Часть 6.1 (2/2)
Напоследок он кинул вязкое《спасибо》и ушел за клумбы. Проходя мимо кобры, парень равнодушно оценил эту картину как зрелище, на котором он точно не хочет останавливаться. Даже за клумбами прослеживались два силуэта, словно запертые во времени. Им ничего не оставалось делать, кроме как ловить малюсенькие капли нового, чего-то иного, нежели вечный кадр серой и недоброжелательной решетки. А Юн скоро выйдет. Пусть он и не жил радостно, но у него оставалась надежда, что такая жизнь обязательно закончится и начнется другая. Купит себе пианино, будет играть. С приходом бога почему-то вновь захотелось верить во все это. Может, потому что бог такой любопытный?
Стащив из позаимствованной пачки сигарету, Юнги вставил ее меж губ и прикурил. Привычка, которую он так старательно бросал, снова вернулась к нему. Хотя бы он больше не просыпался в холодном поту, но дым от этого не становился менее противным. Юн поморщился от облаков, сдувая их от лица, и стал думать над скудной информацией, которую удалось выудить у Доброго. Из сказки помнит, что бог какой-то странный. Вероятно, плодородие никак к нему не относится, а вот на счет войн… может, несчастье? Если книга из первых уст, то можно поблагодарить автора за столь беспристрастный доклад, благодаря которому совершенно в голову не приходило, какая из теорий верна.
Спустя четверть часа мучительных раздумий Юнги уже безнадежно слился со стеной, плавясь на ней от жары и головной боли.
— Бог, какого хера тя нет сейчас здесь, — выдохнула человеческая лужа, смотря куда-то вперед, будто пристальным взглядом заставляя бога нарисоваться. Но нет, куст оставался кустом. Таким же, как и остальная дюжина к ряду.
Дав людям надежду, бог ушел, получив свое. Очевидно, что он не мог улететь просто так, но что ему нужно было-то?! Смерть?
— Блядство, — прошипел Юн в губы.
— На солнце сварился уже, — оценил клубами дымящегося парня Добрый, пока шел на выход.
Часы протикали двенадцать, а Юнги даже и не заметил. Он проследил за фигурами, обезличивая их в своих мыслях. Так и дошел до машины. Да и в ней пробыл в прострации, где-то на фоне не отпуская попыток вырвать имя бога из воздуха.
Раздевалка, душевая, потом обед. Все шло как обычно под запах хлорки, которой ребят заставляли драить каждый угол тюрьмы. Юнги не возмущался – его за это кормят.
— О, песик, стараешься? — обратил на себя внимание Чимин, а именно на свои руки, которыми медленно и с особым усилием выжимал серую тряпку. Намек был понят сразу. Как бы Юнги сейчас не было наплевать на мелкого, заткнуть его надо, пока каждому второму не придется отвешивать за пародирование Чимина.
На белом полу, что теперь блестел под лучами солнца, было отчетливо видно лицо Чимина.
— Мань, — обратился к нему Юнги через отражение.
— М? — извильнулся парень губами, также опустив взгляд.
Как только это произошло, Юн шлепнул тряпку на《второго》Чимина, отчего та смачно всплеснула краями, и бурлящая лужица растеклась по полу. Это был его ответ.
Чимин озорнисто прокряхтел, уподобаясь гиене в своем смехе:
— Если б мы не с тобой попали сюда, я б умер от скуки.
— Мы и без того от нее потихоньку загниваем, — возвращаясь к работе продолжил разговор Юн.
— Тебе мало развлечений? — этот вопрос от Чимина не сулил ничего хорошего.
Юн дернул бровью, косясь на свое нелицеприятное отражение, в глазах которого определенно жегся огонек энтузиазма после цели, что он обрел этим днем.
— И без тебя хлопот хватает, — решил так выразить свою мысль Юн, отваживая парня куда подальше.
— Ну и че жалуешься тогда? — засмеялся Чимин и пнул чужое плечо.
— Да иди ты, — фыркнул Юнги.
Чимин еще немного поскрипел, а после недолгой паузы спросил:
— То есть ты просишь оставить тебя в покое? Нашел в жизни что-то интересное помимо меня?
Юнги поднял взгляд на паренька, а тот, закутывая себя дымом в последний раз, синюшными пальчиками отдал сигарету собеседнику, оставив ее меж чужих губ.
