Глава 7 Обливиэйтор (2/2)

– Сегодня мы будем рисовать человека в полный рост! – улыбаясь, проворковал он.

А затем выгнулся так, будто на него наложили Круцио: выпятил вперед грудь, откинул назад голову и схватился за волосы, приподняв полы своей мантии и кинув их на стол.

– С натуры! С меня! Только посмотрите, как красиво переливаются полы моей мантии!

Кто-то из детишек поднял руку, и Локонс вынужденно принял нормальную позу:

– Да-да?..

– Но, Профессор Локонс, я не умею рисовать…

Послышались одобрительные возгласы: «Я тоже!»

Локонс поднес руку к подбородку, задумался, а затем произнес:

– Поднимите руки те, кто не умеет рисовать.

Гарри тоже поднял.

Он не оборачивался, но видимо, там был лес рук.

Локонс вздохнул:

– Что ж, тогда сегодня рисуем что-нибудь попроще, скажем, ”натюрморт с рапировкой”.

Он поправил драпировку, накидал на подиум каких-то кубков, положил туда недоеденное яблоко, повернув его так, чтобы откушенная сторона была не видна из зала большей части детей, а затем зачем-то снял со стены свой портрет и добавил к предметам и его.

– Да, полагаю, тебе, красавчик, не двигаться будет легче, чем мне.

Локонс с портрета лучезарно улыбнулся.

Гарри честно пытался нарисовать эту химеру, тем более что сидел к ней ближе всех, но у него выходило какое-то безобразие.

Он так много стирал, что почти дотер лист до дыр, и в какой-то момент решил ничего не переделывать, тем более что предметов было так много, что он не успел бы закончить и половины до конца занятия.

«Срисую портрет, и нормально».

Нормально не получилось.

Он решил спасти рисунок, раскрасив акварелью.

Это было невообразимое уродство, прямо портрет Дориана Грея, с каждым мазком становившийся все хуже, хотя, казалось бы, он уже достиг дна.

Сухие мазки акварелью не выходили, а мокрые заставили весь рисунок поплыть, и темная краска с драпировки стекла на лицо Локонса.

Внезапно, как смерч, нагрянул и сам Локонс, похлопав Гарри по плечу:

– Давайте же посмотрим, что получилось у самого талантливого моего ученика!

Гарри готов был грудью лечь на этот натюрморт-портрет, чтобы его никто и никогда не увидел, но было поздно.

– Оу. Вы талантливы… Не во всех сферах.

Локонс долго рассматривал работу и хмурился, переводя взгляд с портрета Гарри на портрет на подиуме:

– Почему линии такие кривые? Если у вас нет линейки, вы могли бы попросить ее у меня: я бы вам одолжил.

Гарри вздохнул, посмотрев на свое творение: ”Уже поздно”.

– А еще, кажется, вы переборщили с черным, тут бы добавить белого.

Локонс потянулся к краскам и застыл:

– Почему нигде нет белой акварели? Это чья-то шутка?

Не найдя ее во всей аудитории, Локонс махнул рукой и сказал Гарри оставить работу такой, какая она есть, не пытаясь ее исправить, а затем отвел его к учительскому столу и усадил рядом.

– Гарри-Гарри, я хотел бы с тобой поговорить вот о чем, – подозрительно заискивающе начал профессор, – что ты думаешь насчет того, чтобы в соавторстве написать историю?

– Какую историю? – недоуменно поднял брови Гарри.

Профессор достал из-за стола несколько листов: черновики Гарри с прошлого занятия и их копии, переписанные аккуратным почерком самого Локонса.

Он всучил Гарри оригиналы его работы, упаковав листы в красивый переплет. На страницах рукописи красными чернилами были выведены исправления.

– Вам бы, конечно, подтянуть орфографию и пунктуацию, но в целом это вполне себе читабельно.

Сначала Гарри пребывал в ступоре и не мог понять, зачем профессору все это надо. А затем он вспомнил свой второй курс, и его осенило.

«Теперь, когда Обливиэйт стал Непростительным заклятием, он больше не может его использовать, если не хочет в Азкабан: он вынужден воровать работы легально».

– Я согласен на соавторство, – хитро улыбнулся Гарри, и Локонс просиял. – Только… Не могли бы вы оказать мне ответную услугу, профессор. Пожалуйста.

– О, конечно, мой юный друг, конечно! – Локонс придвинулся к Гарри. – Какую услугу?

Гарри посмотрел на него большими зелеными глазами:

– Можно ли мне ходить на занятия не с первым, а с седьмым курсом?

