14. Я знаю, нас не изменить (1/2)

Вечер. Маленькая уютная квартира, утопающая в тонком аромате роз и ванили, мерцание свечей и аппетитный запах ужина на столе. Мужская фигура суетится на кухне у большого стола, накрытого просто, но весьма со вкусом.

— Черт! — вслух выругался мужчина, немного не расчитав и врезавшись бедром в угол стола. Скривился лицом, потер ушибленное место, а затем немного отошел в сторону. Быстро окинув взглядом помещение, мысленно заключил, что совершенно от себя такого не ожидал. Это так странно. Стоит весь такой нарядный, в строгих брюках и белоснежной рубашке посреди невероятно красивой романтической обстановки места будущего свидания. И пусть это не дорогой ресторан или иное приличное место. Ну и что? Ему никак нельзя быть узнанным где-либо в обществе молоденькой девочки в романтичной обстановке. Зато здесь, на своей съемной квартире, можно развернуться от души.

Таня хотела, чтобы Кипелов что-то сделал для их отношений. Чтобы их встречи действительно стали таковыми. И он сделал это. Как бы ни сопротивлялось его естество всему этому марафету, он хотел доказать девушке серьезность своего отношения к ней. Он был намерен показать ей, что хочет не только секса, но чего-то более важного. Он и правда чертовски привязался к ней и утопал в сильнейших чувствах, сходил с ума от ревности и желания душевной близости с ней… Поначалу вся эта затея с романтическим вечером при свечах его самого ужасно смешила. Но мало-помалу он свыкся в будущей ролью не то принца на белом коне, не то героя-любовника девичьих грез, купил вполне приличные вещи и даже со временем приспособился к такому необычному для себя стилю одежды. А что? Как выяснилось, сидит на нем костюмчик весьма не дурно. И ходить во всем этом великолении относительно удобно. Но воротничок рубашки все-таки расстегнул. К черту все эти удавки! Что угодно, только не этот кошмар. Роль пуделя с бантиком на шее Валерия совсем не прельщала. Да и галстуки что-то слишком официально выглядят. Хватило собственной свадьбы много лет назад.

Все утро и день мужчина провел сначала в душе, а затем на кухне. Начинались приготовления со скрипом и внутренним сопротивлением, но постепенно он втянулся в процесс, и вся эта суета ему даже начала нравиться. Делать что-то для прекрасной девушки, в которой залип как в сладком варенье со всеми потрохами — это то еще наслаждение, как выяснилось! Кто бы знал! Ближе к вечеру Кипелова начало потряхивать от волнения. Волосы он расчесывал и собирал в хвост особенно тщательно. Мелкая дрожь предательски не давала быстро застегнуть рубашку. Пальцы упорно не желали слушаться. Последний штрих — облако парфума вырвалось из флакона. Чуть не прыснул себе в глаз. Нервы, нервы надо лечить. Природу своего волнения мужчина никак не мог понять.

Время неумолимо летело к пяти часам вечера, а сердце с каждой секундой ускоряло свой темп. Адреналин разносился по венам, нагнетая жар в висках. Свечи Кипелов зажег с трудом. Пару спичек сломал неуклужими от трепета пальцами. «Черт побери! Как успокоиться-то?! Трясет как мальчишку. Робею. Натурально робею! В шестьдесят лет! Вдох, выдох, вдох, выдох! Кипелов, расслабься. Все хорошо, все отлично. Все просто пре…» Будильник! Пять часов! Прошибло на месте насквозь словно молнией. Мужчина подошел к входной двери и замер. Сколько прошло времени, он не знал, но успел немного успокоиться. Вдруг тишину нарушил топот каблучков на лестничной площадке. Шаг, еще, еще… Остановка. Валерий приложил ладонь в двери прямо под дверным глазком, но не посмотрел в него. Она рядом, в нескольких сантиметрах, разделенных только дверью. Почему-то медлит. Не знает, что за дверью стоит он.

