IX (1/2)

Моя милая Китти!

Я пишу тебе, чтобы, вот уже в который раз, повиниться. Прости, любовь моя, но я вновь не могу приехать навестить тебя. Ты же знаешь, что с тех пор, как вернулся мой обожаемый папенька, я и шагу не могу ступить без того, чтобы отчета ему не предоставить.

Потерпи, Катенька, заклинаю тебя! Всего-то и нужно — выждать время. Скоро у него родится ребенок, и я очень надеюсь, что все свои силы и все свое внимание он будет отдавать ему. Павлина сообщила, что ты тоскуешь по мне. Поверь, мою печаль ничто измерить не может, ибо беспредельна она и глубока, как море. Говорят, что препятствия в любви лишь делают ее крепче. В таком случае, нет и не будет в мире ничего прочнее нашего с тобой всеобъемлющего чувства.

Изнемогающий в разлуке с тобою,

Г.Ч.

P.S.

Прости, душа моя, но денег у меня теперь тоже нет ни копейки! Так что не в моей власти помочь тебе. Крепись. Мы должны быть мужественны и смиренно принимать испытания, что посылают нам небеса!

Катерина вот уже в который раз перечитала письмо Григория Петровича, которое она получила примерно три месяца тому назад.

Тем вечером она ждала визита Григория Петровича, приготовила ему ужин и предвкушала несколько поистине чудесных мгновений, что они проведут вместе, но вместо этого из Червинки прибыл посыльный и привез записку о том, что свидание не состоится. А через пять дней, в течение которых Катерина не знала, куда себя деть от беспокойства, Григорий Петрович прислал это письмо. С тех пор Катерина больше не видела Григория Петровича: исчез, точно в воду канул.

Павлина навещала ее регулярно, и поначалу Катерина всякий раз отправляла с ней послания к Григорию Петровичу, в которых просила как можно быстрее приехать к ней. Ей хотелось только одного: увидеть его и узнать, нужна ли она ему по-прежнему.

Время шло, но Григорий Петрович по-прежнему и носа не показывал. Катерина иной раз горько плакала ночами в подушку, особенно же если представляла себе Григория Петровича в объятиях Натальи Александровны. Это было поистине невыносимо!

В довершение всех горестей, Катерина значительным образом поиздержалась. Денег и, которых Григорий Петрович дал ей на та, чтобы она «ни в чем себе не отказывала» таяли, осталось совсем немного, хватит в лучшем случае еще на месяц-другой.

Михаил Михайлович, правда, платит ей теперь чуть больше, чем положено, говоря, что поощряет таким образом прилежного работника, а еще он взял привычку через Анфису передавать Катерине свежий хлеб, молоко и сметану.

— Нечего тебе по базарам ходить, когда у нас дома, видишь ли, съесть все это некому. Сын-то наш уехал на учебу в Лейпциг, так что мы с супругой нынче вдвоем живем. А нам, старикам, много не надо.

— Сердечно благодарю вас, Михаил Михайлович! — робко улыбнулась Катерина.

— Ты главное, о ребенке своем думай сейчас, — не упускал случая напомнить доктор Лавроненко, — береги себя, не напрягайся, тяжести не поднимай. И поменьше всяких там переживаний.

От мытья полов, кстати сказать, Михаил Михайлович Катерину освободил. Теперь она помогала ему в перевязочной и в аптеке.

Павлина приходила часто, Катерина ждала ее визитов, поскольку та неизменно приносила весточки из Червинки.

— Скучает без тебя аспид твой, — недовольно поджав губы, сообщила ей на днях Павлина. — Так и сказал: передай Кате, что я считаю дни, часы и минуты до встречи с нею.

— Ах, когда бы уж скорее! — воскликнула Катерина.

Павлина горестно вздохнула и покачала головой:

— Ой, Катря, помяни мое слово: допрыгаетесь вы с паном до большой беды!

