Часть 28. Тягостное ожидание (1/2)

Они ушли на охоту — это значит, что всю ночь он не будет спать. Тело рвется к ним, но Кирк понимает, что парни прекрасно справятся и без него. Если Волк нарушит все договоренности и начнет месиво, то обнаружит свою стаю с перегрызенными глотками и простреленным боками.

Львы стремились к тесному взаимодействию с волками не просто так — они налаживали связи, находили среди других зверей союзников. Спрашивали совета. Весь прайд походил на только что оперившихся птенцов, потерявших мамочку и еще не научившихся птичьим премудростям до конца. Что такое — быть зверьми? Как управляться со своим новым, стремительно меняющимся телом? Какие ритуалы надо исполнять? Как скрываться? Кирк никогда не был львом, но знал, какого это, лучше всех.

Послужить катализатором для превращения может что угодно. Неверно сказанное слово, неуместный смех. Боль. Страх за себя или за своих близких. Мердок всегда говорил, что только холодный рассудок и воля отличают оборотней от животных. Тот, кто не умеет сдерживать себя, останется в облике зверя навсегда. И такое… случалось.

Близится полнолуние, и Кирк ни на секунду не расстается с электрической дубинкой: ток хоть немного, но сдерживает чужое превращение. Кирк — человек. И он никогда не забывает об этом.

Вампирский клан установил квоту обращений через укус для оборотней, чтобы тех не было слишком много. Но поначалу никто из вампиров не контролировал этого всерьез, давая новеньким волю и возможность обустроиться на новом месте. В прайде было слишком мало особей для того, чтобы представлять серьезную угрозу. Но самоуверенные ирландцы, немного русских и одна латиноамериканка никогда не любили прогибаться под чужие правила. Всех проконтролировать сложно, кто-нибудь возьмет, да и укусит случайно или обидчика, или любовника… А потом мучайся с ними.

Кирк медленно спускается в подвал. Все равно не уснет, так что для начала надо проверить, все ли на месте. Проводит ключом-картой по датчику: электрический замок срабатывает, и дверь открывается сама собой. Кирк идет дальше, постукивая дубинкой по своей ноге и держа перед собой фонарик. Заглядывает в ближайшую камеру: косматый лев весь опутан цепями, которые так и не смог разорвать. Зверь тяжело дышит, все пространство вокруг него покрыто длинными страшными бороздами от когтей — старыми и новыми. Этого зверя, кажется, зовут Генри. Он еще не научился справляться со своими способностями, так что отсюда его выпустят не скоро. Кирк мстительно пинает поднос с едой, поставленной перед клеткой, и идет дальше.

Пленный волк, бывший информатор. Его уже никто не будет искать. Не рожденный, так что постепенно луна сводит его с ума. Он нервно спит, подрагивая, вместо ног у него лапы, но остальное тело, в целом, остается человеческим. Частичные превращения — это не очень приятно, Кирк знает. В его папках хранятся тонны бумаг с показаниями исследуемых, он столько раз слышал эти истории, что иногда ему кажется, будто все это происходило с ним самим. На лапах льва или волка особо не походишь, баланс тела нарушен, и ты все время заваливаешься. Удобнее в таком положении ходить на четвереньках, но лапы и руки — разного размера, что тоже не прибавляет комфорта. Из-за этого выгибаешься неестественно, и спина быстро устает.

Ноги — это еще ладно. В передних лапах едва удается что-то удержать. Ни ручкой писать, ни на телефоне сообщения строчить ты не можешь. Повезет, если кто-нибудь добрый приготовит кофе и придержит стаканчик у губ. Некоторые шутят, не подрочишь даже: не рассчитаешь силу — и все, прощай, достоинство.

Иногда сам собой появляется хвост, и штаны так оттягиваются, как будто ты в них нагадил. Можно, конечно, проделать дырочку в одежде, да так и ходить, вот только на улицу в таком виде не пойдешь. Могут возникнуть вопросы.

Да не в удобстве даже дело, а в моральной стороне вопроса. Ты ощущаешь себя… непривычно. Неправильно. Уродливо. Парни, конечно, в этом не признаются, они привыкли шутить над неудачными превращениями, сочинять глупые байки, пугая ими новообращенных. Но не все могут с этим справиться.