***

В это время в подъезде Таня изо всех сил пыталась спрятать остатки так не кстати нахлынувших чувств. Кипелов позвонил сам сразу после ее возвращения в Москву. Он позвал ее к себе и попросил одеться по-особенному. На все вопросы девушки он деликатно переводил тему, распаляя ее любопытство. Неужели свидание? Неужели он сделал наконец-то то, о чем она когда-то так страстно мечтала?! Неужели это не просто очередное приглашение раздвинуть ножки пошире и трахнуться на кухонном диванчике или подоконнике, а что-то по-настоящему необычное? А что если ей просто показалось, и он снова будет грязно ее домогаться, и снова нужно будет играть холодную стерву и динамить любовника? Ей так это все чертовски надоело, что вдруг прямо в лифте захотелось разреветься. Разреветься, как когда-то в детстве у мамы на коленках. Слезы предательски покатилишь горячими потоками по щекам. Как же, твою мать, не вовремя! Угораздило родиться в женском теле… «Почему? Почему так больно??? Почему так чертовски обидно, что аж зубы скрипят?! И какого черта я все еще плачу из-за него?! Почему все еще бегаю к нему?! Бегаю, вопреки всему. А может я попросту придумываю все эти отговорки, что я якобы сильная и только играюсь, а как наиграюсь, сразу брошу его, как того зайку из всем известного детского стихотворения Агнии Барто…» — думала в движущемся наверх к заветному этажу лифте девушка, пугаясь собственных мыслей и сгорая изнутри от горькой смеси досады и ненависти. Ненависти за то, что даже сейчас, когда она выстроила глухую оборонительную стену в своей душе, когда ей наконец показалось, что чувства к Валерию навсегда умерли в ней, он каким-то образом все равно умудряется делать ей больно, сам о том не подозревая. Было до боли обидно, хотелось выть и царапать стены маленькой подъемной коробочки жилого дома, орать на пределе сил и возможностей голосовых связок и метаться загнанным зверьком по замкнутому пространству. Нет! Нет! Нет! Ни за что! Больше он не сделает ей больно. Да, она понимала, что по какой-то неведомой причине снова и снова безвольной куклой будет бегать к нему, к своему роковому мужчине. От похоти, которая все еще жила в ней, или от желания отыграться, взять реванш — но летела она к нему, не помня себя, вловно птица в небесах. Но раз так, тогда остается лишь одно — ни за что, ни при каких обстоятельствах не подавать вида, что она ранена и обижена. Аккуратно вытирая слезы и медленно успокаиваясь, Таня, облокотилась о стену лифта, поклялась себе больше никогда не давать себя в обиду и растоптать все эти сохранившиеся в ней руины чувств, ломавших ее волю. Когда-нибудь она почувствует себя абсолютно свободной. Свободной от него. Свободной от его взгляда и голоса. Перестанет тянуться к нему даже телом, наиграется как следует. И тогда бросит. Не дрогнув. Не испытывая при этом ничего. Холодо и цинично. Когда-нибудь это обязательно случится… Лифт остановился, распахнул двери перед той самой дверью, в которую что-то влекло по-прежнему неудержимой силой, и к которой испытывало жгучую ненависть израненное сердце. Несколько шагов — словно зеленая миля, остановка, рука касается двери. Где-то там — мужчина, перед которым она не смотря ни на что почти бессильна. И именно сейчас так нужно собраться с мыслями, силами и волей. Вдох, выход, пальцы на кнопке звонка. Игра начинается…

Валерий немного помедлил, затаившись у двери, сделал несколько звучных шагов и повернул ключ в замке на 2 оборота. Отступил чуть назад, пропуская гостью в сумрак своей съемной квартиры. В нос ударил свежий цветочный аромат туалетной воды со сладкими нотками ванили. Пара звучных ударов каблучков по полу, и в помещение зашела девушка в легком плащике цвета кофе с молоком и поставила мокрый зонтик у двери. У Кипелова на мгномение перехватило дыхание и вспотели ладони. Таня была роскошна. Идеально ухоженные локоны, нежный естественный макияж — все так просто и со вкусом!

-Классно выглядишь! — игриво прощебетала Таня, легким движением ручки приподнимая чуть отустившийся в изумлении подбородок Кипелова. — Тебе идет!

Валерий встрепеннулся, вышел из ступора, едва заметно смутился и на мгновение слегка опустил глаза. Как-то неловко он ощущал себя в рубашке и брюках, не привык носить подобные вещи. Случалось такое крайне редко. И всегда мужчина чувствовал себя настоящим клоуном в цирке. Другое дело — кожаные штаны и простая черная майка без рукавов имени себя. В таком виде на концертах он чувствовал себя как рыба в воде — уверенно, брутально и максимально привлекательно.

