Часть 26. Охота (2/2)
— …или кому-то можно не приходить? — заканчивает Коцит и поворачивается к Ахерону. — Ты же отмажешь нас, как всегда, да?
— Вон! — чеканит Лета и сжимает набалдашник трости так, словно всем им сейчас надает по шее. — Нашли время для пререканий.
Коцит дуется и показывает ей язык. Думает, братья ее бояться будут? Да они слушаются ее только потому, что сами этого хотят! Пусть не думает, что старше и умнее их!
Братья неторопливо направляются на выход из леса, продолжая тихо переругиваться. Лета кладет руку Стиксу на плечо, задерживая рядом. Его по-рыбьи мертвые глаза смотрят вопросительно.
— Следи за ним лучше, — тихо произносит она. — Он не должен приближаться ко мне.
— Ему с-с-скучно, — Стикс пожимает плечами, и Лета его отпускает. — Когда что-то задумал — не ос-с-становить. Ты знаешь.
Если кто и мог повлиять на младшего, так это Стикс. Но он, казалось, не имел ни на что собственного мнения и молча наблюдал за всеми проказами Коцита, ожидая развязки. If you can't beat them, join them<span class="footnote" id="fn_30004878_3"></span>. Лучше быть рядом с братом в тот момент, когда он задумает очередную пакость. Где Коцит — там и все остальные.
Лета кивает в сторону братьев, намекая, что разговор окончен. Когда те, чувствуя взгляд, вдруг начинают оборачиваться, женщина невозмутимо ударяет Стикса по спине, как делала это уже не раз.
— Не сутулься.
Стикс выпрямляется, недоуменно хлопая глазами. Коцит, глядя на его выражение лица, начинает неистово ржать, а Ахерон невозмутимо подзывает к себе, намекая, что пора поторапливаться. Никто ни о чем не заподозрил... Вместе они, наконец, удаляются из леса.
На месте одних чудовищ появляются другие. Их больше, гораздо больше. Она стоит среди них, как царица среди подданных, и наслаждается этим мгновением. Скоро все изменится. Они примут ее власть, хотят они того, или нет. Но до этого еще далеко, а сейчас они перешептываются между собой и озвучивают общее нетерпение:
— Долго еще? Чего мы ждем?
Дама трижды ударяет тростью по коре дуба, привлекая к себе внимание и заставляя гул голосов стихнуть. А затем загадочно улыбается:
— Увидите.
***</p>
Поэт сбрасывает с себя ботинки, осознав, что так передвигаться выходит гораздо быстрее. Кожа у него более толстая, чем у людей, и поранить его трудно. Мелкие камушки и ветки под ногами почти не чувствуются, он передвигается так быстро, словно парит в воздухе. Звери ближе к земле, они передвигаются на четырех лапах и лучше чуют добычу. Поэту не так легко: он хищник, но не зверь, его добыча — люди. Те люди, которых он знал, не прятались от него в густых кустарниках и не пытались взлететь как можно выше.
Вампир карабкается по деревьям и хватает зяблика. Точнее, ему кажется, что это зяблик, в темноте, даже при хорошем зрении, легко спутать — может, это соловей. В любом случае, птичка очень маленькая, поэтому вампир пускается на поиски кукушек и дятлов. Снизу за ним изредка наблюдают два горящих глаза: Кристофер, глядя на Поэта, наверное, думает, что он совсем идиот.
Поэт усаживается на одну из ветвей и закрывает глаза. Наставник говорил о людях и существах подлунного мира, но может ли он гипнотизировать животных своими стихами, как сказочные принцессы призывали к себе птиц своим пением? Идея, возможно, и не плохая, вот только проверять ее нет времени: вместо животных на его пение, наверное, сбегутся все охотники, желая закрыть ему рот.