Кто-то заживо сдирает с себя кожу. Теряет контроль над телом. Ты можешь быть или зверем, или человеком, но не тем и тем одновременно. А когда все это затрагивает голову…

Ну, вот, пожалуйста, как раз львиноголовый лежит. Не спит, провожает Кирка ничего не смыслящим, но полным агрессии взглядом, и с громким рыком нападает на решетку. Тело — абсолютно голое, в таком состоянии оборотни любят избавляться от мешающей им одежды. Зверю не объяснишь, почему его тело такое неправильное, слабое и неприспособленное к жизни в дикой природе. Почему на лапах вместо аккуратных подушечек какие-то длинные отростки, почему кожа такая нежная и чувствительная?

Кирк ударяет дубинкой по прутьям, чем злит зверя еще больше.

***</p>

У Кирка было новое имя, внешность и должность, но ощущал он себя так, будто ничего не изменилось. Почти. Он все еще работал с теми, кого общество пыталось от себя отгородить, все еще позволял себе грубо обращаться с «преступниками», смешивая их с грязью. Задержание, допросы, сопровождение в камеру — все по-старому. Добавились только опыты, на которых он присутствовал в качестве сотрудника службы безопасности, следя, чтобы испытуемые не вырвались на свободу.

Шлем, который нужно носить по протоколу, закрывал его лицо, а динамик изменял голос. Как и другие «безопасники» в форме, Кирк был безлик и незаметен. У этого ублюдка Хольта не было и шанса его узнать. И все же разок Кирк перед ним чуть не прокололся.

Мердока держали отдельно от всех остальных. Не в клетке, а в здоровенной колбе, наполненной жидкостью, которая временно «замораживала» все процессы в его теле. Так было гораздо проще, чем тратить время и силы на его кормежку — он задрал когтями несколько «безопасников», когда те сунулись к нему с едой. В себя Мердок теперь не приходил, и сам по себе представлял пугающее зрелище: одна его часть принадлежала чудовищу, который давно не имел ничего общего со львом, а вторая — человеку. Смотреть на него — такого — было невыносимо.

Но Кирк смотрел. Сняв перчатку, он положил руку на ледяное стекло, служившее единственной преградой между человеком и зверем. «Я тебя вытащу», — едва не сорвалось с его губ. Но он вовремя услышал шаги и обернулся, одернувшись.

— Жалеете его? — со странной улыбкой спросил темноволосый мужчина, подойдя ближе и сцепив руки за спиной.

Кирк никогда не видел его раньше так близко и теперь мог разглядеть в подробностях каждый шрам с неровными, обожженными краями — в некотором роде, визитную карточку этого человека. Мужчина был одет в дорогой, идеально сидящий на нем костюм, который подчеркивал его статус. Все остальные здесь ходили либо в оранжевой «тюремной» робе, либо в серой с черными вставками форме службы безопасности, либо в белых халатах ученых.

— Мистер Хольт?.. — Кирк вытянулся в струнку. Хорошо, что непроницаемое стекло шлема скрывало его раздражение: меньше всего ему сейчас хотелось видеть человека, который предал своих наемников и заработал на этом неплохие деньги.

— Я тоже часто наведываюсь к этому экземпляру. Он самый… необычный, не находите? — Август ван дер Хольт остановился напротив Мердока и поднял голову, заглядывая в его обезображенное лицо. Хольт здесь был — царь и бог, и всячески пытался это подчеркнуть. — Всего несколько месяцев назад мы с вами даже и не догадывались о том, что такие чудовища населяют наш мир. А теперь мы пытаемся понять, как они устроены… Отнять их силу. Вы — новичок, верно?

— Так точно, сэр.

Хольт не побоялся встать к нему спиной. Чтобы убить его, достаточно сделать всего несколько движений — согнуть руку в локте, накинуть ее на босса, придушивая… В лаборатории как раз никого, кроме них двоих. Но если Кирк сделает это сейчас, ему преградят выход. Посадят, начнут допрашивать, найдут связь с Мердоком, и тогда спасти своих ребят не удастся. Придется терпеть, делая вид, что с восхищением внимаешь каждому слову этого напыщенного индюка.

— Что ж, новичок, — Хольт улыбнулся и покровительственно постучал Кирка по плечу. От его горячих пальцев пошел ток, ощущаемый даже через плотный слой формы, и Кирк невольно вздрогнул. — Мне бы не хотелось, чтобы около моего самого перспективного оружия терся кто-либо помимо меня. Ничего личного, но это секретная информация. Оставьте нас.