Смущенно опущенные несколько мгновений назад глаза Кипелова как-то спонтанно поднялись наверх и встретились с игривым взглядом девушки. Эти глаза не против. Желание развязать манящую ленточку на подарке нестерпимо. Руки мужчины сами потянулись к поясу, аккуратно развязали его, расстегнули несколько пуговиц плаща, ловко проскользнули внутрь к плечикам девушки и скинули ненужную одежду. Кровь моментально прилила и к голове, в куда-то вниз, куда сейчас совсем не нужно было ей приливать — невовремя и слишком, слишком рано! Но глаза уже намертво вцепились в ярко красное, цвета свежей крови, платье Тани с умопомрачительным декольте, в котором как в океане тонуло сознание мужчины.

Ты пришла под пенье ветра

Из неведомой страны</p>

Это было жестокое, слишком жестокое декольте… Кипелов нервно сглотнул слюну, с трудом перевел взгляд на лицо девушки, легко и деликатно коснулся ладонью ее щеки, медленно приблизился губами к нежому личику, влекомый чем-то средним между бьющей в голову сотней орудий страстью и щекотливой бархатной нежностью, на мгновение почувствовал влажное учащенное дыхание девушки на своей коже, уже почти провалился в этот омут с головой и сдался без боя…

— Валер, мы долго так стоять будем? — Таня невинно похлопала длиннющими, почти кукольными ресничками, театрально надула губки и произнесла уже такую привычную и ожидаемую фразу. — Я так хочу есть, просто умираю с голода! У тебя так пахнет вкусно! Что там?

Девушка ловко вывернулась из цепких рук, словно невзнячай проскользила рукой по паху мужчины, прошла в кухню и плюхнулась на стул.

— Мммм! Сколько тут всего! Умираю, как хочу есть! Ой, клубничка!

— Сам собирал… На даче, — с досадой в голосе произнес Кипелов, так и не сумевший произвести фурор на девушку. Она снова сломала всю заготовленную романтику своим полудетским поведением. Ну что ж — пусть будет так. Да и потом — это все-таки невозможно мило! У нее аж щеки раздулись как у маленького пушистого хомячка. Уплетает так, что за ушами трещит. Губы в клубнике, руки в клубнике! Наверное, такие сладкие…

— Что? Что-то не так? Ты на меня смотришь, как маньяк на потенциальную жетрву, — не дожевав, выдала Таня, невинным ангелом глядя Валерию в глаза. Тот моментально покраснел как рак. Словно застуканный на месте преступления. Ведь он и впрям сейчас смотрел на девушку с нескрываемым вожделением, невозможным образом перемешанным с умилением и восторгом.

Кипелов не нашел ничего лучше, как просто промолчать. Он нервно отодвинул стул, задел ногой ножку стола, чертыхнулся, покраснел еще сильнее и мешком неуклюже рухнул на сидение. Краснеть перед девочкой втрое моложе себя — это просто феерия в комедийном жанре! Мужчина мысленно обругал себя за такой нелепый конфуз, предложил Тане сок, получил отказ и сам выпил залпом целый стакан. Нервозность от этого ничуть не уменьшилась, а скорее прибавилась, угрожая сдать неудачливого джентльмена со всеми потрохами внезапным приступом Паркинсона. Вот только этого сейчас и не хватало для полного провала! Боже, как все нелепо получается… В попытке справиться с неловкостью и желанием провалиться сквозь землю, мужчина нервно барабанил вилкой по тарелке и усиленно жевал собственноручно приготовленное мясо по-французски, упорно не поднимая глаза на свою прекрасную визави.

Кипелов чуть не подавился очередным куском, когда по его коленкам что-то едва заметно проскользнуло наверх, а затем между ног ощутил мягкое, но настойчивое давление. Мужчина инстинктивно резко подался торсом вперед и врезался в край стола, загремев посудой. Он не успел опомниться, как маленькая девичья ножка уже активно двигалась на его моментально привставшем члене, попеременно надавливая то пальчиками, то пяткой, заставляя его немного двигаться в тесных трусах. Моментльно волна дикого сексуального возбуждения накрыла Валерия с головой. Это было так неожиданно, что щеки снова запылали огнем. Даже не столько от неловкости, сколько от того, что приходится сдерживать собственные внезапно пробудившиеся первобытные инстинкты. В брюках стало безумно тесно и жарко, если так пойдет дальше, то он попросту сварится в них или взорвется на мириады осколков…

