32. Это ангелы без крыльев плачут о былом (1/2)
Любовь нежна? Она груба и зла.
И колется, и жжется, как терновник.
Уильям Шекспир</p>
Долго, очень долго Кипелов стоял у окна, бессмысленно взирая на собственное нечеткое отражение в стекле посреди темноты, сгустившейся на улице. Это отражение было похоже на его мрачного двойника, цинично и совершенно безучастно наблюдавшего за всем, что происходит в доме, за ним самим, за каждым его движением. Вдалеке, позади темной фигуры за окном, тускло горели фонарь и окна сосендних домов. Ни одного прохожего, ни шелеста ветвей деревьев на ветру, ничего. Мир будто замер вместе с мыслями мужчины. И лишь спустя время из коридора донеслись шорохи и отдельные едва различимые слова.
«Может, останешься?»
«...сегодня дежурство»
«...буду скучать»
«Завтра отпрошусь… К обеду»
«...милый…»
«Позвони, если вдруг что-то…»
Разум Валерия упорно отказывался осознавать эти обрывки фраз, и они бессмысленным набором звуков растворялись в воздухе, едва вырвавшись в простраство, слетев с чужих губ. Валерий словно отключился от реальности, не понимая до конца, бодрствует он сейчас или же спит. Все казалось в этот момент совершенно нереальным. Не хотелось даже шевелиться. Лишь веки изредка медленно опускались и поднимались вновь. Сознания едва коснулся звук захлопывающейся двери и скрежет ключа в замочной скважине. Несколько тихих шагов, и снова тишина. Буравящая мозг тишина. Тело словно окаменело и не желало слушаться своего хозяина. Ему казалось, что прыгни он сейчас со скалы в море, даже не стал бы пытаться всплыть… Еще несколько минут прошло в оцепенении и в бессмысленном созерцании своего двойника в отражении, напряженно сверлившего его самого пустым бесчувственным взглядом. И вдруг порыв — внезапный и неосознанный, совершенно спонтанный. Валерий бросается прочь из комнаты, быстро проходит по коридору и стучит разбитыми костяшками в дверь, оставляя на ней бесформенные пятна крови. Удары нервные, сильные, порывистые. Челюсти напряженно стиснуты от боли, разливающейся по руке.
— Кипелов, чего тебе?! Иди спать! — недовольный крик Тани, которым она буквально отталкивала мужчину от двери. Плевать! Снова болезненнные удары в дверь. Уже кулаком. Зачем? Он и сам не понимал. Не было плана, не было цели. Был лишь порыв — достучаться, добиться, вытащить девушку из запертой изнутри комнаты любой ценой.
— Какого черта?! — выкрик прямо в лицо из распахнувшейся двери. Валерий так настойчиво тарабанил в дверь, так шумела в ушах метавшаяся по жилам кровь, что он даже не услышал шаги и поворот замка.
Кипелов дернулся от неожиданности и инстинктивно отпрянул назад. Ее глаза прожгли его насквозь до самого затылка. Совсем не те перепуганные, когда он ее бил в своей квартире и привязывал ремнем к кровати. Теперь они были невыносимо жестокими и безжалостными. Смотрит, убивая взглядом, и просто молчит. Потеют руки, последние капли воли утекают с каждым мгновением, а сил уже почти не осталось. Нужно собраться с мыслями, собраться и сказать…
— Что?! — девушка перешла на крик, теряя терпение. — Что тебе нужно от меня?
— Таня, ты победила, — тихо произнес Валерий, с трудом пытаясь выровнять дыхание и не отводя взгляда от ее карих, недобро горящих глаз, уж, кажется, не надеясь найти в них хоть немного милости. — Зачем я тебе? Такой… Теперь… Зачем?
Слова даются с трудом, тонкие напряженные губы начинают мелко дрожать. В ответ — тишина и холод темных, как ночь, глаз. Молчит, испытующе смотрит и ждет. Продолжения ждет.