Еще чуть-чуть, и Кирк наплевал бы на конспирацию и врезал бы ему дубинкой по лицу. Как Хольт вообще посмел ставить опыты на том, кто много раз его спасал? Как посмел называть Мердока оружием? Ноги были ватными, и Кирк с трудом заставил себя сделать шаг к выходу. А затем еще один. И еще.

Последнее, что он увидел прежде, чем двери лаборатории за его спиной закрылись — как Хольт прижал руку к стеклу. И Мердок, словно почувствовав, кто к нему пришел, пошевелился.

***</p>

Раньше, работая на Хольта, содержащего тюрьму для «сверхъестественных» существ, Кирк отыгрывался на некоторых заключенных, пытаясь выместить на них всю свою злость. Он и на обычных подчиненных и коллегах отыгрывался, не в силах выдержать мысли, что его друга безжалостно пытают, пока он работает на одного ублюдка, выполняя все его поручения. Но вскоре вымещение злости на других перестало приносить Кирку удовольствие: чем больше он узнавал всех этих существ, тем меньше ему хотелось к ним приближаться. Некоторые были ничуть не лучше овощей в психушке. Нападать на них — все равно, что пинать полуживого боевого товарища, которому пулей скосило полбашки.

О’Райли идет дальше и останавливается у последней камеры, самой главной на сегодня. На полу развалилось неподвижное тело — оно, судя по всему, мертвее, чем обычно. Кирк с опаской открывает дверь, поглаживая дубинку. Существо все так же не двигается, скрючившись в неестественной позе. От него сильно воняет гнилью — даже человек на расстоянии почувствует. Что поделать, вампиры разлагаются быстро.

Кирк брезгливо мыском ботинка переворачивает тело на спину, подмечая скопившуюся под ним лужу крови, ниткой тянущуюся от самого рта. Все, как он и предполагал: кожа туго обтягивает череп, под глазами и ушами — темные дорожки засохшей крови. Лицо искажено сильными страданиями, вампиру явно было больно. Кирк присаживается на корточки, упрямо вглядываясь, чтобы не упустить ни единой детали. Они все-таки нашли управу от кровососов!

Это было так просто, вампирская смерть все это время пряталась прямо у них под носом. Слюна сильного оборотня вполне могла убить вампира, правда, времени на это уходило слишком много, и даже после этого тварей еще можно было спасти. Пришлось вытрясти из того тупого русского правильный рецепт: какой-то особый чай и полное переливание крови, ну надо же! Его вампирской сучке ужасно повезло, что в пабе-борделе нашлось все необходимое. Немного жаль, что тот эксперимент не был доведен до конца: сколько же действительно времени у кровососов уходит на то, чтобы окончательно сдохнуть?! У этой особи ушли сутки. Уже не такой борзый, а?! Кирк хлопает дверью камеры, не сдерживая рвущийся наружу гнев. Как нападать на них, так кровососы смелые, а как отвечать за свои поступки, так они верещат, умоляя прекратить их мучения…

Увы, тупой русский поведал и то, что Кирку не понравилось: вампиры в таком состоянии слишком опасны. Желая выжить, они не пожалеют остатков сил, чтобы выпить досуха всех, кто находится рядом. К счастью, эта камера расположена в самом дальнем углу, рядом с вампиром не было ни одного соседа, которого он загипнотизировал бы и заставил помочь себе. А ведь даже отравленный вампир мог стоить жизни десяткам оборотней. Об этом стоит подумать. И, возможно, использовать это в будущем, как оружие. На что только не идут отчаянные существа ради надежды на спасение…

Кирк пинает тех, у кого ночная смена, чтобы разобрались с телом. Копаться в кишках и подбирать правильные дозы — дело исследовательской команды. Пришлось срочно налаживать сотрудничество с Центром Рубинштейна, там и оборудование лучше, и кадры профессиональнее. Глава этого центра, доктор Вениамин Самуилович Рубинштейн, как-то подозрительно быстро согласился… Возможно, в будущем придется его убрать.

