Глава 2: Монстр. (2/2)

— А ты силён, раз забрался так далеко, — привязанный хрипит, как старый пёс, но больше не шевелится, а только смотрит-смотрит-смотрит. Прожигает взглядом. Сил отвернуться вообще нет. — Неужто сила воли? Или простой интерес? Всех местных я выгнал четверо суток назад и подойти никто не мог, чтоб не свалиться от перевозбуждения. А ты, видимо, покрепче орешек. У тебя пожрать ничего нет? Я как бы тут… — говорящий подёргал себя за цепь, не спуская взгляда с Бакуго, который уже почти лишился сознания от этого грёбанного жара внутри тела. Что вообще говорит этот идиот? — А, точно! — этот кто-то хлопнул себя по лбу, а потом так глазами сверкнул в сторону Катсуки, что путнику аж плохо стало, и поманил к себе двумя пальцами.

Бакуго внутри истерически смеётся во весь голос. И это ничтожество думает, что Бакуго на такое поведётся? Он ему не тупая слабовольная кукла, чтоб идти к кому-то по мановению пальчика. Катсуки даже открывает рот, чтобы послать это создание далеко и надолго, а потом как-то свалить, чтобы передохнуть, но из горла неожиданно вырывается хриплое «да», а тело начинает двигаться, только не туда, куда надо, а прямиком к статуе, под которой сидела эта сука, прикованная к столбу. Рюкзак остаётся там, где он был только полминуты назад, а сам Бакуго подползает к человеку, если его можно так назвать, на котором и нет ничего, кроме лёгких на вид штанов, и заваливается на бок, закрывая глаза.

Прикованное существо облизывается. Сколько же много на свете дураков, готовых потерять свою жизнь из-за жажды денег и славы. Надо же, посмотрите, этот герой убил монстра. Подождите-ка… Нет! Теперь он будет жить тут и питаться вот такими вот идиотами. И за горожан примется. Нечего было совать не в свои дела свои длинные носы.

Человек на привязи трёт пальцами синее пятно на шее, оставленное стражниками почти две недели назад. Так и не сошло, будто въелось в кожу. У этого идиота тоже такое было на волосах за ухом и под ним. Любопытный кретин ему попался, однако дарёному коню не смотрят в зубы, а потому можно просто сказать спасибо Богу и приступить к трапезе.

Бакуго тяжело дышал, находясь вплотную к источнику всего этого дурмана, который вскружил ему голову, и чуть приоткрыл глаза, чтобы убедиться, что он ещё не сдох.

Незнакомец вздрагивает и резко поднимает лежащего у его ног Катсуки, начиная трясти, чтобы тот пришёл в себя.

— Эй, ты, слышишь меня? Твой цвет глаз… Ты же «Джиро», верно? Какое у тебя имя? Ответь мне сейчас же! — прикованный уже почти истерил, требуя ответа. За ним уже давно должны были прийти свои и вытащить отсюда. Его и поймали-то только из-за его же глупости, а теперь и этот ещё ему не отвечает… — Точно, — Бакуго прекращают трясти и вызывать тошноту, а только укладывают на что-то мягкое и тёплое, придерживая рукой. — Эй, я помогу тебе. А взамен ты скажешь своё имя, непослушный сбежавший Джиро.

Бакуго не понимает нихрена. Солнце прямо в глаза светит, а этот утырок что-то хрипит в ухо, будто больной, но от шёпота по телу дрожь пробегает такая приятная, что выть хочется. Слышно только шум в ушах, а чужой хрип только вибрацией от уха проходит прямо по позвоночнику.

Щекотно.

А ещё щекотно, когда он рукой в штаны лезет. Бакуго рычит и хочет в глаз заехать, но даже голову поднять не может от чужого плеча, что уж про руку говорить. Но сил, чтоб укусить в шею, хватает с лихвой. Хриплый голос над ним визжит, а кулак сжимается так сильно, что прям щас оторвёт, но Бакуго чертовски доволен собой. Нехуй издеваться над ним, как будто всё можно такому ублюдку.

