37. Первый блин комом (2/2)
— Валера! Ты меня слышишь? Он не черный, он просто страшный какой-то получился! — чуть не плача, растягивала слова девушка, отчаянно привлекая к себе внимание рокера.
— Первый блин комом! — как можно кромче и почти басом крикнул Кипелов, чтобы та его гарантированно услышала сквозь шум льющейся из душа воды.
— Каким еще комом?! Ты о чем?
— О том, что первый блин часто получается херовым! Выражение такое. Это нормально. Продолжай в том же духе, и у тебя все получился! — воду пришлось все же на время выключить.
— Ничего у меня не получится, я не создана для ведения хозяйства, я полное ничтожество, у-у-у-у-у! — жалобным голоском мычала за дверью девушка, словно с надеждой выпрашивая пощаду и давя на жалость.
— Я в тебя верю, милая. Давай, сделай папочке вкусно! — отчеканил Кипелов с легким оттенком сарказма, упорно не желая сдавать лидерские позиции.
— Сейчас я разотру папочке в трусы стекловату! — громкий грозный выкрик, вполне ожидаемый и уже привычный, контрольный шлепок ладонью по поверхности двери и быстрые удаляющиеся шаги. Кипелов усмехнулся. Ему казалось, что он даже четко представлял сейчас, с каким именно лицом Таня возвращалась на кухню к плите, и, довольно мурлыкая себе под нос очередную мелодию, начал деловито размазывать по щекам пену для бритья.
Завершив банные дела, мужчина еще долго не решался выйти из ванной. Закончила ли она уже приготовление завтрака, спалила все к чертовой матери или, быть может, и вовсе бросила все еще в самом начале и заперлась в своей комнате, обиженная и злая на него. Кое-как Валерий вытер ногой с помощью тряпки пол, протер зеркало над раковиной, сполоснул ванну, бесцельно побродил туда-сюда по маленькому помещению, а затем все-таки нерешительно подошел к двери, осторожно, стараясь не издавать лишних звуков, потянул рычаг щеколды в сторону и приоткрыл дверь. С шумом полной грудью втянув раза три воздух в легкие, Валерий ощутил до боли знакомый аромат домашних блинов, уютный и дарящий ни с чем не сравнимое ощущение заботы и счастья. К собственному удивлению, напряженно принюхиваясь, он не заметил ни единого намека на запах гари. «Да быть такого не может!» — мысленно удивился он и, судорожно сглатывая скопившуюся во рту голодную обильную слюну и ощущая, как стягивает голодным спазмом желудок, он вышел из ванной и тихо направился в кухню. Открывшаяся его взору картина была поистине восхитительной, похожей не то на дивный сон, не то на наркотическую райскую галлюцинацию, но казалась совершенно невозможной в серой напряженной реальности, к которой он уже успел было привыкнуть. Таня стояла рядом с плитой, открывая банку с вареньем и перекладывая его в пиалу, и при этом тихо напевала себе под нос какую-то милую смешную мелодию и пританцовывала, покачивала в такт бедрами. Ее футболка, сильно удлиненная, спадавшая ниже поясницы и почти закрывавшая нежно-розовые коротенькие трикотажные шортики, мягко струилась по телу и повторяла каждый его изгиб, обволакивая, словно дымка, тонкой тканью. Казалось, что там, под этой футболкой, и вовсе ничего из одежды больше нет. Но почему-то именно сейчас эта мысль и эта деталь девичьего облика почти совсем не овладевали вниманием мужчины, лишь самую малость пощекотав воображение. Нечто большее, неуловимо чарующее и пронизывающее все его существо щекотливым теплом, было в этой упоительной картине. Таня была непривычно спокойной, легкой, как невесомое пушистое облачко, и такой домашней. Домашней… На мгновение защемило где-то в груди. Душа Валерия до безумия истосковалась по дому, по уюту, по тому месту, где его любили, по всему тому, что он без раздумий так легко выбросил из своей жизни ради нелепой безумной страсти к этой маленькой капризной девочке. И вот сейчас она, не замечая его взгляда на себе и увлеченно суетясь с посудой, совершенно случайно, не нарочно вдруг напомнила ему об утраченном и неожиданно стала сейчас воплощением всего того, что он больше всего ценил в своей жизни и от чего душа его наполнялась истинным счастьем. Он с жадностью следил взглядом за каждым ее движением, непроизвольно улыбаясь, и ловил себя на мысли, что хочет видеть эту картину каждое утро. Ее милую пижамку на нежном теле, ее стопы, почти бесшумно ритмично переминающиеся на полу, ее покачивающиеся бедра. Слышать ее тонкий голосок, напевающий что-то неразличимое. И чувствовать этот вкусный аромат, который исходил, казалось, не от только что приготовленного ею завтрака, а от нее самой.