— Я подумаю, — улыбнулся Чимин глазами, наконец-то вспоминая, что у ребят еще пол туалета работы.
***</p>
Сегодня Юнги рано закончил с отработкой, несмотря на то, что делал куда больше остальных. Разве что он не переплюнул Белугу, который также относился к работе с особой серьезностью.
Стоя у решетки и уже собираясь зайти, Юнги задержался на разминку спины, как в этот момент его окликнул сотрудник.
— Мин Юнги, пройдемте за мной, — практически потащив парня за шиворот, вспомнил сторож о вежливости.
Юн не то чтобы и испугался – так довольно часто обращались с заключенными, окуная их носом словно собак в недомытую посуду, в пыль на полке библиотеки или же в разводы на плите. Однако нервы вздыбили волосы и напрягли веки, отчего Юн стал похож на городского сумасшедшего. Так его проводили по узловатым путям коридоров, словно выросших из-под земли после долгих месяцев пряток от людского взора.
— Заходи, — пнули Юна к приоткрытой фанерной двери. Попытавшись надавить на нее, как обычно это надо делать, чтобы открыть проход, Юнги напоролся на недвижимую преграду в виде застрявшего в дырке линолеума угла. Над его попытками сделать что-либо с этим дверь лишь ехидно похихикала. Впрочем, можно было и не стараться. Господин товарищ-сторож с помощью мантры《Етить-колотить》и пинком быстро заставил капризную повиноваться. После ее хлопка позади, Юн остался один.
Это был узенький кабинетик, куда сквозь картонные окна протискивались лучи уходящего солнца. Они огибали спинку офисного стула, словно ласково обнимая ее, а за ним и крохотный столик у стены не забывали хорошенько пригладить теплом. Его ножек еле хватало на то, чтобы возвыситься над потрепанной сидушкой стула. В остальном стены были пусты и лишь комнатные растения захламляли интерьер, приятно отдавая запахом застоялой воды.
Юнги эта комнатушка напоминала учительскую, в которой он бывал чаще, нежели в любом другом школьном помещении. Тепло, тишина, покой и куча-куча цветков в однотонных горшках из дешевого пластика. Только вот не хватает крика училки. Парень прошваркал вперед, сбирая ковер косолапыми мысками, отчего потом чертыхался не раз, и по итогу нашел себе пристанище на стуле. Уйти отсюда? Сторож снаружи. Может, так выглядит одиночка? Но Юнги все делал по требованиям, и таких как он сюда не сажают. Парень глянул на часы, что остановились на без пяти шесть. И остановились – по видимому слою пыли – они давно. Неудобно даже как-то, что в такое место его одного пустили. Потом могут вопросы пойти: всем же интересно куда увели такого прилежненького...
Чимин прогуливался по загону, что не без юмора звался《зоной отдыха》. Повсюду песок, расщепленный до пыли, с кочками и ямами на каждом шагу, от которых парень переворачивался на месте, чуть ли не пропадая всем своим росточком в каждой канаве. Такие аттракционы лишь подогревали раздражение мелкого и не давали занавесить отвлечением мысли о Юнги. Тот вдруг решил, что Чимин ему не сдался. Всю жизнь вместе – и вот те на! – не нужен, оказывается.
— Тс, — очередная дыра, что в голове, что под ногами, да еще и такая глубокая, темная... Удачно Чимин зацепился глазами за знакомую квадратную спину. То Грач покуривал у забора в смиренном одиночестве. Лукавая улыбочка натянулась сама собой.
Он подкрался сзади и приветливо спросил:
— Отдыхаешь?
Грач обернулся на клыкастого:
— А, это ты, — он прищурился, отчего его глаза перестали выделяться под солнечным светом. — Да-к… обед все-таки, что мне еще делать?
Подоткнув свой зад поближе, Чимин помялся для виду, будто не хотел потревожить, но надолго его гиперактивность не утихла:
— Грач, а тя ваще, как это... сплетни интересуют? — история, которую хотел рассказать лысый, будоражила его любопытство, и мурашки волнения заставляли когти нервно царапать кожу. — Как думаешь, твой брат мертв? Мне кажется, если бы Юнги не имел к этому никакого отношения, он бы отреагировал менее импульсивно. Как тебе такая теория?