Закончив с обходом, Кирк возвращается к себе, пытаясь успокоить мысли. Домой не поедешь: ни Мердока, ни Финна, ни Кристофера… ни Марины. Пусто. А когда вернутся с охоты, приедут сразу сюда, поэтому лучше здесь и ждать. Кирк садится за письменный стол, включая настольную лампу — вся остальная часть кабинета погружена во тьму. Пытается сосредоточиться на своих ощущениях: если Мердок слишком сильно волнуется, или ему больно, Кирк сможет это почувствовать. Но сейчас… Ничего.

Руки сами собой тянутся к бумаге и привычно сгибают линии. Оригами — то, что позволяет контролировать рассудок не хуже, чем любой другой способ. Некоторые львы им занимаются, а Кирку это и до прайда нравилось. Успокаивает. Чаще всего он делает журавлей — абсолютно одинаковых, они потом занимают собой весь рабочий стол, а выкинуть жалко, хотя в любой момент может сделать такой же. Обычно Кирк или распрямлял бумагу, чтобы сложить оригами заново, или стряхивал все на нижнюю полку шкафа, утрамбовывая маленьких птиц. Им, конечно, это было не очень приятно, птицы ведь любят простор, но он не обращал на это внимание. Будет он еще переживать о чувствах бумаги.

Все эти журавли потом ему пригодились. Это была идея Мердока — накрыть тело Марины тысячами маленьких белых птичек. Было очень красиво. Ни Финн, ни Кристофер не сдержали рыданий, когда ее хоронили. А Кирк… он складывал нового журавля из одноразового носового платка снова и снова, пока Мердок мягко не остановил его руку.

Кирк откладывает готового журавлика в сторону. Ему не нравится это воспоминание, боль еще слишком свежа.

Вампиры догадались, почему львы здесь, но если бы они обладали полными данными, то сразу начали бы войну до полного уничтожения. Или, возможно, тем, кто знает, это просто не выгодно? До того, как кровососы начали нападать, у львов были претензии только в Главному дому. Даже не претензии, так — очередной заказ, который просто нужно выполнить. Таинственные руководители приказывали поймать одних и уничтожить других. Кирк знает, что если бы прайд на это не согласился, то все они были бы уничтожены. Их команда убрала Августа ван дер Хольта, и им пришлось занять его место. В менее глобальном масштабе. Хотя Кирк предпочел бы вообще не иметь со всем этим дел.

В блокноте О’Райли накидывает примерный отчет об окончании эксперимента, раз уж именно он первым обнаружил тело вампира и проверил его на наличие жизни. Примерное время смерти Кирк уже зафиксировал, но сам в исследования он старается лишний раз не лезть, пока есть, кому этим заняться. Все это слишком сильно напоминает ему о том времени, когда он работал на Хольта… Хуже не придумаешь.

Кирк нужно знать, что делать, если Мердок сойдет с ума, ему нужно знать, как помочь Кристоферу, когда тот нуждается в ответах, а никого, кроме Кирка, рядом не оказывается. В конце концов, ему нужно найти оружие против кровососов, которые считают, что могут нападать на них и не понести за это наказание. Так и знайте, ублюдки, каждый, кто нападает на семью Кирка О’Райли, прочувствует на себе те же муки, что и та тварь, что скончалась в их подвале… И Кирк при этом не испытает ни капли жалости.

Закончив с отчетом, мужчина подбирает себе новое занятие. Слишком тревожно, в таком состоянии ничего, кроме кошмаров, не приснится. Хочется, чтобы поскорее начался новый день, а пока новостей нет, надо занять себя чем-нибудь полезным. Кирк достает телефон, заранее открывая на нем Гугл-переводчик, а затем тянется к книге. Оригами и чтение — вот, чем он нагружает себя, когда нужно успокоиться или просто потянуть время. Однажды он решил совместить приятное с полезным, и теперь старается читать книги исключительно на русском языке.

О’Райли не доверяет русским. Они обязательно будут говорить за его спиной что-нибудь на своем языке, думая, что он плохо их понимает. Распространенная ошибка. Иногда Кирк слушает книги в аудио-формате, не отрывая взгляда от бумажной версии, сравнивая звучания и подчеркивая незнакомые слова. Да, он обычный человек — львам удается учить языки гораздо быстрее, если они, конечно, до обращения не были непроходимыми тупицами. Но он должен доказать, что сильнее и умнее их во всем, даже несмотря на то, что он — не один из них.