Кристофер тем временем уже что-то несет: Поэт не забывает за ним приглядывать. После окончания охоты, о которой возвестит один из вожаков, все должны взять добычу в зубы и лапы и принести все это на место встречи. Будут выявлять как общие результаты между прайдом и стаей, так и частные — кто победил в «парных» противостояниях.
Из-за азарта кажется, что время на охоте бежит быстро. Одну и ту же добычу можно гнать до бесконечности, но так и не поймать. Оборотни легко теряют голову от погони, но не вампиры. Вампиры всегда рассчитывают время правильно. Поэту пока некуда спешить.
Он проводит рукой по коре дерева и замечает древоточца. Интересно, ведьма из сказок лечила больные деревья? Или на ее прекрасном источнике ничего мертвого не было, пока, конечно, дьявольское отродье, которое она решила посчитать своим сыном, не начало умирать? Рано или поздно он узнает правду, как волк — загонит свою добычу.
В некоторых книгах говорится, что вампиры могут повелевать летучими мышами… Хм, а это идея. В «боевой» трансформации доступен не только оглушающий крик, но и ультразвук. Нужно лишь «призвать» этих животных, и никаких стихов не надо. Древние вампиры учились всему самостоятельно…
Кристофер вздрагивает, когда чудила начинает кричать. Крепче удерживает убиенное животное и воровато оглядывается по сторонам. Поэта ему не видно, зато прекрасно слышно. С ума он там, что ли, сходит? Ничего, кроме крохотной птички не поймал, проиграет, как пить дать!
Львенок уже представляет, как дядя будет им гордиться… Как они повесят оленьи головы на стены в качестве трофеев — у них обязательно будет свой охотничий домик! А Кирк в следующий раз сможет присоединиться, когда они будут только в тесном семейном кругу. Мальчик скучает по тем временам, когда они собирались только впятером… Даже больше, чем по тому времени, когда он жил с мамой и папой. Нет, они были классными, и он все еще их очень-очень любит, но они были обычными людьми. А вот его дядя!..
От грез львенка отвлекает оглушающее хлопанье крыльев, как будто на него надвигается огромное, смертельно опасное существо. Сначала звук настолько пугает его, что он готовится броситься бежать. Но затем раздается еще более пугающий звук, совсем рядом — звериное рычание. Один из волков — ни по запаху, ни по расцветке львенок не может понять, какой, — хочет на него напасть! Кристофер выплевывает добычу и перераспределяет вес между лапами, опираясь на задние. Он себя в обиду не даст! Если это оборотень, то он поплатится за нападение! А если просто зверь, придется очень сильно извиняться перед оборотнями-волками и уверять, что не собирался наносить им личное оскорбление. Лучше лишний раз извиниться, чем струсить, а потом выслушивать насмешки от дяди, что испугался какого-то там волчонка.
Волк нападает — сверкает широко раскрытая пасть, полная острых зубов, — но падает, не долетая до Кристофера. Целое полчище летучих мышей нападает на него, сбивая с ног и кусая. Кристофер не желает разбираться, в чем дело: он остервенело ныряет в самую гущу, ударяя противника когтистыми лапами. Волк, бывший довольно крупным и грозным с виду, решает убежать, поджав хвост. Кристофер так и не понимает, оборотень тот или нет, — зато наблюдает, разинув пасть, как мыши все той же тучей улетает обратно.
Кристофер следует за ними, слегка отставая, чтобы не создавать впечатление, что он следит. Получается очень медленно, ведь он тащит за ухо мертвого зайца, не желая с ним расставаться. Дядя потом будет ругаться — незачем лишний раз животное мотать и шкуру пачкать… Поэта он находит не сразу — на его глазах вампир, морщась, вытаскивает зубы из последней летучей мыши. Все остальные лежат на земле мертвыми. Опередить в соперничестве Поэта можно будет, только если Кристофер убьет как минимум двух оленей…
Охота у львенка не ладится. Все звери от него разбегаются и так хорошо прячутся, что он может только злиться, но злость ни к чему не приводит. Под конец он начинает уставать, глаза у него слипаются, и он уже ничего не видит перед собой, только бездумно обнюхивает все кусты и деревья, надеясь, что под очередной высокой травой найдет нору, из которой вытащит парочку грызунов… Но тщетно. Ему не попадается даже белок, а о сове не приходится и мечтать.
