправив белье под штанами так, чтобы Таня это заметила, — но не имею никакого желания снова получать по лицу, лечить твои ожоги или что-нибудь еще в том же духе.

— Но я… — попыталась что-то возразить девушка, но была грубо прервана на полуслове, так и замерев перед ним с открытым ртом.

— Тихо! Тихо, — Кипелов довольно жестко закрыл ее рот ладонью, встретив ее удивление и легкое негодование. — Если тебе так уж невтерпеж, то я обязательно тебя трахну, — театральная пауза, Валерий с хитрым прищуром и нагловатой усмешкой смакует то, как округляются ее глаза и часть-часто приподнимается ее грудь, — но не сегодня. И, может, даже не завтра, — снова прервал ее попытки что-то сказать, зажимая ладонью рот, а потом медленно соблазнительно провел подушечкой большого пальца по ее нижней губе, чуть оттягивая вниз. Мужчина откровенно наслаждался тем, как она тает от его рук, пытается возмущаться, но все равно тает, тает, тает… И вот уже хныкает, как будто упрашивая продолжать ласкать ее губы. Его маленькая слабость. Терпеть это и самому было почти невозможно, особенно когда девчонка мягко беззастенчиво обхватила влажным ротиком его палец и втянула внутрь. Кипелов еле сдержал низкий стон и тут же отдернул руку, понимая умом, что опять облажался, и все понеслось куда-то не в ту степь.

— Черт побери, Таня! Я хочу, чтобы ты снова начала мне доверять. Хочу, чтобы ты расслабилась и перестала бояться меня. То, что было в прошлом, я уже никак не исправлю, но не наступать на те же грабли в наших с тобой силах, — Валерий обхватил ладонями лицо девушки. — Зря ты думаешь, что между нами есть только постель. Несколько дней этого не будет. И пальцем тебя не трону, — стараясь придать голосу твердости, сказал Кипелов, пытаясь добиться от нее понимания, что сейчас он серьезен, как никогда, — до тех пор, пока я не почувствую, что ты готова.

Не успел сориентироваться, как Таня набросилась на него и, обхватив лицо ладошками, сплошь покрыла его поцелуями, а потом обвила ручками его шею и заключила в крепкие жаркие объятия, мыча от удовольствия.

— Поостыньте, барышня, не распускайте руки! — хохоча во весь голос и широко улыбаясь, пошутил мужчина, несколько опешив, но все же с радостью принимая объятия прижимавшейся к нему всем телом девочки. «Такая наивная смешная дуреха, эх! Но, главное, хотя бы начала слушаться. Уже неплохо!» — рассуждал про себя Валерий, ловя себя на мысли, что, кажется, именно этой простодушности и невинности ему и не хватало. За годы семейной жизни все это начисто испарилось из их с Галей отношений. Постепенно семья, которую он так хотел создать с любимой девушкой, преврадились с долг и ответственность. Он должен был быть мужем, отцом, потом дедом, известным музыкантом, добросовестным и удобным соседом, другом, коллегой, бог знает кем еще, выполнять роли, надевать самые разные маски, решать море вопросов, напрочь забыв о себе самом и своих желаниях. И только лишившись в одночасье этого всего, вдруг неожиданно понял, что рядом с ним то самое наивное существо, которое любит его без причин, ни за что, прощая всю боль, что он причинял и, не дай Бог, причинит снова, висит на его шее и прижимается к нему со всей силы, как котенок. Это поднимало его самолюбие до небес и окрыляло душу, пробуждая желание жить и дышать полной грудью, как когда-то в молодости.

— Ну полно-полно! Дай мне хотя бы посуду со стола убра… — слова утонули в поцелуе, бесцеремонно заткнувшем ему рот. — Да, блин, дай мне сказать-то, твою мать! И мы вообще-то договорились, — беззлобно выругался Валерий, кое-как выпутавшись из Таниных объятий и отодвинув ее на некоторое расстояние от себя.

— Ты первый начал! Один-один, ничья, — лукаво глядя на него, сказала Таня и быстро поднялась на ноги, поправляя съехавшую с плеча футболку. — И вообще иди отсюда!

— Что?! — Кипелов резко поднялся со стула, опираясь на костыль.

— Кыш-кыш-кыш! Проваливай! — хихикая, добавила девушка, игнорируя удивление своего визави.

— Это еще что за херня такая?

— Ничего. Просто я собираюсь аннексировать у тебя кухню, Валера.