А он и правда так думает, снова голос делается с хрипотцой, он говорит что-то про «Джиро», но Бакуго его нихуя не слушает, потому что хорошо. Жёсткая рука в его штанах — не леди с пышными формами из его любимой пивнушки, но доводила ни чем не хуже. Катсуки ещё секунду вспоминает ту самую, рыженькую, и начинает крупно дрожать, напоследок снова кусая чужую солёную, совсем не плотную, кожу и замирает. Глаза каким-то чудом не закрываются, а этот напыщенный идиот вытаскивает руку оттуда, где быть вообще не должна была — из его штанов — и отряхивает её. А ведь Бакуго пришёл только посмотреть, чем эту суку убивать придётся, а в итоге… А итог оказался неплохим, по факту-то.

— Ну? Я помог тебе, — сука усмехается, портя этим самым всё послевкусие оргазма. — А теперь и ты, будь любезен, назови своё имя. Я — «А»-Джиро.

— А не пойти бы тебе нахуй, Эйджиро? — Бакуго едва договорить успевает, как тут же со всего размаху впечатывает свой кулак тому в лицо и вскакивает на ноги, отпрыгивая назад. Во рту до сих пор привкус чужого пота, однако больше его не жарит. Всё, как всегда. — Что ты такое вообще? Это твоих рук дело, что я чуть не помер?

— Я не бил тебя, а ты сразу в лицо. Больно вообще-то… — Эйджиро дует щёки, становясь похожим теперь не на собаку дьявола, а на карапуза. — Ты мне спасибо сказать должен.

— Нахуй иди. Хорошо, что ты привязан, как вшивая псина. Я тебя просто забью до смерти. Я уже понял, что это из-за тебя всё, ебаный содомит. Хоть бы Бога побоялся, — Бакуго скалится и хрустит пальцами, готовясь ударить снова. Про нож он благополучно забыл — не до него сейчас.

— А ты не боишься Бога — убить меня собрался?.. — парирует Эйджиро, выплёвывая окровавленный клык на пыльный булыжник.

— А мне уже нечего бояться. Для меня уже давно в Аду персональный котёл подготовлен, — Катсуки злорадствует и бьёт снова. В этот раз попадает в скулу, отчего голова сидящего внизу Эйджиро по инерции отворачивается резко в сторону, а грязные тёмные волосы падают на лицо, почти полностью закрывая его.

Эйджиро медленно поворачивает голову и смотрит зло исподлобья, пытаясь снова свалить этого мужика возбуждением. Он, в общем-то, и сам не особо знал, как это работает. Ему говорили — он делал. Так же и сейчас, только уже по собственной воле. Но он сам же передал карты в руки этому идиоту, пусть и не надолго, пока не отойдёт.

А Бакуго уже отходил — лицо снова начинало нагреваться. Это нехорошо. Что за чертовщина?.. Следующий удар оказался слабее, чем ожидалось, но всё же заставил Эйджиро задохнуться, схватиться за живот и согнуться пополам.

— Чего ты… этим хочешь добиться? — Эйджиро хрипит ещё сильнее, почти неразборчиво и заходится в кашле, сплёвывая кровавую слюну, а потом смотрит вверх почти с ненавистью.

— А ты глупее, чем выглядишь. Убить тебя, конечно. А потом и всех остальных, таких, как ты. Меня церковь тоже не принимает, но хотя бы не так сильно торопится в петлю засунуть мою голову, пока я убиваю вас. Не очень благородно, но назад пути у меня нет, — Бакуго горько усмехается и злится. На себя, на этого «Эйджиро», на ебучую церковь, которая забрала у него мать и дом, на хренового Бога, который «всё, мать твою, видит», но ничерта не делает. И во имя него он, можно сказать, сейчас лишает жизни такого же мудака, как он сам.

Нет, это не совесть.

Ещё один пинок приходится в уже битую скулу; Эйджиро на дрожащих руках поднимается и сплёвывает ещё один зуб. На него уже смотреть жалко.

Следующий удар он блокирует, но отбиваться не спешит только поднимает голову и жалобно смотрит — сдаётся.

— Пожалуйста, не надо. Я… Я знаю место, где есть ещё такие же, как я — монстры.

— Торгуешься со мной? Пощады просишь? Смотреть противно, — Бакуго на самом деле сам на ногах едва стоит. Эта херня снова творит, что попало. Извести его хочет. Да только слабоват духом оказался. И правда. Противно. — Если ты обманул меня — убью на месте и заберу себе твою голову. Цвет твоей кожи — прямое тому доказательство, что ты отродье дьявола.

— Я понял, — голос почти неслышно, но Бакуго-то слышит, опускает руки, показывая, что бить больше не будет, и подходит к столбу, чтоб понять, как отцепить его будущее пушечное мясо.