Глава 34: Мятежник. (2/2)
Тоору плачет, роняя новую сырость на и без того сырую траву, но Даби быстро зажимает штопаной горячей ладонью ей рот, чтоб Оджиро, недавно ушедший отсюда, ничего не услышал.
— У меня нет времени. Там, куда тебя привезут, тебе помогут, обещаю. Чеши отсюда.
— Ну ты где там?! В темноте даже со штанами управиться не можешь? — голос младшего «брата» раскатывается по долине эхом, таким зловещим, что даже Даби невольно ёжится. Сил у этого парня особо не было, но кто знает, на что был способен этот хрен, появившийся из ниоткуда вместе с этой безумной женщиной Джиро. Мамочка всего его холила и лелеяла, даже если Оджиро мозолил ей глаза одним своим существованием.
Этот парень был её недосягаемой мечтой — бессмертное тело. Наверняка Мамочка локти грызла от зависти, но не могла ставить на Оджиро слишком рискованные эксперименты. Всё-таки в своём роде он был такой один. Даби знал, что эта безумная помешана на своих исследованиях в поисках вечной жизни, но что конкретно её на это сподвигло, не знал даже он, человек, которого она столько раз подвергала мучительнейшим пыткам, называя это исследовательской необходимостью. Да, сейчас Даби обладал сильнейшим хватом, способный одной рукой раздавить полено, как щепку. Мог выделять кожей едкую кислоту, которая жгла не хуже огня, но за это он поплатился какой-то частью своего рассудка и телом. Его сшивали по кускам, как порвавшуюся тряпичную куклу. У него до сих пор болело всё тело, причиняя неимоверные страдания. Особенно плохо ему становилось во время осадков.
Он больше не позволит Мамочке творить всё, что ей вздумается. Пусть, Даби не может предотвратить массовые похищения и выкупы детей, как и их нескончаемую смертность, но может подбросить хорошую такую свинью Мамочке в её исследованиях. Именно Даби сейчас буквально выкрал из-под носа Мамочки работу половины её жизни и торопит Тоору убираться из Нинги. Убить девочку у него рука не поднялась, даже если он уже перебил несчётное количество названых братьев и сестёр, но убийство мучительницы пока чо только мерещится Даби в голубых снах.
Оставался только Киришима, которого Мамочка успела помучать уже дважды, хотя тому едва ли было десять лет, если Даби правильно посчитал. Чего она конкретно хотела от мальчика, Даби ещё не знал, но почему-то чувствовал, что добром это точно не кончится.
— Прости-прости! Задом на перед надел. Совсем уже плохо стал видеть, да пальцы ничего не чухают! — кричит в ответ Даби, отпихивая маленькую «медузу» к спуску со склона.
И она молча скрылась в тёмной траве, глянув на старшего брата сквозь темноту.
***
Киришима хочет спросить, могут ли они повторить поцелуй после того, как сбегут, но не решается. Он нутром чувствует, что за такой вопрос точно лишится и старых и новых зубов, хотя дёсна всё еще болели. Вместо этого он спрашивает, куда они идут, на что Бакуго почти спокойно и лаконично отвечает: «бить ёбла». Киришима думает, что это плохая идея, ведь Бакуго уже досталось почти без сопротивления, а ему всё мало. Ещё Катсуки что-то ворчит про хромого ублюдка, которому он доломает ногу, ещё про «белобрысую шваль», но Киришима не совсем догоняет, о ком речь. У него много белобрысых родственников и есть даже хромые и косые.
И всех он почти даже любит.
Эйджиро за локоть оттаскивают в сторону, заставляя прижаться спиной к стене. Бакуго прижался тоже, осторожно выглядывая из-за угла; Эйджиро морщится от того, как сильно пальцы охотника сжались на его предплечье. Из-за угла раздаются голоса, отрывистые, прерываемые моросящим дождём, но Бакуго их почти не слушает. Он думает. Думает, как бы ему перебить всё это гнездо чудовищ (а людьми их Бакуго едва ли мог назвать даже с натяжкой, потому что не бывает у людей таких способностей и внешнего вида), а вместе с тем самому ноги не протянуть. Действительно было несколько глупо лезть сюда без плана и в одиночку — Киришиму за помощь он не принимал ни в какую, потому что он больной на голову и в любой момент может метнуться на другую сторону.
Так может, было бы лучше его сразу грохнуть? Вон, смотри, стоит пай-мальчик, не противится даже.
Бакуго на секунду сжимает в руке рукоятку ножа посильнее, но быстро выбрасывает дурную мысль из головы. Он, конечно, обещал грохнуть этого ублюдка, но сам же решил, что он того не стоит — марать об него ножи.
