Часть 3 (1/2)

Чан не мог себе представить, что может быть так.

Что не только его член — все его тело может пульсировать от нужды, что он может пылать, как метеор, несущийся в неизвестность — к своей смерти, не иначе — под силой притяжения Хенджина, сгорающий дотла в его атмосфере, не контролирующий себя совершенно.

Как и обещал, спустя два отложенных оргазма Джинни наконец позволяет ему кончить впервые, и к этому моменту каждая клетка тела Чана горит от чувствительности, каждая клетка тела Чана жаждет его глубже, чем просто в себе, каждая клетка воет от того, как он ему нужен.

В первый раз он изливается своему Хозяину в руку, и тот заставляет Чана языком очистить пальцы от его собственной спермы. Это грязно, так грязно, Чан никогда не чувствовал себя настолько жалким и униженным, таким жадным до чего-то подобного, таким слабым для кого-то, и это так горячо.

Где-то между первым и вторым оргазмом всего становится слишком много, и тогда Крис умудряется как-то выдавить из себя «Желтый». Его верхний поит его водой и успокаивающе перебирает его волосы, позволяя Чану отдышаться. Он говорит, какой Чан молодец и как хорошо работает для него, какой он великолепный, какой отзывчивый, какой послушный для него, и от этого нежного тона ему только хуже.

Все его тело против его воли льнет к этим касаниям, и, какими сладкими эти прикосновения не были бы, возвращение в почти трезвое и осознанное состояние не проходит спокойно для его сердца. Ему хочется снова нырнуть в этот жар, забыться в удовольствии, граничащем с болью, с ошеломляющей по силе похотью, сжигающей его кости, чтобы не встречаться лицом к лицу с осознанием, что Хенджин — лучший секс, который был в жизни Чана, а Чан для него — лишь один из многих в очереди.

Так что он говорит «Зеленый» и позволяет Джинни затянуть его в этот водоворот из нужды и желания снова.

Чану кажется, что ещё немного, и он сойдёт с ума — настолько ощущения интенсивные. Он не уверен, что человеческое тело вообще предназначено для такого, что оно может это перенести, удовольствия слишком много, и каждый нерв в его теле горит. Хенджин заставляет его гореть, пропекает медленно, как мясо на вертеле, и каждое новое касание — ещё один шаг ближе к краю, до которого он никак не может дойти.

— Вот так, малыш, — бормочет он тихо, пережимая член Чана у основания и снова не позволяя ему кончить, и Чан уже даже не хнычет — воет от разочарования, от того, как ему нужно. — Ты такой умница, Чанни. Так хорошо держишься.

Он должен немного отойти, успокоиться, но похвала этим медовым голосом, этим грешным ртом делает с ним вещи, которые Чан не в силах даже самому себе объяснить. Так что легче не становится, нет — он ощущает, как новая волна возбуждения захлестывает его, приближая оргазм.

— Ты уже искупил свою вину, ты так хорошо для меня постарался, Чанни, — сладко тянет на ухо его Хозяин. — Думаю, ты заслуживаешь небольшое поощрение. Как ты думаешь, м?

— Да, пожалуйста, сэр, — лепечет Чан, толкаясь бездумно в узкую, сильную ладонь. Хенджин не мешает ему, не пытается убрать руку, просто позволяет Крису отчаянно втрахиваться в его кулак.

— Что мой Чанни хочет больше всего? — брюнет склоняет на бок голову с ласковой улыбкой. И это «мой» делает с Чаном что-то. Если бы он сейчас стоял, его колени подкосились бы, и он скулит, откидывая голову назад, едва ли не захлебываясь своими слюнями.

— Что угодно, пожалуйста, сэр, — молит он.

— Тебе нужно быть честным со мной и с собой, малыш, — мягко укоряет его Джинни, сжимая рукой его щеки, хотя прекрасно знает, что Чан не в состоянии мыслить сейчас. — Подумай, что ты хочешь больше всего? Кончить? Мое горло на себе? Хочешь, чтобы я ударил тебя?

Чан не может сдержать стона от одной только мысли о том, как Хенджин мог бы сделать все это с ним, но… Он обещал быть честным со своим Хозяином, давать ему знать обо всех своих желаниях. И он решает быть искренним — как хороший мальчик.

— Думай быстрее, Чан-а, — поторапливает его Хенджин и, сжав в основании пальцами, безжалостно шлёпает его член. Чан вскрикивает и вздрагивает, подбрасывает бедра в воздух, извивается на месте, пока тонкие пальцы истязают его и так чувствительную кожу, и сдавленно стонет в ответ на ещё несколько ударов полегче. Этого слишком много, слишком чувствительно, слишком сильные ощущения, которые ему просто не выдержать — его тело бьёт дрожь, и он уже даже не замечает, издает ли какие-то звуки — и Чан ощущает, что теряет последние остатки мыслей в этом удовольствии.

— Поцелуй, — молит он осипшим голосом сквозь хныканье. Ладонь Хенджина на его члене останавливается, и Чан готов рыдать. — Нет, нет, пожалуйста, сэр, не останавливайтесь, сэр, пож…

— Ты знаешь, что мы не договаривались на это, Чан-а, — говорит ему Хенджин тихо, голос острый, как бритва.

— Я знаю, сэр, но вы говорили, я должен быть искренним, — тараторит он, почти в отчаянии от нехватки прикосновений. — Я понимаю, это слишком, я просто был честным, я…

— Тш-ш-ш, — успокаивает его Хенджин и запускает ладонь в его волосы. Он любовно перебирает его пряди, неторопливо, будто Чан не дрожит под ним, ждущий, и его взгляд тяжёлый и темный, и Чан не представляет, что в этой темноте может скрываться. — Это то, чего ты хочешь больше всего, Чанни?

— Больше всего, — соглашается со стыдом Крис.

— Ты мог попросить что угодно из того, что я предложил, но ты выбрал то, что далеко за границами допустимого для тебя на сессии, даже зная, что я все равно не соглашусь, — проговаривает парень, пальцем тонко ведёт от виска до щеки, заглядывая в его глаза. — Ты не думал, что можешь не получить в итоге ничего?

Чан склоняет голову, избегает его взгляда, весь пунцовый.

— Я просто… Я хотел быть честным для Хозяина, — бормочет он.