Услышав сигнал, львенок понуро возвращается к месту, где спрятал всю пойманную добычу. Когда они охотятся только семьей, то некоторых животных, конечно, оставляют в живых. А тут, если в живых оставишь, не поймешь, кто выиграл, а кто проиграл. Зато можно будет зажааарить! Миссис Донато заставляла дядю делать шашлыки, получалось очень вкусно!..
Львенок слышит, как раздаются шаги — кровосос топает намеренно громко, привлекая к себе внимание. В руках он несет целую гору из мертвых мышей, некоторыми из них он обвесил себя, словно украшениями. На его голове сидят несколько птиц — они выглядят совсем как живые. Смотрят, смотрят своими глазами-бусинами. Жуть.
— Готов выполнить мое желание? — интересуется Поэт. Вроде бы весело, но Кристофер слышит в его голосе напряжение.
Дядя Кирк часто говорит так же при Кристофере, как будто считает, что тот не должен знать о проблемах, которые происходят в их семье. Правда, надолго дядю Кирка не хватает. Обычно, спустя пару фраз вот такого надсадного веселья он начинает материться.
Кристофер кивает — от судьбы не убежишь, дядя учил его спокойно принимать поражения. Спокойно, правда, не получалось никогда. Поэт сжульничал! Он управлял этими мышами, воспользовался преимуществом! Оборотни же так не могут. И вообще, кровососы очень быстрые и сильные. А этот конкретный вообще старше!
Вампир сбрасывает с себя всю добычу, про птиц в волосах тоже не забывает. У него какой-то совершенно дикий, невменяемый вид. Кристофер знает, что кровососы довольно ревностно относятся к своей внешности, боясь выглядеть неопрятно. Если это правда, то сейчас Поэт выглядит хуже дяди Финна после недельного запоя. Хотя так кажется, наверное, из-за глаз — они такие же красные.
Ненормальный, не давая передышки, вдруг набрасывается на Криса, придавливая его сверху и обхватывая руками. Львенок пытается вырваться, но затем слышит пронзительный шепот в ухо:
— Передай Финну… штукатурное небо на солнце в шестнадцать свечей… что это и есть мой план.
Поэт говорит что-то еще, но львенок не слышит. Становится очень холодно. Шерсть исчезает с его тела, а само тело изменяется, приобретая человеческие черты. Этого Кристофер уже не видит. И даже не чувствует, как острые зубы вонзаются в его горло.
***</p>
Кризалиса подташнивает. Все это кажется ему до ужаса фальшивым и театральным — кровь на лице Поэта и одежде, Кристофер, которого он держит за окровавленную шею, как поломанную игрушку. Если бы только ему все это привиделось… Дешевые декорации, явное переигрывание актеров. Лучше бы все это было не по-настоящему. Но вот он, Поэт — до него рукой подать. И густой запах крови… Крови животных?
Мальчик еще жив? А что если… все? Это конец?
Кризалис с болезненным ревом бросается на вампира. Первым — чтобы это не сделали другие. Он слышит рычание других, но они не рискуют к нему подходить, боясь попасть под раздачу. Видели, на что он способен, когда сковывали его тяжелыми цепями. Каждая собака и кошка в прайде знает: вред Поэту может причинить только он сам. Агрессивно мельтешащий хвост и оскаленная пасть предупреждает: не суйся. Это МОЕ дело.