— О, Валер, долго же ты мылся! Давай садись скорее, все уже как раз готово, — совершенно доброжелательным мягким голоском прочирикала Таня и понесла тарелки к столу, словно и не было совсем недавно всех этих истерик, криков и попыток снести дверь, она даже как будто вдруг повзрослела за это короткое время. — Ну, чего залип?
Кипелов не сразу сообразил, что несколько секунд стоял с напрочь отвисшей челюстью и вытаращенными от удивления глазами, подумал даже, что это наверняка смотрелось со стороны довольно глупо и смешно, но ничего с собой поделать не мог. То ли это была совсем не Таня, а ее сестра-близнец, то ли выход из ванной на самом деле оказался входом, и не куда-нибудь, а в самую что ни есть параллельную Вселенную. Встряхнув несколько раз головой и быстро поморгав, мужчина сел на стул, с ума сходя от бесстыдно соблазнявших его желудок блинчиков, очень даже красивых и румяных и слишком удачных для первого раза.
— В них обещанная стекловата, да? — выпалил Валерий, тут же встретившись с удивленным взглядом Таниных карих глаз. — Цианид? — тут же выдвинул новую версию мужчина, недоверчиво поглядывая то на Таню, то наприготовленный ею завтрак. Она даже салфетки красиво свернула и положила рядом с тарелками — это слишком восхитительно, чтобы оказаться правдой, притом совсем без какой-то скрытой каверзы. Таня не ответила ни слова, усмехнулась и тут же демонстративно достала из середины стопки первый попавшийся блин, свернула его в трубочку, макнула в варенье и принялась со смаком жевать, прикрывая от удовольствия глаза и едва не урча. Все еще не в силах справиться с удивлением, граничившим с шоком, Валерий медленно последовал ее примеру. Кусок, второй. Рокер быстро распробовал незатейливое кулинарное творение и с жадностью набросился на ароматную стопку на тарелке, расправляясь с завтраком гораздо быстрее, чем это делала Таня, начисто позабыв обо всем на свете, в том числе и о зависших в его голове вопросах без ответов.
— Знаешь, а мне понравилось.
Кипелов резко остановился, от неожиданности моментально перестав жевать блинчик, и с удивлением посмотрел на девушку. Ее глаза горели, нежная улыбка чуть тронула мягкие губы, когда она поднесла к ним кружку с чаем.
— Орать и долбить в дверь кулаками? — сам не зная, почему, съязвил мужчина и едва заметно улыбнулся, когда на мгновение заметил в глазах напротив всполох такого до боли знакомого Таниного гнева.
— Нет, блин! Готовить… — она смутилась и опустила взгляд так мило, что Валерий непроизвольно расплылся в улыбке умиления, начиная снова расправляться с наполовину недоеденным блинчиком. — Мне… стыдно. Правда стыдно за то, как я себя вела. Я не думала, что это так несложно и испугалась, когда ты меня одну оставил, а потом… В общем потом как-то все само собой стало получаться, — Таня сбивалась, с трудом подбирая слова. Ей и впрямь было неловко за учиненный прежде в сущности из-за пустяка скандал, но признать это было непросто из-за упрямства и какой-то необъяснимой непокорности, нежелания просто сдаться и подчиниться Валерию, который сидел сейчас напротив и продолжал с упоением уплетать результаты ее стараний, из-за страха потерять в нем себя, раствориться и пропасть. Но совершенно новое, впервые испытанное чувство счастья от созерцания картины наедающегося досыта любимого мужчины, такого довольного и сияющего, полностью заполняло разум, выталкивая из него все лишнее.