Локонс задумался, а затем потянулся к своему портфелю:

– У седьмого курса рисование – факультатив, – он вынул толстый «Самоучитель по написанию живых портретов». – У них сейчас более продвинутая программа, как видишь, – и постучал рукой по обложке, отчего портреты разбежались в разные стороны. – Но я тебя понял. Не ты ли тот Гарри, которого упоминали мои племянницы?

– Дженнифер и Джослин? – улыбнулся он.

– Да, – просиял профессор, – это дочери моих сестер. Такие красивые, не правда ли? – в ответ профессор ухмыльнулся.

Гарри кивнул:

– У них глаза и волосы, как у вас!

Локонс рассмеялся, откинув рукой свои волосы, будто павлиний хвост:

– Знаешь, давай вот как поступим, Гарри: можешь больше не приходить на занятия первого курса. Приходи на занятия седьмого курса, или пятого, или любого другого, какие будут в этот день! Или в любой другой день! Я зачту тебе дисциплину… Обе. Только не забудь о соавторстве, хорошо?.. А что до экзаменов… Я зачту их тебе твоей работой! Только было бы неплохо нарисовать для приличия хотя бы пару иллюстраций.

– Хорошо, – просиял Гарри.

Он хотел ходить с седьмым курсом, но теперь не был уверен, стоит ли приходить на занятия Локонса вообще.

К концу занятия преподаватель прошелся между рядами мольбертов, внезапно остановившись около Джеймса и Агаты:

– Почему вы ничего не нарисовали? – спросил он с недоумением у Джеймса. – А это что такое? – перевел он взгляд на работу Агаты. – Это, что, я?!..

Та потупилась и пропищала:

– Это спина Гарри. Мне просто ничего не было видно.

– Почему вы мне не сказали?

– Вы к нам не подходили!..

Гарри вышел из аудитории.

Вторым уроком стояла травология у профессора Стебль. На ней, в отличие от чар, сквибы присутствовали, и в крохотной теплице было не продохнуть.

– А зачем мы держим семена в этих банках? – поинтересовалась у профессора Стебль первокурсница.

– Ой ты ж моя маленькая умничка, мое маленькое золотце. Мы их закаливаем.

Гарри тоже прислушался, будто и не проходил все это шесть лет назад.

– Чтобы цветы – а это прекрасные волшебные цветы – в будущем выдержали волшебные соли, которые присутствуют в почвах теплиц и особенно в открытом грунте в Хогвартсе! – просияла мадам Стебль. – Мы можем применить согревающие чары, можем оросить территорию, но вот с почвами проблема…

Маленькие дети брали баночки в руки и с интересом их рассматривали. Кто-то умудрился разлить содержимое и незаметно собрал рукой семена обратно. Гарри с опасением вспомнил, как Помона Стебль при всей заботе об одних мелочах совершенно слепа к тому, что маглы назвали бы техникой безопасности.

– Так что мы их закаливаем. Пусть они и будут расти в тепличных условиях, так их можно будет высадить и в открытый грунт. Конечно, потребуются согревающие чары, когда наступит поздняя осень.

Она вынула горшок с какими-то синими бутонами:

– Я очень люблю цветы и не хочу, чтобы они погибли!

У Гарри без проблем получилось договориться с собственным деканом: Помона пообещала поправить его расписание так, чтобы он непременно смог посещать занятия седьмого курса. Правда, ей также хотелось, чтобы он ходил и к первому курсу…

Последним уроком, к неудовольствию Гарри, стояла физическая культура.

«Зачем она только нужна волшебникам?»

Мадам Трюк также была не против того, чтобы он ходил с седьмым курсом, однако в первое же занятие загоняла Гарри до полусмерти, отчего он невольно вспомнил тренировки Вуда.

– Крепись, боец, седьмой курс у меня не бегом и отжиманиями занимается, а отрабатывает боевые приемы! Как ты будешь учиться сражаться, если ты такой хилый?!..

Измотанный и уставший, Гарри поплелся на отработку у Снейпа.

На всякий случай он решил еще раз перепроверить расписание, как вся краска сошла с его лица.

В расписании напротив физической культуры окончанием занятия значилось «16:45», а началом отработки в виде сдвоенного зельеварения – «16:30».

«Как? Почему?!»

У Гарри в голове не укладывалось, как так получилось, что одно занятие начиналось раньше, чем заканчивалось другое. Вот только он опаздывал уже на пятнадцать минут, а ему еще нужно было спуститься в подземелья.

«Прийти с опозданием. На полчаса. На отработку. К Снейпу!»