В голове мешанина из образов и чужих слов: умирающий от отравы иссушенный Поэт; Поэт, лежащий на спине и глядящий на него из-за завесы длинных ресниц; Поэт, который разговаривает с должниками; Поэт, сидящий на асфальте и боящийся зайти в двор-колодец, Поэт, Поэт, Поэт, Поэт…
Финн, который настойчиво уверяет, что все вампиры — ушлые лжецы, «хочешь быть с ним — попользуйся, пока он не использовал тебя», шепотки за спиной: «Вампирская подстилка», нарочито громкие рассказы о преступлениях кровососов, которым приходится все прощать, если не хочешь лишиться кормушки; злобный плевок в спину, как проклятье: «ебырь детоубийцы». Почему же тогда прайд подпустил к себе вампира? Почему они ему доверяли?
Потому что он, Кризалис, за него вступился. И ему же теперь отвечать за последствия.
Лев заставляет вампира выпустить Криса из рук. Позволяет другим утащить мальчика, только убеждается, что тащит лев, а не волк. С рыком заваливает предателя на спину, ударяет когтистой лапой по груди, рассекая одежду. Перед глазами стоит пелена: смесь слепой ярости и обиды. Значит, Поэт — именно такой, как про него говорят? Детоубийца? Психопат, плевавший на любые правила? Но это бессмысленно. Он не может таким быть… Почему сейчас? Почему при всех?
Замахивается снова — Поэт перехватывает лапу и удерживает ее, будто она настолько легкая, что ему это сделать ничего не стоит. Сила его льется через край и потоком энергии ударяет Кризалиса по морде. Но лев даже не думает пошатнуться. Несмотря на длительную и утомительную охоту, он тоже ощущает силу, черпая ее из собственного гнева. Если не он, то кто-то другой… Наказать Поэта должен именно он. И выяснить, наконец, что творится в голове этой ненасытной двуличной твари.
Поэт смеется. Смотрит ему в глаза без страха и плюется болью:
— На чьей ты стороне, Зверь? Ты со мной или с ними? Будешь ли ты любить меня, каким бы я ни был?
Неужели для него это — всего лишь игра? Или жесткая проверка на чувства? «Или они, или я» — Кризалис думал, что Поэт взрослее. Выше того, чтобы настаивать, что весь мир Кризалиса должен крутиться исключительно вокруг него. Кризалис думал, что Поэт не будет бросаться на члена его семьи, пытаясь их рассорить. Кризалис всегда был готов его защищать, верил в его невиновность. Но сейчас все увидели, каков Поэт на самом деле. Он показал свое истинное лицо. И как бы Кризалису не было больно, он принимает решение, полоснув второй лапой по наглой морде твари.
Тварь вскрикивает — сверкает зеленая вспышка, — и когти исчезают, превращая лапу в человеческую руку. Тварь и такие фокусы теперь умеет. Он все это время дурил его? Были ли их чувства настоящими?
Лицо Поэта каменеет. Больше ни тени улыбки — ни на губах, ни в глазах. Кризалис чувствует, что вампир посылает ему молчаливые сигналы, но он не хочет их разгадывать. Поэт перешел черту, решив напасть на племянника его вожака. Больше они не смогут идти одной дорогой.
— Ты сделал свой выбор, — говорит тварь. Уши уменьшаются, становясь человеческими, прячутся клыки. Пытаешься казаться безобидным и слабым? Как бы не так! Что еще ты творил за нашими спинами?!
Злость заставляет вновь обращаться в зверя, несмотря на эту чертову непонятную магию, но тут Кризалис слышит: «Хватит». Это не звучит, как четкое слово, как мысль, навязанная извне, но он чувствует, как что-то большое и сильное подавляет его, — а заодно и всех остальных, — заставляя отползти.
Вожак. Он рядом. Он все видел. Он имеет право на свою добычу…
— Ты тоже сделал свой, — раздается вдруг холодный голос.
Звери, обступившие их и следящие за разворачивающимся представлением, расступаются, пропуская вперед надменную женщину. Лицо ее закрывает белая маска, которая ярким пятном выделяется в темноте, и кажется, что помимо этой маски ничего больше нет. Ни трости, увязающей в мягкой земле, ни черного платья. К ним явился призрак отмщения, и он очень, очень зол.