— Что?! Ах, вот как! Ну уж нет, ничего у вас, мадам, не выйдет. Я готовить люблю и собираюсь время от времени это делать, и плевать мне на вашу аннексию, — подыгрывая, выдал Кипелов и приблизился к девушке вплотную, откровенно и нагло смущая ее и давая понять, что отступать со своих позиций не намерен.

— С чего это ты диктуешь свои условия? Сам же сказал, если я решила с тобой жить, то теперь должна стать полноценной хозя… — остаток слова утонул в наглом поцелуе рокера, подхватившего ее одной рукой за затылок и властно притянувшего ее к себе.

— Два-один в мою пользу. И это последний раз, — выдал Кипелов и, насвистывая какую-то мелодию, бодро зашагал, хромая, из кухни под звук разбившейся тарелки и девичьи возгласы, переполненные досадой: «Черт! Ну почему я такая неувязанная?!»

***

Остаток дня прошел к удивлению Валерия спокойно. Простой ужин они станей быстро приготовили вместе, время от времени легонько в шутку толкаясь и осторожно обнимаясь. Девушка захотела картошку в мундире с зеленым луком вприкуску и вареные куриные яйца. Мужчина даже удивился поначалу и хотел предложить что-то более вдохновляющее, но сдался почти сразу, как только она принялась рассказывать свои детские воспоминания. О том, как они вместе с бабушкой вот точно также с удовольсвтем лопали картошку в ее маленьком бревенчатом домике, а потом вместе шли с корзинками по грибы в лес, что был всего минутах в десяти от деревеньки. Валерий с неподдельны удовольствием слушал ее восторженные рассказы милого сердцу детства о разных видах грибов, в которых она, судя по всему, разбиралась крайне плохо и без бабушки обязательно нахватала бы с собой каких-нибудь поганок. В ее повествовании было все — и впервые увиденные в лесу дятлы, и попытки разворошить муравейник, и прыжки через широкий ручей, первые детские впечатления от лягушек и букеты полевых цветок. Рокер будто и сам видел все это своими глазами, уносясь в след за Таниными словами из тревожной реальности куда-то далеко-далеко и растворяясь в мягком ощущении тихого уютного счастья. В эти мгновения отчаянно хотелось сгрести Таню в объятия так, чтобы она уткнулась носом ему в грудь и обхватила тонкими ручками его шею, а потом стоять вот так неподвижно, теряя счет времени, и ни о чем не думать. Но делать это на самом деле он не торопился, сопротивляясь своим рвущимся наружу резковатым порывам эмоций. Вместо этого лишь невесомо касался Таниного плеча и легонько подтягивал ее к себе, стараясь делать это не слишком чувственно. Как бы ни хотелось затискать ее руками до полусмерти и вжать всем телом к кухонному шкафчик до хруста костей, запуская пальцы в волосы и сдавливая нежную шею, Валерий старался поддерживать с трудом установленную между ним деликатность и некоторую дистанцию. Сто раз уже сам пожалел о своих словах, но сдержать обещание был обязан.

До вечера Таня была занята по самые уши. Ей было не просто полностью взять на себя все дела по дому, коих накопилось немало за все время, проведенное в стенах этого дома в не слишко позитивном, а скорее даже очень напряженном расположении духа. Кипелов чувствовал, как сильно она старается, быть может, даже ждет его поддержки, но внутри он явственно ощущал какое-то смутное и плохо осознаваемое напряжение, повисшее между ними. Напряжение, вызывавшее острое желание близости с ней и одновременно с этим гнавшее его куда-нибудь на расстояние от девушки. И это вполне сгодилось за оправдание для себя — не мешать ей хозяйничать по дому. Самому при этом коротать время было довольно не просто. Праздно валяться на кровати Валерий не испытывал ни малейшего желания, и было даже откровенно совестно, когда где-то за стенкой во всю суетилась его сожительница. Заняться по большому счету было нечем. Некоторое время мужчина потратил на сущую ерунду в виде разбора и пересортировки своих же вещей в шкафу, часть из которых отправил на стирку, на протирку пыли с мебели, а также на бессмысленное перекладывание книжек на полке в новом порядке. Хоть это и не казалось ему чем-то значимым и полезным, но все же немного умиротворяло. И все же в глубине души у него было неспокойно. Их с Таней отношения сейчас были похожи на натянутую до предела струну, готовую порваться от любого слишком грубого неосторожного движения. Между ними было отнюдь не все гладко, как будто висела домокловым мечом какая-то недостазанность, невыраженность. Пропасть между ними еще не пропала, лишь соединились ее края пусть и относительно крепким, но все еще не внушавшим доверия мостом. Мужчина не чувствовал себя с ней уверенно, не был самим собой. Да и, чего греха таить, откровенно боялся вновь ранить ее каким-нибудь слишком грубым своим желанием или неожиданным всплеском похоти. «Время, Валера, время. Просто нужно немного подождать. Чтобы все снова не полетело к чертям», — говорил он мысленно сам себе, когда ритмично поднимал и опускал гантель, с большей, чем необходимо, силой стиснутую напряженными пальцами. Спорт — лучший способ избавиться от лишних мыслей и эмоций, успокоиться и укрепить волю. «Слишком давно не занимался, расслабился, обленился, твою мать! Плевать, что вечер на дворе. Лучше поздно, чем никогда», — со спортивной злостью ругал сам себя рокер, разгоняя кровь по жилам и усиливая дыхание. Прежние несложные упражнения давались с трудом, что откровенно нервировало его и заставляло преодолевать лень и усталость.