Взмокший и уставший, он был не в силах быстро бежать, отчего с середины пути обычным шагом доковылял до аудитории. Оставшийся после занятия и бега пот неприятно холодил тело в подземельях. Единственный плюс во всем этом Гарри находил в том, что не успел заранее переволноваться и шел уже без страха перед самой отработкой по сравнению с тем фактом, что он опаздывал на нее на полчаса.

Он замер перед дверью, в последний раз вздохнув перед тем, что Снейп ему уготовил.

Помещение было знакомым: сырым, мрачным, холодным и сравнительно небольшим. До Гарри донеслись запахи десятков зелий. Всюду были разложены разнообразные ингредиенты: травы, коренья, песок, маринованные части тел и еще живые гады. Он боялся даже представить, для чего они могли понадобиться разом – оборотное зелье и того не содержало так много ингредиентов.

Гарри застал учеников в процессе работы. Они обратили на него внимание, только когда Гарри прошел в аудиторию. С удивлением в его сторону поворачивались гриффиндорцы и слизеринцы.

«Посещают ли сквибы зельеварение?» – невольно задался он вопросом.

Но хаффлпаффцев, как и рейвенкловцев, не было. Ни одного.

– Все-таки почтили нас своим присутствием, мистер Дурсль?.. – раздался строгий и надменный голос в глубине аудитории, и Гарри вздрогнул. – Минус сорок баллов с Хаффлпаффа. За каждую минуту опоздания. Не будь это занятие сдвоенным, оно бы уже закончилось.

Гарри был уверен, что опаздывал не более чем на полчаса, но по опыту знал, что оправдываться перед Снейпом – гиблое дело.

– Присаживайтесь к мистеру Лонгботтому: он очень ждет партнера, равного ему по навыкам, – Снейп небрежно указал, куда идти.

Со слизеринской половины класса раздались смешки, похожие на звуки гиен.

– …Это же тот первокурсник!.. Магл с Хаффлпаффа!.. – услышал Гарри шепот, протискиваясь к указанному месту в нагроможденном кабинете.

– Привет, – неловко протянул он руку Невиллу, – я Гарри Дурсль.

Невилл замер, будто не понимал, что происходит, а затем робко пожал руку в ответ.

Только сейчас Гарри понял, как давно его не видел: Невилл был выше, чем он помнил, и выглядел грустным и немного потрепанным. На руках у него красовались ссадины: возможно, от волнения тот промахивался, когда нарезал ингредиенты.

– Я Невилл, – неловко улыбнулся напарник. – Давай вместе готовить. Мне досталось уменьшающее зелье. Только потише... Профессор Снейп не любит, когда разговаривают.

Невилл так произнес последнюю фразу, что Гарри уверился, что Снейп оставался его боггартом и здесь и, возможно, отравлял ему жизнь еще больше.

Гарри осмотрелся: посему выходило, что уменьшающее зелье варили только они вдвоем, потому что ингредиенты Рона скорее предназначались для рябинового отвара, Гермиона извлекала экстракт бадьяна, а на дальних рядах ученикам зачем-то потребовались живые крысы.

Учебников на столах ни у кого не было, рецепт на доске также отсутствовал.

– А что мы делаем? – спросил он у Невилла.

Тот завис, странно посмотрел на Гарри, а затем огонек понимания зажегся в его глазах:

– Это… На первом занятии у нас контрольная работа по всему курсу, и каждому досталось случайное зелье. Мне вот досталось уменьшающее. Мы так давно его проходили… Я больше повторял шестой курс.

Гарри поднял брови. Зельеварение у Снейпа здесь было даже хуже, чем он помнил.

По тому, что Невилл еще нарезал гусениц, Гарри понял, что он довольно медленно готовил зелье или же поздно начал. Гарри присоединился к его занятию, помогая с нарезкой и помешиваниями.

Отчего-то зелье выходило оранжевым. Гарри не мог понять, что с ним не так:

– Цвет, вроде бы, не тот. Может, приготовить еще одно?..

От этой фразы Невилл стал белым, как полотно:

– Как не тот?..

Снейп прохаживался по кабинету, оставляя язвительные комментарии касательно качества получавшихся работ.

– Вы же понимаете, что, если будете так долго возиться, хороших результатов на ЖАБА вам не видать? – раздалось совсем рядом.

Времени переделывать зелье не было. Невилл задрожал. Гарри сохранял хладнокровие, привычный к издевкам профессора.

Наконец, Снейп подошел к их котлу и скривился.