— Что... — Грач недоверчиво осмотрел парнишу, пытаясь узнать по хитрой мине, о чем тот думает. — Чимин, я, если честно, тебя меньше всех понимаю, — настороженно хихикнул он и отвернулся.
Попытка главаря избавиться от разговора была проигнорирована Чимином. Желание парня вернуть под контроль их жизнь рушилось о реальность, в которой они не были друзьями. Может, знают друг друга лучше кого-либо, но понятие《друзья》для них всегда было оскорблением.
— Грач, твой брат мертв, — шепнул Чимин, не выдавая напрасно наигранную скорбь. — Умер в двадцать семь от передоза, — пауза, в течение которой Чимин убедился о возвращении себе всего внимания Грача. — Знаешь, кто ему продал героин?
— Замолчи, — в искривлённом горечью и гневом выражении, Чимин увидел догадки, только что посеянные в душе Грача.
— Та брось... ты бы видел с каким звериным хладнокровием он кидал тело твоего брата. Совсем не постеснялся мусорной свалки под боком, — Чимин лишь без интереса обводил Грача глазами. Правильно ли пользоваться Грачом в личных целях? Парень об этом не задумывался. Больше его смущал факт доверия между главарем и Юнги. Если его разрушить...
Любопытство не зря так разбушевалось, ибо то, как сильно его за шкирку потянули на землю, было крайне неожиданным поворотом.
— Удовлетворен?! Язык у тебя паршивейший, — шипел Грач, багровея на глазах. Он потащил Чимина в сторону дверки, больно, до треска кожи, вцепившись в парнишу. Выглядела эта сцена как та, которую Чимин наблюдал каждый раз, когда провожал Юна до подъезда. Грач – злая бабка, разгневанная поздним возвращением внука, сам бедолага – Чимин, что ночью все равно сбежит по пожарной лестнице на работу.
— И что ты собрался делать? — с самодовольным прищуром защищался Чимин от страха, дрожью покрывшего всю кожу.
Вдолбили в стену, протащили по полу... И не такое бывало в его жизни, но, как оказалось, Юнги его явно щадил, а до Чимина это дошло лишь тогда, когда Грач, уже совместно с Белугой, вдавил его в кафель. Стало по-настоящему и неестественно боязно за свою жизнь. Он почувствовал, как хрупко его тело.
***</p>
Небо краснело в закате, а тишина все не заходила за горизонт. Давно заклевав носом, Юнги еле держал спину ровно, дабы не грохнуться на стол. Несмотря на все его старания, это все же произошло, когда в кабинет громко стуча каблуком зашла пара рослых надзирателей. На них не было формы, однако очевидный вывод Юн сделал сразу, стоило ему поднять морду. Этот взгляд ни с каким-либо другим не спутать. У всех одинаков. Им люди смотрят на объедки, общественные сортиры, насекомых... и все в таком духе.
— Кто разрешал спать, а, преступник?
Помладше, видимо, играет у них хорошего полицейского. Юнги выпрямился, проталкивая ком в горле кашлем перед долгой беседой. Он послушно поднял глаза на парочку, расслабляя зубы, дабы избавиться в их глазах от накопившегося гнева.
— Говори, блять, — лысый сотрудник вмял в стол старый, но не забытый Юном, наркотик. Этому пакетику уже скоро год исполнится. Добру пропадать зазря... можно было бы денег выручить. — Ты связан с их распространением и даже не смей отнекиваться.
Обычная тактика: запугивание и убеждение. Юн спрятал скучающее выражение под уверенным тоном:
— Я не занимаюсь и не занимался чем-либо, связанным с наркотическими веществами и их《распространением》, — лож во благо тоже своего рода правда. Важно, как долго Юнги продержится. — Я музыкант, и вся моя жизнь посвящена исключительно музыке.
— Пизди больше. Не строй из себя особенного, знаем мы... музыкантов.
— Твой друг тоже музыкант и не смущается своей зависимости. Че ты припираешься?
— Жизнь моего《друга》не является моим авторит...
Голову парня, подобно пакетику, вдавили в столешницу, поднимая за ежик назад.
— Нормально говори, бля, мы не на уроке, и отвечаешь ты не перед учителем, а перед законом! Где ты достал героин?
Нос кровит. Отлично чувствуется, как ручей стекает на подбородок, мельком окропляя губы солью.
