Часть 5.2 (2/2)

— Дойти... сможете? — скрипя зубами спросил Тэхен, судорожно доставая из кармана пачку таблеток и запихивая несколько в рот. Казалось, сейчас он пытался удержать полученную вменяемость, но сигареты действуют слишком губительно.

— Помощь, — кратко обозначил Хоуп, отходя от шока. К нему сразу подковылял Тэхен, подхватывая за ладони своими. Шаг за шагом они гуськом дошли до уже знакомой двери, а через нее и до кровати, на которой Хоупа и оставили.

— Тэхен, — прежде чем парень исчез, бог посчитал важным задать ему вопрос. — Вот ты помогаешь, а тебе самому помощь нужна, — серьезным взглядом Хосок еще раз испытал Тэхена.

Тэ не нашелся в ответе и неловко заулыбался, пока осмыслял весь заданный вопрос. А Хосок терпеливо ждал, желая услышать его слова хотя бы в мыслях, но разобраться не смог ни он, ни Тэхен.

— Думай об этом чаще, — прошепелявил бог и устроил кудри на подушке, внезапно подскочив. Он совсем забыл про крыло.

Кротко качнув головой, парень испарился за дверью. И именно испарился – его уход был заметен лишь по хлопку двери.

Раздался звонок. Тэ быстро среагировал и пробежался в прихожую, подтирая опухшие глаза. В проходе стоял мальчишка Чонгук с краснючими носом и глазами, словно он пролежал в снегу не меньше дня. Чон между делом махнул рукой и как можно быстрее избавился от лающей переноски в руках, несильно пиная ее подальше от порога.

— Вече-ЕР! — Чихнул парень, вытирая сопли.

Тэ заволновался и не понял, как ему разделиться между переноской с собакой и Чонгуком.

— Гук, спасибо, что довез его, — поначалу холодно, а после освобождения шпица, с изнеможенной улыбкой (только такую сейчас Тэ мог себе позволить). — Правда спасибо, — Тэ тихо хохотал от знакомых полизываний лица и звонкого тяфканья.

— Ты сказал, что уже сможешь сам за ним присмотреть, — Гук будто не замечал всех слов Тэхена, как, видимо, и не замечал одежды на себе. Он внезапно обнаружил ее, лишь когда грязный след ботинок остался на ламинате, тогда через силу пришлось стягивать с себя вещи, избавляясь от них с раздраженной миной, будто и не нужны они были в весенний промозглый вечер. — Туалет есть?

— Да, да, туалет тут, — Тэ робко похлопал по двери у стены, осматривая пусть и вымотанного, но все такого же красивого Чонгука.

— Я пройду, — чтобы лишний раз не дергать парня, Чон постарался проскочить через щель, но Тэ уже поднялся. — Я же сказал, что пройду, — закатил глаза Гук.

Тэ вздрогнул, отпуская собаку носиться по дому, он осторожно устроился у двери.

— Гук... что-то случилось? — еле выдавил из себя он.

Молчание. Резкий выпад двери, который шлепнул Тэ по носу.

— Что-то случилось?! — прокричал Чон, прежде чем заметил парня. — Е-мае, прости ради бога, сильно приложил? — парень успокоился и всплеснул руками, избавляясь от влаги, и принялся ладонями тереть повреждение.

— В-все в порядке, — Тэ отодвинул его ручонки, но все еще не мог оправиться от испуга, и это было уж слишком заметно.

Гук нервно выдохнул:

— Давай поговорим... у тебя же куча чая дома?

— Я покупаю кофе в твоем кафе, — Тэ попытался избавиться от страха, но вместо этого, он стал куда сильнее похрамывать по пути к кухонным шкафчикам.

— Где ты успел повредить ногу? — без явных эмоций, казалось, даже не интересуясь, а лишь ради приличия, спросил Чон, проходя за Тэ.

— А? Ногу? — удивился Тэ и чуть ли не взвизгнул, когда, подняв голову увидел над собой лицо Гука. Тот же придерживал рукой кофейные банки, которые вот-вот бы да рухнули на русую голову невнимательного Тэхена. — А… а что с ногой? — он резко опустил подбородок.

— Блять, да как что? Ты хромаешь! — парень выставил кофе перед ними и откинулся на тумбу. Из такого положения отлично было видно, как неуверенно Тэ поджимает колено, боясь лишний раз опереться.

— Я даже не заметил, — с улыбкой сказал врач.

На грудь все больше давила жалость к нему, отчего Чон уже было хотел передумать говорить с ним о чем-либо, но идти ему более некуда. Пришлось выдохнуть и терпеть. Ждать, когда же он придёт в себя, хотя бы до той степени, в которой поймет необходимость посетить психиатра.

— Ты спал? Ел? — Спросил Чон, заменяя трясущиеся пальцы Тэ своими и продолжая за него делать кофе.