– Оранжевое, Лонгботтом! Зелье программы третьего курса! Как вы собрались сдавать ЖАБА в этом году: будете готовить комиссии зелье от фурункулов? В конце урока мы дадим отведать это зелье вашей жабе. Может, тогда вы, наконец, возьметесь за ум.

Снейп бросил напоследок:

– Увижу, что кто-то помогает мистеру Лонгботтому или мистеру Дурслю – выставлю «помощнику» тот же итоговый балл за дисциплину, что и у мистера Лонгботтома.

После таких слов никто не горел желанием им помочь: ученики только иногда с интересом поглядывали в их сторону. Гарри поймал взгляд Гермионы, и та равнодушно отвернулась, вернувшись к своему занятию.

Они решили переделать зелье. Трудности начались уже на стадии отбора ингредиентов: без учебников и инструкций легко было взять не то из общей кучи.

Коренья маргаритки, сушеная смоква и гусеницы, одна свежая крысиная селезенка и капля пиявочного сока…

Гарри пытался помочь Невиллу, как мог, но и с его остаточными знаниями у них ничего не получалось: порой Гарри казалось, что своими смутными воспоминаниями о том, как готовится зелье, он только портил его. Однако он останавливал Невилла всякий раз, когда тот лихорадочно помешивал зелье в котле, расплескивая содержимое, хотел добавить недорезанные маргаритки, лишнюю крысиную селезенку или каплю пиявочного сока. Своим страхом Невилл портил даже бытовые операции.

Гарри прекрасно видел, что их зелье не удалось, однако все еще надеялся, что Снейп не выльет его на Тревора: от этого жаба могла отравиться. Вся ситуация вызывала дежавю, только в этот раз Невиллу на помощь не пришла Гермиона, а сам Гарри не справлялся.

Занятие подошло к концу. Их зелье оставалось желтым, помощи было ждать неоткуда, и они сидели на корточках вокруг котла с опущенными лицами, наблюдая за окончанием варки. Невилл гладил Тревора.

Снейп уже прошелся по всему классу и теперь нагрянул злобной тенью к их котлу, недобро поблескивая глазами:

– Все сюда. Посмотрим, что будет с жабой мистера Лонгботтома. Если вы сварили зелье неправильно, в чем я не сомневаюсь, она, вероятно, умрет.

Воцарилась тишина. Слизеринцы смотрели с предвкушением. Гарри с опаской и надеждой ожидал, что Снейп в последний момент передумает и под любым предлогом не станет испытывать зелье.

Однако профессор зачерпнул желтую жидкость, поднес к жабе и вылил ей прямо в рот, смотря при этом на Гарри и, как тому показалось, взглядом выражая: «Вы же хотели заниматься с седьмым курсом – и получили, что хотели».

Уменьшающее зелье вместо превращения жабы в головастика заставило те части ее тела, на которые попало первым, уменьшиться.

Тревор лег на стол, корчась, его мордочка странно сплюснулась, а глаза выпучились, словно выдавленные. Задержав дыхание, Гарри наблюдал за тем, как передние лапки Тревора стали меньше задних, и жаба сделала два последних движения, напоминающих попытку оторваться от стола в неудавшемся прыжке, прежде чем замерла окончательно.

Равнодушно-скучающим тоном Снейп обратился к Невиллу:

– У вас незачет. Будьте уверены, с такими навыками я не допущу вас до сдачи ЖАБА.

Гарри поймал взгляд профессора, и его замутило. К запаху зелий примешался запах крови, фантомная боль в руке и гневные крики.

Он понял.

То, что заставляло его вспомнить, было контрастом между человеком, которого он знал шесть лет, и человеком, которого видел перед собой сейчас. Что-то на подкорке, чего Снейп не мог учесть и стереть: вся жизнь Гарри, оплетенная нитями связанных друг с другом событий в обоих мирах.

Гарри уцепился за свои эмоции, и тьма вернула ему то, что было в ней похоронено.

***

– Я делаю это ради вашего же блага.

– Моего блага?! Меня похитили, связали, копались в моей памяти черт знает сколько, стерли мои воспоминания, а теперь накачиваете непонятно чем! Я ни на что не соглашался! И это «ради моего блага»?!

– «Сэр». Вы все время забываетесь. Следите за языком.

***

В тот же момент, как его оставили в одиночестве в ванной комнате, он принялся реализовывать план побега.

Он хотел связаться с Орденом Феникса, однако не мог получить доступ к палочке.

– Сэр, здесь нет полотенца! – притворился он, спрятав ткань под ванной.