Вместе с женщиной пришли страшные существа — не животные и не люди. От них пахнет кровью, жестокостью и безумием, и они готовы в любой момент наброситься на оборотней по первому желанию своей хозяйки. Она привела с собой и других вампиров, но они стоят вдалеке молчаливыми тенями, прячась за ее спиной. Оборотни чувствуют, что их много, и им это не нравится.
Какого черта вампиры забыли на их территории? Весь этот спектакль был спланирован заранее? Ну конечно, Поэт действовал по указке своих сородичей! Он должен был убить племянника вожака — так почему остановился?! А этот ублюдочный львеныш — он с ним заодно? Он тоже часть спектакля?
Мердок выходит вперед — это громадное чудовище, что трудно описать словами. Он должен был наброситься на кровососа первым, но оказался слишком далеко. Оставив Кризалиса разбираться с утырком самому, оттащил Кристофера в безопасное место и тщательно обнюхал. Рана несерьезная и быстро заживает. Выпита кровь или нет, определить трудно, на шее подсыхает кровь какого-то животного, но не племянника. Кровь племянника он везде учует. Малец будет жить.
Только эта мысль — «будет жить», — не дает Мердоку потерять себя в злобе. И она же толкает его вперед, к гнусным вампирам, которые посмели испортить ему всю охоту. Снова.
Эта женщина не такая, как другие. Не из тех, что прячется за чужими спинами, а потом делает вид, что ничего не было. Она — одна из приближенных к верхушке, благодаря Поэту Мердок это знает. Дама — не та, что им приказано убить, но доверять ей не стоит. Нечасто к ним захаживают такие важные гости. Хотя в последнее время они что-то зачастили…
Мердок обращается и выпрямляется в полный рост, не стесняясь своей наготы. Смотрит на безвольно лежащего на земле Поэта — тот даже не пытается сопротивляться, когда Мердок хватает его за шкирку и бросает к ногам Дамы. Он мог бы разобраться с ним лично. Именно этого от него и ждут: что он у всех на глазах уничтожит эту погань… Но мальчишка жив. И, на секунду придя в сознание, он сказал: «Не… трогай его».
Вот так. Тупоголовый племянник, у которого вместо мозгов — строительные опилки, — заступился за несостоявшегося убийцу. Во всем этом надо разобраться. И он разберется, черт его дери. Даже если ему придется убить всех кровососов до последнего — и погибнуть самому.
— Какого хрена вы тут делаете?! Какого хрена ЭТО, — Мердок ударяет кровососа ногой, тот издает сдавленный полубезумный смех, — нападает на моего племянника?! Когда вы начнете нести ответственность за все нападения на мой прайд?!
Волк наблюдает. Вампиры здесь — и это совершенно не входило в его планы. Он всего лишь отвлекся на поединок с выскочкой, в нем проснулся охотничий азарт… И все никак не находилось подходящего момента, чтобы отдать приказ о нападении! У чертовых львов с собой были пушки, как будто они знали… Попрятались по всем кустам, думая, что их не заметят… Волк так не договаривался! А теперь еще и вампир нападает на мелкого гаденыша! Наверное, эти скрытные кобелиные дети опять все поменяли в последний момент. Ему здесь, по крайней мере, точно делать уже нечего.
Волк дает мысленный сигнал — и волки уходят. Незачем лезть в чужие разборки. Один из волков — не из стаи, — упрямо бежит рядом. Вожак рычит и вырывается вперед. Чужаку приходится отступить, чтобы его не затоптали. Вместе с лисом он покидает место преступления, хотя последний с удовольствием бы остался, чтобы увидеть, чем все закончится… Нельзя. Их и так наверняка заметили.
На поляне остаются только львы и свита бледных, как поганки, вампиров, которых сюда не приглашали. Ненависть так и стоит в воздухе плотным туманом. Скоро рассвет, и вампирам стоит убраться отсюда, но они слишком упрямы. Что их привело сюда?