— Я… понял, — слова звучат надрывно, с трудом выдавливаемые из груди. — Вот для чего все это было! — резкий выкрик на нерве, со срывом. — Все отняла. Все, черт возьми, все, что мне было дорого! И последнее забрала. Себя… Я не прошу тебя остановиться, нет. Просто добей. Черт! Добей уже!!! Давай, доведи дело до конца. Видишь, я сдался! Чего еще ты хочешь от меня, чего?! — голос дрожит, переходя в хрип. Держаться все сложнее. Мужчина задыхается, давясь собственными словами. Тяжело, чертовски тяжело стоять вот так перед молодой девчонкой и, перешагивая через самого себя, наступая на горло собственной гордости, пытаться подбирать и выталкивать из горла слова.
— Блядь, я с тобой всю гордость свою просрал к чертовой матери, от всех своих ценностей отрекся, забыл все принципы, в которые сам верил! Таня, ты… Ты сломала меня. Сломала к хуям соб…ачьим, — нервный смешок сорвался с губ. — Ты же этого хотела, так ведь? Да, да, этого, я знаю… А я, дурак, не понял, не раскусил, верил во что-то как идиот, надеялся…
Валерий отпустил один костыль, и тот с грохором упал на пол. Обхватил лицо свободной рукой, вгрызаясь пальцами в кожу на висках, и сдавленно простонал.
— Я сам… сам… сам все сделаю. Нечего тебе руки марать. Да, так… — как безумный, бубнил мужчина, изредка подергиваясь всем телом от сильного напряжения. — Только…
Вдруг он оперся рукой о стену и медленно неуклюже начал опускаться на пол.
— Ты чего творишь, с ума поехал что ли?! — выкрикнула Таня, бросившись к нему, и попыталась поднять его обратно, пресечь тем самым совершенно глупую и опасную попытку встать на колено. Кое-как это все же удалось, и девушка буквально повалила его на стену и впечатала в нее, оказавшись вдруг слишком близко… Она ощущала рваное учащенное дыхание Валерия на своем лице. Его холодные дрожащие пальцы вдруг неожиданно обхватили ее щеку, бледно-голубые глаза заблестели странный болезненным огнем и впились в нее мертвой хваткой так, что на мгновение стало не по себе. Не успела Таня отреагировать на действия мужчины, как его пересохшие тонкие губы зашевелились, выпуская тихие быстрые слова одно за другим.
— Тань… Ты же хотела этого! Я сломлен, видишь, сломлен! Смотри… Таня, я… Я только боюсь умереть непрощенным… тобою… Пожалуйста, прости… Прости, прости меня, умоляю! — одновременно со словами пальцы беспорядочно блуждали по лицу девушкии и впивались в ее нежную кожу, словно их хозяин пытался запомнить каждое ощущение, и следом горящие холодным полубезумным огнем глаза в обрамлении морщинистых век наполнились влагой. — Прости…
Резкий рывок, маленькая ладошка с силой отталкивает руку Валерия, и девушка буквально отпрыгивает к противоположной стене, моментально увеличив дистанцию. Она перепугана, не знает, как реагировать. Большие карие глаза вдруг стали еще больше, распахнувшись до предела от шока и непонимания того, что прямо сейчас происходит с ее визави. Он будто сам не свой. Не такой собранный, сдерживающий себя пусть даже порой на самом пределе сил, как обычно. Сейчас он словно бросил поводья и сдался. Таня стоит у стены, ни жива, ни мертва, ее заметно трясет. От чего — она и сама толком не понимает. Быть может, от бессмысленной борьбы с самой собой, с желанием прямо сейчас расплакаться. Борьба с собственными слезами, что со спазмом волной подкатывают к уголкам глаз, и горло словно сдавливает чья-то стальная перчатка, не давая сказать ни слова, душит, душит, душит отчаянный крик, рвущийся из груди вопреки…
— Ненавижу! Ненавижу тебя! Ненавижу, ненавижу, ненавижу! — слова раздирают пространство дома болью, вновь пробудившейся в израненом девичьем сердце, всколыхнув прошлое, которое так сильно хотелось забыть. Челюсти сведены судорогой, губы дрожат так сильно, что это видно невооруженным глазом, и слезы готовы рвануть из глаз в любую секунду и вылиться ручьями по щекам. Но Таня не могла себе позволить такой роскоши, такого подарка для Кипелова… И вся ее боль вырвалась изнутри потоком слов.