Валерий как будто случайно бросил на нее взгляд, быстро опустил его на тарелку, а затем поднял снова, словно не придав с первого раза значения какой-то необычной детали, но все-таки заметив ее и пожелав рассмотреть получше. Таня смотрела на него так странно, как завороженная. Ее глаза сияли любовью и чем-то потусторонним, несколько напоминающим кайф наркомана. Она любовалась. Сама не понимая, чем именно и, главное, почему, но просто не в силах была сопротивляться охватившим все ее существо новым незнакомым чувствам. Валерий вдруг вспомнил, что точно также смотрела на него Галя в самом начале их супружеской жизни, особенно когда он еще служил в армии и изредка приезжал домой на побывку. Совершенно счастливая и восторженная, она сидела напротив него за столом, не шевелясь, как будто боясь спугнуть дивную грезу, и зачарованно наблюдала за тем, как он жадно, с армейской привычкой быстро-быстро лопает приготовленный ею с любовью борщ. Смотрела, уперевшись локотками в стол, обнимая ладошками милые пухлые щечки и беспрестанно улыбаясь. Что-то необъяснимо приятное было в этом женском взгляде, удивительное и неземное, возносящее его до небес. Особенно вкупе с ни с чем не сравнимым ощущением непомерно раздувающего чувства собственного достоинства и важности от осознания того, что все это приготовлено для него одного, с любовью и восхищением. Постепенно с годами все это померкло и потеряло яркость эмоций, а семейные завтраки, обеды и ужины стали серой обыденностью. И вот сейчас на несколько мгновений Кипелов будто словно вернулся в прошлое — телое, доброе и чистое, до краев наполненное нежностью и еще нетронутое грязью ругани, скандалов и скукой быта. Вот только тогда с Галей все было по-другому. Они любили друг друга с детства, между ними не было ничего страшного и жестокого, болезненного и унизительного. Все было так легко и просто в своей невинности и естественности. А Таня… Эта картинка из прошлого никак не встраивалась в сегодняшнюю болезненную реальность. Как она могла после всего того, что между ними было, смотреть на него сейчас вот так?!
— Тань… Ты меня пугаешь. Все-таки цианид, да? — пытаясь разрядить неловкость и прервать повисшую тишину, неуклюже схохмил Валерий.
— Иди ты нафиг! — моментально вспылила Таня, но скорее наигранно, чем серьезно, прекрасно понимая, что Валерий шутит, однако все же легкая досада кольнула ее самолюбие, к тому же выдать сцену стало уже делом святым, конечно же. — Я старалась для тебя, вся вспрела у плиты, устала ужасно, а ты! Я вообще-то каждый блинчик то и дело приподнимала и рассматривала — готов уже или нет, чтобы не сгорел и пропекся как следует, чуть ли не пылинки с каждого сдувала. И не первый блин комом, а целых пять! Да-да, они все улетели в помойку, пока у меня не стало, наконец, получаться!
— Ладно-ладно, тише, Тань, я же пошутил! — Валерий осторожно взял в руки девичью ладошку и пристально посмотрел ей в глаза, торопясь как можно быстрее успокоить, а самому реабилитироваться в ее глазах после своего неудачного комментари по поводу ее стараний. — Я, честно говоря, и правда слегка в шоке. Не слегка даже. Я в полном ахуе, Тань! Не думал, что у тебя получится, и когда из ванной выходил, морально готовился ко второй пощечине для симметрии.
— Ты так плохо обо мне думаешь? Считаешь, что я совсем ни на что не гожусь, да?
— Ну, ты так кричала и ногами топала, что я еще мог подумать? — коротко хохотнул Кипелов и быстро оскся, встретившись с пылающим от возмущения взглядом девушки. Вот сейчас, казалось, она и впрямь обиделась, сердито надула губки, явно ожидая совсем не шуток, а похвалы от любимого мужчины, ради которого так старалась и впервые почувствовала себя по-настоящему взрослой и нужной для него, как… Как кто? Страшно было даже думать об этом слове. Но как можно остановить полет наивных девчачьих фантазий, не знающих границ и несущихся с безумной скоростью туда, куда нет входа и никогда все равно не будет. Тем более он до сих пор еще официально женат…
— Да ну тебя! — фыркнула девушка, встала со стула и схватила тарелку с оставшимися недоеденными блинчиками. — Завтрак закончен!