— Спокойно, Мердок, — женщина наступает на Поэта и опрокидывает его обратно на землю. Теперь он смотрит только на нее — и улыбается. Гребаный псих! — Мы услышали, что среди вас есть некто Сергей Разумовский. Когда-то мы ошибочно считали его человеком, но он оказался оборотнем и тоже пришел на охоту… Вероятно, он уже сбежал. Что ж, один преступник вместо другого. — Дама брезгливо надавливает каблуком, вырывая у Поэта болезненный хрип. Набойки у нее явно сделаны из серебра. — Тебя ждет казнь, мальчик. Ты это осознаешь?
— Настанет час, когда меня не станет, помчатся дни без удержу, как все… — Поэт патетично взмахивает руками, не обращая внимания на боль — каблук прекрасной Дамы явно норовит пробить ему грудную клетку. Кризалис сидит рядом — совсем недалеко, в паре шагов. То ли сторожит, то ли готовится вновь наброситься. Он сам не знает, что делать, только тихо и обреченно рычит.
Одно из этих существ, что пришли с кровососами… Лев его узнает. Оно меньше остальных и все еще пахнет человеком. При прошлой их встрече странная тварь напала на какого-то мужчину и сбежала, но Поэт не дал броситься вслед — неужели не хотел, чтобы его сговор с этой женщиной раскрыли раньше времени? За Поэтом и Кризалисом все время следили? Все было подстроено с самого начала?
— Помешался, — комментирует кто-то. — Такое случается.
Кризалис не верит, что «такое случается». Вот так, внезапно, без явных предпосылок и причин. У всех один и тот же вопрос — «Зачем он это сделал?». Может быть, не появись вампиры, отряд Мердока давно пустил бы Поэту пулю в лоб. А может, Мердок растерзал бы его лично. Но драться с вампирами и этими странными существами, что вечно таскает за собой Дама, им не с руки. Начинать войну прямо сейчас они не готовы. Они ожидали драки с волками — но не с вампирами.
— Я каюсь, каюсь, как преступник! Прими раскаянья мои. Исповеда́нья ждет духовник, и сочтены убийцы дни, — не сдается Поэт. Хватает Даму за ногу и тянет на себя — она едва не падает, и это служит для ее гончих сигналом. Они нападают на него, пытаясь растерзать, наказать за дерзость.
Кризалис подскакивает — и снова этот зов: «Хватит». Отступи. Не мешай. Это больше не твое дело. С тобой мы поговорим потом.
— Преступление на лицо, — важно замечает один из спутников Дамы. Тот же самый, что равнодушно назвал помешательство среди вампиров обычным делом. Почему тогда они считают себя умнее и лучше оборотней? Занимают руководящие должности, управляют этим миром, тяня за ниточки? Так ли холоден и точен их разум, как они утверждают? — Преступник признает свою вину. Казнь состоится…
— Не казнь, — перебивает его другой вампир. В отличие от других, он не одет в полностью закрытую одежду и выставляет на всеобщее обозрение руки, забитые татуировками. — Он имеет право на три испытания: Железом, Водой и Огнем.
— Кто на такое согласится? — скептично интересуется первый. Во внешности его есть интересная для вампира особенность: нос у него с горбинкой, будто когда-то был сломан и после срос неправильно; на лице проглядывается также россыпь морщин, выдающих, что при обращении это был человек в возрасте. Кому пришло в голову обращать его в вампира? Впрочем, в его эпоху любили сильных воинов... — Эти испытания давно не проводятся, тем более, он пойман с поличным…
— Я согласен, — перебивает Поэт. Гончие облепили его со всех сторон, не давая подняться. Все видимые участки тела покрыты кровью и грязью, но он улыбается, все равно улыбается! — Я пройду испытания. И весь подлунный мир узнает правду.