Пустота (1/2)
Ночь, мягким крылом накрывшая собой все, отступала, уступая место утру рабочего дня. Еще тлеющая луна последним своим светом заглядывала в щелочку окна. Тишину нарушали лишь редкие приглушенные шаги и монотонный прерывистый писк. Сознание возвращалось к Рей подобно прорастающему семечку: сначала мысли, потом ощущения, за ними пришла тяжесть. Она молчаливым зовом утягивала сознание Рей назад в пустоту, от которой, лишь едва ощутив, уже было не избавится. Так повторялось множество раз. Качели тьмы и света балансировали, ни одна из сторон не желала уступать другой. Пустота высасывала из ее души все силы, сознание же вновь наполнялось ими. Да так, что казалось, тонкие стенки разума вот-вот лопнут подобно стеклянному бокалу.
Может это все было игрой воображения, а может и нет. Она слышала тихий плач, скорее напоминающий жалобный вой, на одной ноте. Слышала? Возможно, он чудился ей, как и все остальное: отблески жизни угасающего разума, последний способ зацепиться за реальность. Эти стоны острым холодным острым лезвием рассекали плоть от сердца, медленно опускаясь к животу. Если бы душа могла кричать, поверьте, она бы кричала во всеуслышание, да так громко, что слышали бы в радуисе нескольких кварталов. Одновременно с этим ее заливало чувство липкого одиночества, накатывающего волнами, как бывает порой при надвигающемся шторме. По силе оно было эквивалентно той боли, которую испытало бы тело, если бы его и правда резали.
Возможно, именно это заставило Рей вглядеться в окружающую ее безумную, вязкую, темную пустоту. Получилось это не без труда. Где-то на окраине разума она ощущала остатки рационального мышления, назойливо шептавшего, что это больница. А что это еще могло быть после всего произошедшего? Больничная палата, твердая неудобная койка, надоедливо пикающий кардиомонитор, чей звук вводит в состояние транса. Конечно, об этом она только догадывалась, но право на жизнь такая теория имела.
Темнота, поглотившая Рей, заставила ее слиться с пустотой вновь. Эти качели все никак не останавливались.
Тем временем, плачь все продолжался, из пустоты, из-за ее пределов, окружая, казалось, со всех сторон. Девушка внезапно осознала, что плач детский, рвущийся из глубин ее собственной пустоты, из остатков сознания, которые все еще не рассыпались. Правда, принадлежал он, кажется не ей самой, а маленькому мальчику… Осознание того, что Рей находится внутри глубин собственного разума предало ей как сущности, вполне себе осмысленную, осязаемую форму. Пустота сжималась, сворачивалась внутрь самой себя, внутрь самой Рей, пока не превратилась в точку темного света, оставив Рей после себя осознание ее собственного тела. Пустота не исчезла полностью. Установившееся хрупкое равновесие в любой миг могло пошатнуться, а качели тьмы и света вновь начали бы свой разбег. Тогда бездна разверзлась бы вновь, с новой силой поглотив сознание девушки в свои глубины. Всеми фибрами души Рей старалась сохранить существующий баланс.
Это действительно была палата. Девушка по прежнему вглядывалась в пустоту окружающего пространства, однако, теперь уже не переживая фантомных видений. Под потолком бился ночной мотылек, отбрасывая длинную тусклую тень. Из-за окна доносился звук приближающейся сирены. Внезапно пронзивший Рей вопрос заставил ее открыть глаза: «А что, собственно, произошло после?..»