Капля удачи, и дверь в комнату оказалась незапертой. Перед глазами все плыло от адреналина. Он мог бы взять со стола любую вещь, но не успевал разобраться, что за зелья и приборы на нем лежат, а потому выбрал то, чему доверял – метлу.

Через окно он выскочил на улицу и взобрался на нее, но, стоило ему сделать это, как из метлы выскочили темные ленты и сковали его.

***

Его конечности были привязаны к постели, будто он душевнобольной.

– Я бы развязал вас, но вы же используете все подручные средства, чтобы напасть.

Гарри устало закрыл глаза.

Снейп зачем-то поправил ему волосы и подушку: как будто со связанными конечностями можно было удобно спать.

– Ваши обстоятельства уникальны. Ваши воспоминания не сходятся. Нужно проверить все вероятности и исключить шизофрению, раздвоение личности или подмену памяти.

Гарри дернул связанной рукой и ухватился за кисть Снейпа:

– Я уже говорил вам. Я из другого мира.

***

Это была победа. Уже несколько дней Снейп не проверял его память, не прикасался к его голове.

Гарри наконец нашел его слабость: он сам. Да, они оба знали об этом. На сей раз Снейп не мог помешать ему воплотить задуманное.

– Опустите палочку и позвольте мне спокойно уйти отсюда, или я убью себя! – для убедительности он приставил осколок к горлу.

– Вперед, – с холодом и уверенностью сказал Снейп, загоняя Гарри в угол.

Он не мог взаправду себя убить, но… Гарри надавил на шею, и струйки крови потекли на пол. Снейп сбавил напор, но продолжил надвигаться.

Гарри затошнило. Аромат стоял отвратительный.

– Вы уверены? Тогда вы потеряете последнее, что осталось от Лили Эванс, – попробовал Гарри.

Он был в отчаянии.

Гарри сделал еще один разрез, дрожа от боли. Снейп с остервенением накинулся на него, выбил стекло из рук и повалил его на пол, устроив погром. В руку больно впивались осколки, головой он задел угол стола, а горло оказалось излечено и только саднило, словно он сорвал голос.

Снейп связал его. При этом выглядел он немного безумно:

– Я тебе не позволю! Не позволю умереть! Я и так потерял все! Представьте себе, каково это: жить, зная, что стал причиной смерти человека, которого любил! Каково привести его убийцу к власти! Каково прислуживать ему!..

***

Гарри жалел, что не изучил в должной мере окклюменцию. Снейп мучил его на занятиях, просматривал его воспоминания, но, кроме словесной агрессии, никогда в действительности не использовал их против него. Он уже понял, что этот мир был другим. И этот Снейп был другим.

Ему было недостаточно слов – он просматривал мысли и использовал увиденное. Думать о побеге было страшно: он видел его идеи еще до того, как Гарри их реализовывал.

Нельзя было продумывать, нужно было действовать решительно и внезапно, совершенно непредсказуемо: только так у него был шанс против человека, который читает мысли.

***

Это были не просто двадцать дней. Не воспоминания о том, как он поранил руку и голову, не воспоминания о том, как пытался сбежать от Снейпа и даже не воспоминания о его друзьях, оставленных в родном мире. Это было то, как он видел мир и мыслил. Что-то, что исказилось в глубинах его разума.

Гарри вышел из оцепенения.

В аудитории раздавались смешки слизеринцев и неприятный и холодный голос Снейпа:

– Пожалуй, тратить ценное зелье на последствия столь бездарно приготовленного отвара смысла нет. А теперь, – Снейп развернулся к аудитории, – кто ответит мне, что мистер Лонгботтом и мистер Дурсль сделали неправильно?

Внезапно Невилл рассмеялся, и профессор обернулся.

Дрожа всем телом, с натянутой улыбкой гриффиндорец направил на Снейпа волшебную палочку:

– Все это всего лишь мой боггарт, да?..

Гарри отшатнулся. Все происходящее было просто отвратительно.

«У вас здесь нет союзников», – приговором крутились в голове слова Снейпа.

«Только он подразумевал: ”Кроме меня”».

Однако и он не был Гарри союзником: Снейп преследовал свои цели и был готов сломать Гарри на части и вылепить из него то, что хотел видеть сам.

«Это все – мера воздействия».

«Закаливание в тепличных условиях».

«Если я ошибусь – пострадают другие. Вот мое наказание».

Гарри в оцепенении смотрел на рыдающего Невилла, поймав на себе пронзительный взгляд Снейпа.

«Он убил его из-за меня».