— Я не причастен... к нему... — процедил Юн как мог, ведь если он не будет стараться дышать – захлебнется.
— Тогда чей-то мы драпали как в последний путь? — наглая рожа. Не такая, как у Чимина. Чимин хоть и не сносен, но его черты лица куда менее омерзительны. В эту физиономию даже плюнуть противно.
— Тя спросили, хули молчишь?!
Еще один удар об стол помог приобрести некую ясность происходящего. Они просто хотят услышать《да》. Ну, счастливо оставаться. Юнги ни за что не подставится. Узнай его барон о такой провинности – любая пытка покажется детским лепетом.
— Ха-а... мы убегали, потому что боялись, что нас завяжут за дракой. Я не знал о наркотиках...
— Врешь!
Теперь и на пол бросил. Пока тело проскальзывало по линолеуму, пыль успела заполнить собою рот. Словно кот, Юнги попытался сплюнуть ее с языка, но ему не дали опомниться.
— Если ты не знал, то откуда узнал свидетель?
— Те для мотивации нужно еще поддать?
После этой фразы окружение для Юнги замерло в мертвом ожидании. Ожидании, когда ему поверят. Сквозь зубы он повторял себе терпеть. Терпеть удары, порезы, ругань. Его перекатывали по комнате как мяч, подметая все вокруг. Кожа гудела от синяков, которые через пару часов превратились в гематомы. Однако все это было не так страшно. Ужасала неизвестность о том, как долго допрос будет продолжаться. Мысли потеряли трезвость еще на первой партии пинков. В чувство приводил лишь ледяной пол, на котором Юнги уже давно похоронил свою голову. Уставшее тело потеряло силы чувствовать боль. Всю оставшуюся энергию парень бросил на то, чтобы оставлять в своей голове известную насильникам истину:《Я не связан с наркотиками》. Перед глазами расплывались их силуэты, а стены душили. Либо то была кровь, уже пересохшая на гортани. Может, он начал сходить с ума? Ощущение нереальности происходящего из-за карикатурных лиц с одинаковыми взглядами, неестественно бордовых цветов и сливающихся воедино голосов, почти убедили Юнги в помутнении его рассудка. Еще немного и они успокоятся: оставят его, хоть здесь, но в покое. Пускай он мирно истечет кровью, но ему не надо будет думать. Юнги поспит, отдохнет, а утром пойдет на работу, чтобы добыть денег для бога. Точно, работа... Чимин и наркотики – то, что не должно стать известным.
— На чем, ты говоришь, играешь? Эй, не спать!
Юн пытался дышать, однако воздух для него стал колючим и приобрел горький привкус гнилых фруктов. Он кувалдой оседал в легких, что еще не оставили надежду и старались работать.
— Фо... фортепиано... — сипло прошептал Юнги.
— А, — радостно протянул один из них, — фортепиано.
Парня наконец-то подняли, но почти сразу уложили грудью на злополучный стол.
— Мин Юнги, давай по-хорошему. Мы уже не первый час тут, как родные стали. Не хочется делать тебе больно, — он продемонстрировал Юну утюг, однако парень не в том состоянии, чтобы вообще разобрать хотя бы общую форму. — Будь добр, скажи, кто тебе платит за продажу этой дряни?
— Еще... гитара, орган, — мямлил Юн, бросая попытки понять суть их диалога.
— Ты умница, мы это поняли, — ему заломили предплечья, утрамбовывая кисти вверх ладонями на пояснице. Они определенно собрались делать что-то с его руками.
— Нет, только не руки... — заскулил Юнги, однако мольба его была столь тиха и пропитана жалостью, что никто, кроме самого парня, ее не расслышал.
— Кто твой босс, Мин Юнги?
— Чи... Нет! Только не руки! Прошу! — словно дикий зверь, Юн разразился силой, пытаясь вырваться из хватки, пока накаленное дно утюга не пришпарило его ладони. Взгляд замер на родных пальцах. Эти мозоли появились спустя годы любви к музыке. Юнги не хотел, чтобы его лишали последней отрады в жизни. — Руки!
Но он слишком ослаб, чтобы бороться. Юнги подумал, как хорошо бы сейчас было, на последний миг существования его рук, его души, ощутить то любящее покрывало из пестрых крыльев божества.