— Эй! «Спокойной ночи, малыши» еще даже не начались!

Звонкий голосок в перемешку с беззаботным смехом совсем не деликатно вырвали Валерия из смутного беспокойного сна обратно в реальность. Кое-как разлепив глаза, он увидел перед собой нежно улыбающуюся Таню в его черной широкой футболке с логотипом имени себя, которая по длине была ей как платье, открывавшее стройные ножки. «Было бы забавно, если бы это была и ее фамилия…» — мелькнула спросонья странная мысль и тут же пропала, когда Таня вновь открыла свой прелестный ротик, на который уже несколько секунд почти неотрывно смотрел Валерий.

— Ничего, что я твою футболку надела? — девушка невинно похлопала глазками и, не дождавшись ответа, тут же продолжила тараторить. — Я ее потом постираю. Фух! Я столько дел переделала, ты не представляешь! Это вообще ни разу не просто, знаешь ли! Но мне почему-то понравилось. А ты чего здесь разлегся, м? — по-доброму и с легким смешком Таня ткнула его пальцем в живот, отчего Валерий напрягся и согнулся, перевалившись на бок, и тут же недовольно сдвинул брови. Наигранно, конечно. Это девушка поняла сразу же, как только рокер совершенно неожиданно схватил ее за бока и начал быстро-быстро перебирать пальцами ее ребра.

— Ай! Ах, щекотно! Аааа! Кипелов, ты гад!!! — девушка вопила и извивалась в его руках, а Кипелов, упиваясь ее задорными искренними визгами с совсем не серьезными ругательствами, и не собирался прекращать свою импровизированную «месть». — Отстань, ай, садист фигов! — Таня, не в силах больше соплотивляться, плюхнулась ему на грудь, тихонько сквозь громкий смех жалобно простонав: Пусти-и-и-и! У меня уже колиики от смеха!

У Кипелова что-то словно сжалось в груди от умиления и приступа нежности. Эти искренние девичьи эмоции, которые щедро изливались сейчас прямо на него бурным потоком, показались ему чем-то вроде благословения свыше, глотком чистой воды в жаркой бескрайней пустыне. Не удержавшись, он притянул девушку к себе так сильно, как только мог, обняв рукой за плечо и крепко поцеловал ее в макушну. А потом еще, еще и еще… Ему показалось, что на несколько секунд она совсем обмякла в его руках, уткнулась ему в шею влажныи губами, обдавая его кожу приятным теплом сбивчивого дыхания. Это было совсем не пошло, а невероятно трогательно. Она таяла точно воск, он это ощущал всем своим существом и сходил с ума от наслаждения особого порядка. Нежное трепенное существо в его руках, готовое снова всецело довериться и отдаваться его власти без остатка — это казалось мужчине чем-то удивительным, непостижимым разумом и незаслуженным. Чувствовать себя любимым без причин и условий, просто так, безоговорочно и совершенно искренне было невыносимо приятно до щекотливых мурашек, расползавшихся как будто в глбине всего тела.

— Вот только не надо тут меня целовать! Мы вообще-то договорились! — Таня смеялась, смешно корча строгое выражение лица и пытаясь сделать тон голоса чопорным и недовольным. Получались из ряда вон плохо, но это ее абсолютно не волновало.

— Но я же не в губы! — подхватывая игру, также недовольно и наигранно удивленно сказал Кипелов, театрально всплесныв руками.

— Не важно! За свои слова ты все еще в ответе, на минуточку. И вообще. Я хочу с тобой что-нибь почитать, валяясь на кровати. Устроить такой, знаешь, вроде бы как уютный зимний вечер. Ты не против?