Между страницами романа — фотография-закладка. Предыдущая совсем поистерлась и навсегда переселилась в папку с прошлым. Кирку больше не хочется видеть родителей Кристофера, уже давно кормивших червей, а при взгляде на старого Финна его не покидало ощущение чего-то неправильного. Сейчас он разглядывает относительно новое фото: его сделали уже здесь, в России, прямо в их баре, попытавшись повторить старое, но двоих на нем теперь не было. Зато в кадр влезла вездесущая Родригез — она в этот момент целовалась с кем-то на заднем фоне, так что узнать ее можно было только по сочной заднице и непослушной волнистой шевелюре.

Кристофер здесь кажется таким взрослым, он совсем не улыбается и смотрит строго, как будто готовится перенять все дела своего дяди. Финн обнимает Марину: раньше, до охоты на ведьм, они делали вид, что являются лишь деловыми партнерами. Кирк не знает, кого они обманывали и почему не хотели оформить свои отношения официально, но именно общая беда и особенности организмов оборотней заставили их перейти грань профессионального общения и стать партнерами во всех смыслах. То, как они смотрят друг на друга… От этого больно, потому что Кирк не может забыть взгляд Финна, когда Марина погибла. Финн словно умер вместе со своей женой — да так и было, ведь он чувствовал все то же, что чувствовала она. Убить оборотня не так уж и легко, но ее нашпиговали серебряными пулями, прострелив оба глаза. Все боялись, что она так и останется в обличии зверя, но, к сожалению или к счастью, она успела превратиться обратно.

Пальцы Кирка каждый раз дрожат, когда он касается ими прекрасного, живого лица Марины. После смерти оно было уже не такое красивое.

На себя Кирк не любит смотреть. Он вообще не любит фотографироваться, потому что это напоминает ему фотосъемку преступников или трупов на местах преступления. В некотором смысле, он и сам был преступником, и трупов за свою жизнь повидал много. Но эта фотография ощущается иначе. На ней Мердок стягивает с него капюшон, из-за чего сам к камере встает полубоком. У Кирка лицо одновременно возмущенное и умилительное, но если кто-нибудь скажет ему об этом, он и в глаз может дать. Когда-нибудь одна из подобных фотографий станет последней в их жизни… Но все на этом свете смертны, даже вампиры.

Бизнес строить с нуля нелегко, особенно после того, как абсолютно всю их деятельность в Ирландии прикрыли. Иногда Кирк не понимает, чего хочет больше — остаться в России, доказав всем, что «чужаки» вполне способны здесь освоиться и подмять под себя местных, или уехать сразу же, как только дело будет сделано, занявшись безобидным фермерством. Возможно, мечты о простой спокойной жизни так и останутся мечтами, но убить себя Кирк точно не позволит. Кровососы смогли дотянуться до его семьи, отняв Марину, но на большее они могут не рассчитывать.

Кирк откладывает фотографию в сторону. Пытается читать книгу, но строчки плывут перед глазами, и он незаметно для себя начинает клевать носом. Сегодня он, пожалуй, слишком много думает, и ему хочется думать о чем угодно, кроме охоты, результат которой не так предсказуем, каким может показаться на первый взгляд. Кирк старается гнать от себя негативные мысли, он всегда рассчитывает на лучший исход. Даже при сильном волнении он всегда либо предупреждающе скалится, либо просто хмурит брови. Никогда Кирк не даст другим повода подумать, что он трус. Но сейчас, когда поверхность стола так и манит, а рука служит отличной подушкой, Кирк сонно вспоминает один из вечеров, когда они с Мердоком вдвоем пропускали по стаканчику, отмечая очередной день, когда никто из них не умер. Тогда Кирк не рассчитал, выпил лишнего, и сказал тоже лишнее — самое глубинное, что тяготило его уже давно. Он признался, что ему страшно.

О’Райли никогда не хотел оказаться по ту сторону решетки, где полулюди-полузвери набрасывались на наблюдателей и вредили самим себе, пытаясь избавиться от неугодных частей тела. Их удерживали тяжелые цепи, и они стонали, рычали, выли, захлебывались, и страшнее этого только крик умирающего ребенка, каким был крик Кристофера во время обращения.

Кирк не хочет причинять Мердоку такую боль и не хочет чувствовать того же, через что проходят другие львы. Мердок — все такой же невозмутимый, сколько стаканов не выпьет, — спокойно притянул его тогда к себе и сказал: «Тебе не придется».