— Баку… Давай просто уйдём? Никто не знает, что я освободил тебя, никто не знает, что я на твоей стороне. Ты же уже отправил с Каминари голову Оджиро в Ровер. Неужели тебе мало? Сколько ещё тебе голов нужно, чтобы-
— Рот закрыл, — плюётся Бакуго, даже не поворачивая головы. Его щека ноет после удара, а холодная стена как нельзя кстати приходится к наливающемуся синяку.
Бакуго сам не знает, сколько ему нужно, но чем больше, тем лучше, не так ли? Он половину сознательной жизни охотился за нечистью в родных краях в угоду убийцам его матери, предсмертные крики которой он до сих пор слышит в кошмарах. Он доказывал свою полезность церкви, что не даром ест свой хлеб, что не от балды они терпят его гнусный характер. Что не с потолка он взял идею отправиться за неведомым монстром на край географии, в другую страну, чтобы… Ну потому что.
Иногда Бакуго думает о том, что попёрся в Мисфитс только за тем, чтоб доказать себе, что тоже может охотиться на «крупную рыбку», как старшие инквизиторы, которые смотрели на всех, кто не носил их отличительные знаки, как на дерьмо. Бакуго не входил в число старших инквизиторов. Он вообще не был официальным инквизитором, хотя воспитывался при церкви и охотился на нечисть. Ему претили остальные обязанности этой швали.
Бакуго снова почудился запах горелого мяса и опаленных волос.
— Кто у вас тут шишка? — бросает Бакуго через плечо Киришиме и торопится обратно, откуда они пришли, чтобы свернуть в другую сторону и укрыться уже там. Эйджиро, как на привязи, следует по пятам.
— А? Кто… шишка? В смысле, кто тут главный? — уточняет Эйджиро, не совсем понимая диалект Бакуго.
— Да, — нетерпеливо бросает охотник, посматривая по сторонам, выискивая дом побольше и побогаче, где обычно живут наиболее состоятельные и, как следствие, властные люди, заправляющие всей землей.
— Ну, мой старший брат Иида сошёл бы за главного. Он Мамочку больше всех слушается.
— Мамочку? Ты про-
— А, ну да, — отмахивается Киришима, растирая пальцами мурашки по предплечьям. От одного упоминания этой женщины Киришиме дурнеет и ноги косит со страху. Он припоминал, что мог что-то о Мамочке вскользь упоминать, но всё-то не упомнишь. — Если ты об этом, то Мамочка… наша… — Эйджиро не может подобрать слово, чтобы описать их отношения. Он не был уверен, что она их «шишка», как выразился Бакуго, или главная или кто-то там ещё… Она просто… Мама?
— Я понял, — Бакуго обрывает потуги этого дурачка хоть что-то из себя путное выдавить. — Заберу её голову и свалим. Хозяева гнёзд всегда больше ценятся, — и Катсуки облизывается.
И Эйджиро честно не знает, что ему ответить. Он вскидывается весь, таращит свои глазищи красные, на лице его Бакуго видит синяки свежие и уже жёлтые, из приоткрытого рта виднеются бронзовые зубы. В голове Киришимы столько вопросов и такое неуёмное желание их задать, но он молчит с дрожащей нижней губой. И сам Киришима не знает радоваться ему или ужасаться словам охотника.
Убить… Мамочку? Забрать её голову? Как он-
«…и свалим?» В смысле вместе? Бакуго даже после такого проёба Киришимы согласен держать его рядом?
А куда свалим?
И Киришима поздно понимает, что последний вопрос задал вслух. Он уже прикрыл голову руками, лишь бы в зубы не прилетело, но удара за вопрос не следует вообще. Эйджиро несмело выглядывает из-за собственных рук, прищурившись и не решаясь ослабить оборону.
— Да хрен знает. На родину вернусь, всучу это добро церквушникам, а там куда глаза глядят, отвяжусь от них, в конце концов. Надо было раньше так сделать. И какая тебе разница вообще?
— А мне в Леваре понравилось, — как бы невзначай говорит Киришима, отступая на шаг в сторону, чтоб оплеуха до него точно не дотянулась. — И бабоньки там что надо, — Эйджиро почти погружается в воспоминания о мягкой груди, в которую ему довелось случайно попасть лицом, но его быстро отрезвляет смачный подзатыльник, отдающий пульсацией в зубы, что Киришима даже шикнул от боли. — За что?
— Чтоб на землю грешную вернулся. И твои вкусовые предпочтения никто не учитывает. Хотя в Леваре пиво вкусное, чёрт их дери.
Киришима молча соглашается кивком головы, но подтолкнуть к решению остаться там не рискует, как не рискует спросить, каким образом Бакуго вообще намерен забрать голову Мамочки. Киришиме кажется это чем-то невозможным, за гранью его фантазии, но, наверное, для Катсуки нет ничего невозможного.