— А у меня есть выбор? — расхохотался Валерий, подтягиваясь на руках и садясь поудобнее с опорой на изголовье кровати.

— Абсолютно никакого выбора. И что мы будем читать? — серьезным деловым тоном выпалила Таня и, уперев руки в бока, уверенно зашагала в сторону книжной полки. — Достоевского? — выдала без долгих раздумий то, что прочитала на корешках первых слева книг.

— Давай. «Идиота», — предложил мужчина.

— Кипелов, ты в своем уме? — девушка развернулась на пятках и воскликнула все в той же наигранно-недовольной манере, уставившись на своего визави и покачав головой. — Валер, Достоевский не идиот, он умные книжки написал. Сам ты идиот.

— «Идиот» — это одно из его произведений, — наслаждаясь заминкой и замешательством в глазах Тани, которое быстро сменилось смущением и густым румянцем, мужчина прищурил глаза, а затем добавил: — Давай-ка, принеси книгу и быстренько ложись сюда ко мне.

— Что? А-а-а… Ой! — девушка закрыла лицо ладошкой, ощутив стыд за то, что вот так глупо упустила этот момент во время обучения в школе, потому что катастрофически мало внимания уделяла литературе. И тут же вторично смутилась, когда Кипелов так бесцеремонно и пошленько буквально пригласил ее к себе в постель. Конечно, не для секса, но выглядело это все равно слишком двусмысленно. Остро захотелось упрекнуть его в провокации, но на игру слов и намеки его обещания не распространялись, как ни крути. Поэтому Таня не придумала ничего лучшего, чем послушно достать с полки нужную книгу, запрыгнть на постель и тихонько угнездиться у мужчины под боком, накрывшись теплым клетчатым пледом.

— …но всё было впереди, время терпело, время всё терпело, и всё должно было прийти со временем и своим чередом. Да и летами генерал Епанчин был еще, как говорится, в самом соку, то есть пятидесяти шести лет и никак не более, что во всяком случае составляет возраст цветущий, возраст, с которого, по-настоящему, начинается истинная жизнь.

— Тебе так идут очки! — восхищенно прошептала Таня, беспардонно перебив мужчину на середине абзаца, и снова уткнулась ему носом в грудь, словно пытаясь спрятаться в нем от всего мира. Почему-то она никогда не видела его таким — в простых очках в темной оправе, одновременно и сосредоточенного, и умиротворенного, уютного и до невозможности домашнего.

— Здоровье, цвет лица, крепкие, хотя и черные, зубы, коренастое, плотное сложение, озабоченное выражение физиономии поутру на службе, веселое ввечеру за картами или у его сиятельства — всё способствовало настоящим и грядущим успехам и устилало жизнь его превосходительства розами.

Таня завороженно слушала до одури любимый и давно ставший родным мягкий голос, одновременно прислушиваясь к мерному биению сердца его обладателя в широкой грудной клетке, прижимаясь к ней ухом и ощущая, как под ее пальчиками на шее Валерия ритмично пульсирует венка. Этот странный тихий вечер был, пожалуй, пределом ее наивным девичьих мечтаний, которые, хоть и сбылись в итоге, но совсем не так, как ей хотелось. До этого самого мгновения… Она и представить себе не могла, что будет вот так просто лежать в кровати с самым любимым и самым восхитительным мужчиной всей ее жизни, слушая, как он неспешно читает творение великого русского классика, обнимая ее за плечо так крепко, словно боясь упустить и потерять навсегда. Таня отчетливо понимала, что ей уже совсем не важно, что он чувствует к ней на самом деле, единственно важным было то, что он рядом, так близко, что она едва не задыхается от счастья. Счастья, которого уже, казалось лишилась раз и навсегда. Он рядом. Все остальное не имеет больше значения и смысла. И что бы ни случилось потом, она хотела во что бы то ни стало остаться с ним навсегда, даже если это будет неправильно и против здравого смысла.

Страницы летели за страницами, как вдруг мужчина услышал тихое посапывание возле самого уха. В какой-то момент девушка примастилась к нему поудобнее, прижавшись носом к шее, и вот уже, кажется, несколько минут безмятежно спала, а он, зачитавшись, даже не заметил, в какой момент ее забрал в свое царство сладких снов Морфей. Ее ладошка нежно лежала на его груди, и в этом жесте было что-то невероятно трогательное и успокаивающее измученную душу. Закрыв книгу и положив ее на прикрованую тубочку, Валерий осторожно накрыл их обои как следует одеялом, выключил ночник, улегся поудобнее и быстро погрузился в мягкий уютный сон.