Но ведь это была всего минутная слабость! Что хорошего в том, чтобы быть человеком? Волки говорили, оборотни живут дольше, и выносливость у них выше, и раны затягиваются быстрее. Кирк вполне может себя контролировать! Он станет зверем не хуже, чем тот тупой русский, получивший силу, которую не заслуживал! Вот только… сначала отдохнет немного. Мердок вернется с охоты, и Кирк снова все ему выскажет…

***</p>

Джессика не чувствует себя проституткой. Да, она берет заказы на особенных клиентов, но только потому, что сама этого хочет. Клиенты играют исключительно по ее правилам, и если им что-то не нравится — вылетают из заведения без возможности вернуться. Многие успели ознакомиться с нравом темпераментной волчицы и почитают за счастье, если она выбирает их. Особенно романтичные называют ее своей Клеопатрой, что, разумеется, очень ей льстит. Мужчины попадаются самые разные — и люди, и львы, но особенно волки. В постели они становятся такими разговорчивыми… Легко вытянуть из них все их планы. Добавляешь щепотку лести, жалоб на львов, и тебе безоговорочно верят и зовут в стаю. Вот только Джессика не идет.

Даже сраные кровососы (точнее, один конкретный) явились лично, чтобы предупредить об опасности волков. Джессика выебала всех, кто подвернулся ей под руку в этом пабе, но ни один не проболтался о заговоре. Потому что никакого заговора и не было. Да, поначалу волкам не очень нравилось, что в их город приехали новички, но эти самые новички арендовали территорию вампиров, приглашали к себе, делая неплохую скидку, устраивали дружеские вечеринки, просили поделиться опытом, и волки даже не заметили, как начали смешиваться с чужаками. В конце концов, и львы, и волки — хищники, пока одни не трогают добычу других, можно вполне сосуществовать. Другое дело — Волк…

Хотя Волк и любил выпить, большую часть времени он старался держаться от паба подальше. Он даже задел гордость Джессики, отказавшись от ее заманчивого предложения. Но он и сам ей не понравился. Мужчин — что людей, что оборотней, — она повидала много, но этот… Что-то было в его звериных движениях. И взгляде. Лукавом, безжалостном. Такими были ее противники на войне — их не интересовали деньги, удовольствия, они хотели лишь убивать. С такими невозможно было договориться, они лгали и предавали повсеместно, и проще было убить их раньше, чем они занесут над тобой нож.

Волк был одновременно и самым опасным, и самым неинтересным противником. Даже если стая не знала, что он задумал, он мог заставить их пойти ради него на что угодно, но, тем не менее, кроме выпивки и мелкого воровства его, кажется, ничего не интересовало.

Раньше.

То видео… Они пересматривали его несколько раз. Собеседников Волка едва было видно, как будто камера не могла записать их, но их слова слышались прекрасно. Убить кошечек на охоте — вряд ли они говорили об обычных кошках, да? Но раньше Волку не было до львов дела. На видео он не отрицал, что работал на сыновей того старого пердуна. Какие приказы он выполнял, надеясь, что ему вернут то, что он потерял — чем бы это ни было? Среди нападавших на прайд волков не было, но вампиры обвиняли львов в том, что те на них охотятся…

Следы от когтей и клыков, безусловно, принадлежали оборотням, но каким именно, определить было невозможно, а трупы, разумеется, находили на территории львов. И тут уже ничего не докажешь, если хочешь выжить — бейся. Вампиры что-то кричали о кровавой мести и, не имея никаких существенных доказательств, нападали. Один раз разгромили все в пабе. Джессика тогда была на месте и показала им, как любит говорить Ника, «где раки зимуют»! Не зря у них вооруженная до зубов охрана, даже людей убить не так-то просто. Те вампиры поплатились за все… Казалось, все только утихло, но нет, вампиры опять взбесились и вызвали Мердока и Финна разбираться! Как же это все достало. Хорошо хоть сейчас будет собрание, и можно будет высказать все свое недовольство… Возможно, даже, применив силу.

У волков все просто: если ты победил в драке, значит, ты прав. Так избирается новый вожак, так решаются конфликты. Вампиры, с которыми львам пришлось сражаться, придерживались той же линии поведения, что не могло не быть подозрительным… Ведь Главный дом устраивает суды, выясняет все обстоятельства, сжигая гипнозом мозги провинившимся. Вампиры так кичатся своим «более разумным» подходом к выяснению истины, почему же они отступились от него? Нападая снова, и снова, и снова… А львы побеждают, сколько бы их ни били. Какие потери не пришлось бы пережить.