— Эй, эй, эй, Таня, стой, я еще не закончил вообще-то! — автоматоной очередью выпалил серию слов Валерий и начал судорожно хватать девушку то за запястье, то за талию в попытке усадить ее на место. — Ну ты чего обиделась, Тань? Да, я был не прав, каюсь и беру свои слова обратно. Это и правда очень вкусно, ты большая молодец! — Таня застыла на месте, недоверчиво поглядывая на Валерия, в то время как он на всякий случай уже торопливо стягивал с тарелки все, что не успел доесть, переложил на свою и принялся быстро уничтожать завтрак, пока Таня снова что-нибудь не отчебучила.
— Правда-правда?
— Пфафда-пфафда. Бфять! — не сумев выговорить с набитым ртом слова и с досадой врезав ладонью по столешнице, мужчина жестами изобразил то, как он доволен, потирая ладонью живот и с видом неземного блаженства на лице закатывая глаза. Дожевав, наконец, он мечтательно добавил несколько не к месту: — Путь к сердцу мужчины все-таки лежит через желудок, — и расслабленно откинулся на спинку стула.
— Пфф, подумаешь! Я и без кулинарии запросто его проложила! — засмеялась Таня, унося посуду в мойку.
— Это ты путь не к сердцу, а ко мне в штаны проложила, — съязвил Валерий и хитро подмигнул обернувшейся на его голос девушке. В ответ она промолчала, лишь скорчила смешную гримаску и высунула язык, а потом заливисто расхохоталась.
— Тань, ты ведь взрослая девушка, почему ты до сих пор даже не попыталась научиться готовить? У тебя ведь определенно есть к этому делу способности. Почему мама тебя не учила?
— Она и сама не готовит, — совершенно безразличным голосом бросила девушка, продолжая мыть посуду.
— То есть как? А что же вы едите тогда? — опешел от таких слов мужчина и нахмурил брови.
— У нас для этого есть тетя Зина, — обернувшись и заметив полнейшее непонимание в глазах своего визави, Таня прибавила: — Домработница и повариха.
— Вот как, значит… Ну что ж, тети Зины теперь нет, а мужика своего надо кормить, Тань. Ну и путь прокладывать, конечно, — сложив пальцы в замок на переполненном животе и все еще расслабленно растекаясь всем телом по стулу, Валерий довольно улыбался во вусь рот и с готовностью наблюдал за Таниной реакцией.
— А я и не отказываюсь, с чего ты взял? — с вызовом бросила из-за спины девушка. — Сегодня я хочу научиться готовить щи и еще, знаешь, картошку такую, как ее? В мундире. Я у бабушки в деревне такую ела вместе с ней с лу-у-уком, — мечтательно облизывая губы, протянула девушка.
— Воу-воу-воу, полегче, вот это прыть! Но я только за. Незатейливый у тебя заказ. Тогда, стало быть, мне нужно сходить за продуктами, — деловито ответил мужчина.
— Ха, мног ли ты унесешь? Вместе пойдем. Мясо я выбирать не умею, так что будешь моим консультантом, — бордо прощебетала Таня, выключая воду и вытирая полотенцем руки, подошла к Кипелову и ткнула ему в грудь указательным пальцем. — Давай одевайся, и отправляемся за покупками!
— Таня-я-я-я! Ну не прямо сейчас же! Я объелся, — жалобно простонал Валерий, кое-как отлипая от спинки стула и усаживаясь ровнее.
— Прямо сейчас, — она чмоткнула его в щеку, и не успел он открыть рот, чтобы возразить, тут же запечатала его своими еще масляными от блинов губами. — И никакого саботажа! Сам виноват, нечго было столько есть.
Этот поцелуй был слишком восхитительным, чтобы оставить после себя хоть один довод «против».