Эта мысль стала отправной точкой. Начиная с нее пропала вся многозначность, вся философия, наполнявшая окружение, каждый предмет, движение и мысль, пропал внутренний смысл, что стоял на страже той незримой, но в то же время ощутимой границы сознания и небытия. Казалось, еще момент, одно мгновение и все тайны мира, все, чего Рей жаждала когда либо, чего желала, все знания мира станут ее. Прояснившееся сознание позволило не только осмысленно делать выводы и рассуждать, но и вернуло доселе безвольному телу всю полноту не самых приятных ощущений. Боль возвращалась также быстро, как и воспоминания. Все вспомнив, Рей окончательно проснулась, забыв почти все, что снилось. Только детский плач все еще набатом стоял в ушах. Все ее тело от макушки до кончиков пят ныло, напоминая о прошедшем сражении. Правая рука и лодыжка не поддавались движению. Учитывая все произошедшие события, вывод один — гипс. Девушка вновь и вновь прокручивала в мыслях произошедшее. Почему-то возникло чувство вины, как будто все беды из-за нее. Еще немного Рей просто лежала и смотрела в потолок на бьющегося о первый солнечный луч мотылька, а затем не без труда, но села. Трубки, соединявшие ее с капельницами безвольно сползли и повисли в воздухе, вызвав слабую ноющую, но достаточно неприятную боль. Рей аккуратно спустила ноги с кровати, коснувшись босой ногой холодного кафеля, и попыталась встать.
Легким толчком Рей покинула кровать, стараясь опереться на здоровую ногу и капельницу. Секунда, и она повалилась вперед, едва успев отвернуть лицо в сторону, чтобы повторно его не разбить. Она отчетливо почувствовала, как сила тяжести ее подвела. Встать же получилось намного проще, чем она рассчитывала. У нее даже сложилось впечатление, что центр тяжести ее тела сильно сместился и находился сейчас где-то в районе живота. Очередная попытка сделать шаг увенчалась с тем же успехом. Разве что она успела подставить уцелевшую руку, утянув за собой стойку с капельницей.
Металлический грохот эхом распространился по пустой палате. Наверняка он был слышен и в близлежащих коридорах еще спящей больницы. Крепко сомкнув зубы, Рей прильнула лбом к кафелю. Боль потревоженных ран разлилась по телу. Несколько минут девушка провела в таком положении, ожидая, пока она утихнет, боясь даже пошевельнуться. Мириться с накатывающим осознанием просто не было никак моральных сил. Она не верила в самый очевидный исход. Вернее было бы сказать — верила, но не желала, чтобы он оказался реальным. Сонная безмятежность сменилась ледяным отчаянием. Набравшись храбрости, Рей медленно повернула голову, оглядев пространство за спиной. Как бы она не храбрилась, как бы не собиралась с духом, принять такое сложно. Теперь все встало на свои места — крыльев не было.
Сознание превратилось в комнату с четырьмя стенами. Без окон, без дверей и без света. Низкие потолки давили. Стены как будто двигались, еще больше сжимая и без того крохотное пространство. Детский вой в ушах усилился как никогда. Девушка свернулась калачиком прямо на кафеле, спрятав голову в руки. Рей не понимала, как такое могло произойти. Конечно, ее крылья сильно пострадали, но у Академии должны быть и силы, и ресурсы, чтобы устранять такие повреждения. Должны быть! Столько опасных тренировок. Столько сломанных рук, ног, столько ожогов от взрывов, пламени и кислоты… Столько всего, так много ран. Их все лечат. Тогда чем она хуже?! Рей отказывалась верить в то, что происходящее - правда.
Похитили. Меня похитили!..
Рой навязчивых мыслей, порой пугающих больше, чем объективная реальность, тугим кольцом сомкнулся вокруг головы, вызывая привычную пульсирующую боль в висках. Слез не было: казалось, все, что можно, уже было выплакано тогда. Тугие бинты сдавливали грудную клетку. Как она не замечала их раньше? Навязчивое желание бежать, бежать как-нибудь, на одной чудом уцелевшей ноге, бежать как можно дальше из этого ада, не давало ей покоя. Скрипя зубами, Рей доползла до окна и, подтянувшись за подоконник, аккуратно осмотрелась.
Центральный госпиталь?
Перепутать было невозможно.
— Неужели злодеи даже здесь?..
Девушка опустошенно сползла на пол и устало прислонилась спиной к стене. Острой болью рана приказала забыть об этой затее. Побег? Да кого она обманывает? Еще более бесполезная, чем всегда, она не уйдет дальше коридора этого этажа, если госпиталь и правда наводнен волками в медицинских халатах.
***</p>