Джесс — не человек и не лев, но и волком ее можно назвать лишь с натяжкой. Да, обращение дало ей силу, выносливость и идеальное здоровье — организм оборотня перебарывает почти любую болезнь, так что насчет триппера, хламидиоза или сифилиса теперь можно не волноваться. Ради одного только этого стоило получить укус! Но все остальное…

Клиент блаженно разваливается на подушках. Их свидание на сегодня закончено, и Джесс идет в ванную комнату, смежную со спальней: уж кто-кто, а такая роскошная женщина заслуживает самых лучших апартаментов! Мытье после очередного клиента — стандартная процедура для проституток элитного борделя, поэтому вопросов у клиента никаких не возникает. Девушка же тяжело дышит, заглядывая в зеркало. Пошатывается, хватаясь за раковину. Все блаженство после жаркого секса прошло, оставляя место трусливому ужасу. На человеческом лице сверкают огромные, нечеловеческие глаза, которые из золотисто-карих превратились в насыщенно-желтые. У Волка они были такими всегда, вот, наверное, почему ее шестое чувство выло рядом с ним и заставляло отступить.

Девушка быстро открывает дверцу зеркального шкафчика и достает пистолет. Если бы ее спросили, для чего она его там держит, она без запинки ответила бы, что для запугивания особо буйных клиентов. И она вполне имеет на это право. Но сейчас, в этой комнате нет никого опаснее нее самой. Руки у Джессики непривычно трясутся: обычно она старается держать ситуацию под контролем. Она прикладывает дуло пистолета к виску, и на мгновение ей кажется, что морда в зеркале становится полностью звериной.

Клиент — обычный человек, нельзя позволить ему это увидеть! Черт побери, она много раз убивала людей, в этом нет ничего особенного, если кто-то погибнет на ее рабочем месте, Мердок и слова не скажет, только позовет чистильщиков и прикажет убрать хвосты, чтобы никто не узнал, что этот человек вообще был в их пабе. Но это ее совершенно не утешает. Все ее превращения оборачивались хреново, и то, что из-за нее не погиб никто из своих — это чудо. Прошло больше трех лет, но она… все еще не может вернуться к Артуру, как бы сильно ее к нему не тянуло. Иначе в одно из полнолуний ему придется убить ее.

В магазине ее пистолета всегда есть серебряная пуля. Джессике иногда кажется, что она скупила все серебро в городе, чтобы умельцы переплавили его. Многие так поступали: здесь все боятся самих себя, только не говорят об этом. Забавно, новичков в это не посвящают. Иногда Джессика завидует спокойствию львов.

Вот почему она когда-то обратила внимание на Кризалиса: с ним было хорошо. Он не подозревал, насколько могут быть опасны превращения, его не пугал внезапно появившийся хвост или острые зубы. Каким-то образом он контролировал себя гораздо лучше, чем другие львы… Даже охоте он научился быстрее, чем остальные. Одно из ее полнолуний они провели вместе. Он удерживал волчицу, не позволяя ей вырваться — они сцепились двумя огромными комами шерсти и не расцеплялись всю ночь. Они были друг у друга, и цепи им не понадобились.

Вспомнив о Кризалисе, Джесс невольно улыбается и прячет оружие. Минутка жалости к себе и суицидальных мыслей истекла, надо возвращаться в привычное русло. Знаменитая красотка Джессика Родригез никогда не унывает и не боится будущего, ее дух не сломить! Надо выбрать нарядик посимпатичнее, тогда точно станет легче… Девушка возвращается в спальню, не обращая никакого внимания на клиента. Вытягивает одно платье за другим, но в итоге останавливается на коротких шортах и футболке. Вы вообще видели, какая жара на улице? Да и вообще, смену она отработала, дождется новостей и — спать.

— Лапуля, это я пьян, или твои глаза изменились? — бормочет клиент, не отрывающий от нее все это время жадного взгляда. Хочет еще один заход, но уже не может: Джессика слезает со своих клиентов только тогда, когда убеждается, что они больше не выдержат.

Вы посмотрите, какой внимательный. Впрочем, неудивительно — он по образованию дизайнер, вроде бы. Джесс не особо вслушивалась в его болтовню.