— Валерочка, милый, мы так и будем с тобой играть в молчанку? Ты же вроде хотел что-то узнать обо мне, поговорить о чем-то? Так что тебе рассказать, дорогой? — Таня говорил совершенно беззаботно, как ни в чем ни бывало, словно это вовсе не она сейчас трахала его ногой под столом. Эта чертова игра, прикрытая столешницей эротическая сцена сносила крышу начисто, а она сидит перед ним, беззаботно по-детски наручивая прядь волос на палец, о чем-то мурлыкает, а он на пределе сил пытается осознавать ее слова, усиленно напрягая отказывающий мозг. Ведь если он сейчас снова проигнорирует ее, то потеряет уже навсегда. Он это знал и боялся больше всего на свете. Но именно сейчас она делала все, чтобы свести его с ума, спровоцировать и довести до точки кипения, задав максимальный уровень сложности для такого важного и желанного разговора.

— Аааа. Даа… Ох… — Кипелов никак не мог собрать мысли воедино и произнести что-то членораздельное. — Расскажи об учееееееее…оооооо…

Договорить не получилось. В этот момен уже две девичьи ножки ловко обхватили сильно выпирающий в штанах член.

— Что, что ты сказал? Я не расслышала, — издевательски наигранно переспросила девушка.

— Об учеее…ооооооо…мммм, — Кипелов никак не мог выговорить это простейшее слово, при каждой попытке ощущая, как Таня делает какой-то новый головокружительный финт, нежно выжимая очередную каплю солоноватой смазки. — Об учебее… На кого ты ууу…учишься?

— Ммм, Валер, у тебя взгляд стекляный! Тебе точно это интересно? — озабоченно спросила Таня, хмуря бровки.

— Д…дааааа! — особенно страстно выдал Валерий, превозмогая очередную сладкую ласку милых ножек под столом.

— Ты сегодня такой странный… Ну ладно, сам напросился. Слушай!

Кипелов слушал. Вернее, думал, что слушает. Честно пытался. Таня с упоением рассказывала что-то про свою будущую профессию, про одногруппников и веселые прогулки с подружками после пар, с таким же упоением и страстью трахая мужчину под столом ногами. Пару раз он врезался грудной клеткой в стол, цеплялся за столешницу до посинения пальцев, с трудом сдерживая стоны. Таня периодически останавливалась, замечая в любовнике чрезмерное напряжение и близость развязки. Кипелов протек в штанах, вспотел, часто дышал, сходя с ума от похоти. «Боже, как же хочется трахаться!!!» — мысленно орал рокер фа-дезом. Он сгорал от желания завалить ее прямо здесь и сейчас на диван, на стол или подоконник и выебать со всей нежностью и страстью, сойти с ума в ее объятиях и умереть в оргазме. Влить в нее все — обожание, похоть и семя… Бурным потоком до капли. Желание волнами прокатывалось по всему телу, выгибая в струну, учащая до максимума сердечный ритм, а все чувства и мысли сконцентрировались на желании сладкой бурной разрядки. Но Таня буквально припечатала мужчину к стулу. Нет, не ножками конечно же, а морально. Сложнее всего было бороться с проскальзывающими животными позывами полужестокой диковатой сексуальной агресси. Он пугался ее, сдерживал изо всех сил и не пускал в сознание. Нельзя, нельзя, нельзя!!! От этого Влерий почти оцепенел, ощущая каждой клеточкой тела острое болезненное непреодолимое желание оргазма.

— Валера, аууу! Ты меня слушаешь вообще? Кому я все это рассказываю? — на краю помутившегося сознания едва расслышал Кипелов. — Тебе нехорошо? Ты весь красный и взмокший, у тебя кажется жар! Господи! Может окно открыть? Или водички налить?

Девушка быстро убрала ноги с его паха и поспешила к плите, оставляя за собой жестокое разочарование и недосказанность… Недотрахнность. Неудовлетворенность. Хоть иди в ванную и дрочи! Внизу все сводило спазмом, почти до боли, неприятной и тянущей. Член весь был сжат чертовски тесными трусами, которые к тому же еще и неприятно подмокли…