— Ну, Павлусенька, — Катерина обняла ее за шею и несколько раз поцеловала в щеку, — я тебя прошу, не ругай меня! И не думай о плохом, прошу тебя! Я ведь и так теперь… не знаю, что и думать. Так хочу увидеть его, а он все не идет.

— Да когда ж ему приходить-то, детонька ты моя горемычная! — всплеснула руками Павлина. — Я ж тебе говорила уже, что пани Наталья Александровна дочку ему родила. Сама она слаба очень была после родов, потому Григорий Петрович при ней находился неотлучно, ведь она ж ему жена как-никак. А тут еще Петр Иванович приехал со своей… с Ларисой Викторовной. Уж так он Григория Петровича чихвостил за то, что тот денег дюже много потратил!

— Бедный мой Григорий Петрович! — вздохнула Катя. — Петр Иванович всегда был излишне строг к нему. А Григ страдает от этого, ему нужна отцовская любовь!

— Страдает он, — хмыкнула Павлина, — поглядите-ка на него, несчастного! Если он и страдает, — пробормотала она, — то лишь оттого, что отец ему денег больше не дает, и он теперь не может швырять их направо и налево.

— Ах, как это несправедливо! — вздохнула Катя.

Павлина в ответ лишь горестно вздохнула.

Катерине теперь тоже, судя по всему, придется затянуть потуже пояс. Сережки, подаренные Григорием Петровичем она уже продала, дабы отложить немного денег на приданое для ребенка, а в дальнейшем, если так пойдет, придется съехать из этого дома и снять квартирку поскромней.

От подобных мрачных мыслей Катерине всякий раз хотелось плакать. Нет, дело вовсе не в том, что ей жалко было оставлять этот дом, хотя он, бесспорно, удобный и уютный. Но главное заключалось в том, что здесь, под этой сенью Катерина была так счастлива с Григорием Петровичем.

Что же будет с нею после того, как родится ребенок, Катерина, честно признаться, представляла с трудом. Хотя, чего уж там греха таить, она была счастлива, что совсем скоро у нее появится сын или дочка от любимого человека. С другой стороны, когда Катерина начинала думать о будущем, ее охватывала тоска. Павлина права! Ее бедное дитя будет расти незаконнорожденным, и всякий сможет попрекнуть его этим. А уж если каким-нибудь образом все откроется, тут даже и представить страшно, какой может выйти скандал.

Не так давно Катерина решила заглянуть в лавку, чтобы присмотреть какое-никакое приданое для новорожденного. Конечно, она и сама могла бы вышить крестильную сорочку и связать малышу одеяльце, но Григорий Петрович убедил ее, что не стоит утруждаться и мастерить сорочку самой, а кроме того, портить глаза, сидя за вязаньем по вечерам.

В дверях магазина Катерину угораздило нос к носу столкнуться с Лидией Шефер и Ларисой Викторовной. Последняя, как Катерина успела заметить, дохаживает последние дни, а вот что в лавке забыла мадам Шефер — это поистине интересно. Хотя возможно, она выбирала подарок для ребенка своих знакомых или родственников. Может быть, даже для ребенка Григория Петровича и Натальи Александровны, ведь, кажется, Лидия Ивановна очень дружна с ними. Катерина же ее, честно признаться, боялась. Лидия всякий раз смотрела на нее с откровенной неприязнью, не сказать «ненавистью» И что только она ей сделала? Впрочем, Лидия Ивановна, как говорят, крепостных вовсе не считает за людей, поэтому легко объяснить ее неприязнь к Катерине.

В любом случае, ни с Лидией Ивановной, ни уж тем более с Ларисой Червинской лучше не встречаться лишний раз. Не дай боже, но они могли заподозрить, а то и заметить интересное положение Катерины. Хотя, заметить, справедливости ради, пока трудно, срок еще не такой большой, да и одета Катерина была в свободное платье и накидку. Но тем не менее, лучше уж избегать подобных встреч.

Ах, ну почему, почему жизнь так жестока и несправедлива, в который раз подумала Катерина. Почему не она — законная жена Григория Петровича?! С какой радостью она поменялась бы сейчас местами с Натальей Александровной…