— Я сломала тебя?! — кричала Таня так громко, словно не слышала саму себя. — Да, да, черт, да! Я мечтала об этом с того самого дня, когда ты, ТЫ сломал меня! Ты на самом деле меня сломал!!! Никита… Он из петли меня достал, а я еще и орала на него за это, потому что жить не хотела после того, что ты со мной сделал, — девушка опустила глаза и на несколько секунд замолчала, едва сдерживая слезы в дрожащих веках. — Не знаю как, но я создала зверя… Если бы я могла вернуться в прошлое, в тот день, когда потащилась к тебе в гримерку, если б заранее знала, сколько боли и муки ты мне принесешь, убилы бы тебя нахрен, мудака…
Последние слова Таня произнесла на выдохе холодно и жестко, с трудом успокоив дыхание, сделала шаг мужчине навстречу и пристально посмотрела ему в глаза, словно хотела что-то сказать, но так и не произнесла больше ни слова. А затем развернулась и медленно скрылась за дверью своей комнаты. Эти слова еще несколько минут эхом звучали в голове Валерия. Слова, которые яснее ясного давали понять, что она его никогда не простит. «Гори оно все огнем!» Рука, подрагивая, ложится на холодный метал вертушки дверного замка. Поворот, второй, скрип открывающейся двери, прохладный воздух порывом легкого ветерка скользит по лицу и сковывает мурашками тело. Тонкий свитер совсем не греет. Надевать куртку уже не было смысла. Какая разница, в каком наряде пройти свою зеленую милю до последней черты?
Вечность смотрит в глаза,
Тянет вниз, не дает вздохнуть.
Неужели все зря?
Но как долог был этот путь.
</p>
— Стой!!! Да что ж ты творишь, идиот?! — пронзительный женский крик за спиной. — Чокнутый!
Резкий рывок за свитер сзади, неожиданно сильный… Кипелов теряет равновесие, рефлекторно делая пару быстрых «шагов» назад и буквально летит обратно в помещение. Ничего не соображая, он лишь ощущает, как с силой врезается спиной в стену, выпуская из рук костыль, и начинает падать. Громкий девичий вскрик, насмерть перепуганные карие глаза и тонкие пальчики, мгновение спустя вновь вцепившиеся в свитер, только теперь уже на груди мужчины.
— Черт, нет! — кричит Таня, судорожно и почти хаотично хватая Валерия и пытаясь сгладить его падение. Сам он цепляется руками за обувной шкафчик, на время буквально повисает на нем, а потом со стоном уже куда более плавно растягивается на полу, успев лишь вывернуть вперед загипсованную ногу и избежать тем самым еще большего ее травмирования. Девушка, не удержав равновесие, падает следом прямо на него, больно ударившись коленками об пол и неудачно приземлившись локтем в живот мужчины.
— Ммммм! — в голос простонал Кипелов, запрокинув голову назад, слегка ударившись затылком о стену.
Таня вдруг резко отползает назад, быстро-быстро отталкиваясь стопами от пола, и останавливается, лишь уперевшись спиной во входную дверь. Глаза широко распахнуты. В них читается шок пополам с тревогой. Задержавшись на несколько секунд на лице мужчины, взгляд девушки соскальзывает на его больную ногу. Слова застряли в горле. Тело оцепенело. Она не двигается, лишь смотрит на ногу и боится даже дышать. Ее всю словно током бьет, а глаза почти не моргают.