— Не помню, — Тэ не находил себе места, пока пытался вернуть 《кулинарную》 инициативу в свои руки.

— Успокойся. Щас поешь, я уйду, и только посмей не заснуть, понял меня? — рыкнул Чон, пронаблюдав за испуганными глазками Тэ.

Тэ жалостливо сдвинул брови и покорно оперся на тумбу. Чонгук мастерски обращался со всем, что касается кофе. Его движения – это настоящее зрелище, и Тэхену впервые предоставилось увидеть это ближе, чем через барную стойку. Отрада, которую Тэ нашел в наблюдении, пока крутился в своих чувствах поодаль.

После эти же руки усадили их за стол. Чон даже успел сварганить им бутерброды. Поразительно, как он хорошо хозяйничал на кухне, что видел впервые. Он же хотел поговорить? Почему-то молчит. А Тэхен и не находит сил пискнуть. Через силу прожевывая бутерброд, запивая кофе, не от того, что он был невкусным, а потому что организм не хотел ничего потреблять и приходилось заставлять челюсти двигаться.

Чон блуждал глазами по окну и не уловил момента, когда его взор приковался к бинту на руке Тэхена. Все больше накапливались чувства, и последней каплей стал уроненный раненными пальцами бутерброд.

— Блять. Я же знал, все время знал, какой он гнилой! — с криком начал он, сжимая обритые по бокам волосы. — Я его берег, защищал, выслушивал все его бредни, блять, когда он колол этот ебучий яд... каждый раз.

Тэхен молчал, смотря в пол. Он понимал, о чем говорит Чонгук. Сердце выло в желании сказать《я тоже》, но зубы смыкали предательский язык. Ничего не получалось сказать.

— Я люблю эту тварь, но как же я его ненавижу за все, что он делал. Что он делал со мной, с тобой, а тем более, что он делал с Юнги, — Чон вытер глаза. — Я же знал, блять, — кинул смешок, — я знал. И, будь я менее отуманен его прекрасным образом, – тем самым прекрасным образом всемогущего человека – я бы давно захуярил его первым попавшимся кирпичом, и, боже, послушай меня, — хоть он так и говорил, но на Тэхена не поднял глаз, — я готов сделать это. Мы были близки. Я реально верю, сука, что я был близок с ним! Потому что только мне он звонил, когда у него не оставалось сил, и только мне он, рыча от отчаяния, плакался в трубку, и только мне он говорил, как ему страшно.

Тэхен сжал кулак, лишь кивая в ответ и прихлебывая кофе в знак понимания. Горло по-прежнему не хотело работать.

— Мой свет, мое солнце всегда было ебучим муляжом. Реставрацией благородства. Я всегда это понимал, — тон парня стал размеренным и спокойным. — И вот он ушел. А я что? А я все еще пытаюсь его оправдать, долбаеб! Смешно? — Чон поднял взгляд на притихшего Тэхена. — Я просто больше никогда не смогу посмотреть на него также. Пока не убежусь, что из него выбили все это дерьмо, – никогда не смогу. Громкие слова, не так ли? — ухмыльнулся он снова, наблюдая за разводами в кофейной кружке. — Я побегу к нему в объятия, когда увижу вновь... есть такие мысли, но все же, я еще в сознании, и остается надежда, что моя ненависть не утихнет.

Чон смотрел на Тэхена в ожидании ответа, но неловкая, как ему казалось от молчания, атмосфера быстро одолела его.

— Я тебя напрягаю? — Тэхен молчит.

— Устал? — опять молчит.

— Я слишком много вывалил? — молчание Тэхена заставляло нервно дергаться мышцы.

— Блять, да скажи уже что-нибудь! — рыкнул Чон, но ничего не добился.

Опущенные, покрытые тьмой глаза, обездвиженные брови, трясущиеся уголки губ – все это выглядело таким знакомым. Где же Чонгук видел это раньше? Где-то над комодом. На улице с многоэтажкой, покрытой зеркальными панелями. Видел в телефоне. Точно. Это же его отражение. А ведь и вправду. Юнги для Тэхена – это Чимин для Чонгука. Самое дорогое, что есть на свете, и не важно, если оно осквернено миром. Тэхен поэтому ничего не говорит? Потому что боится признаться себе? Или хочет своим молчанием обезличить проблемы Чонгука? Однозначно – он чувствует тоже самое, и отныне того нежелания говорить нет, наоборот, Чон почувствовал, как сильно он, оказывается, доверяет этому парню.

— Тебе кофе налить? — он не умеет поддерживать. Это всеми известный факт. Ни мать, ни Чимин, никто в его жизни не нуждался в поддержке. Для матери это всегда было посылом идти куда подальше, а для Чимина принеси да подай. Чонгук интуитивно чувствовал, что ни один из подходов не пригодится сейчас для Тэхена.

Набрав полную грудь воздуха, осторожно, но все же в своем стиле, он сказал:

— У тебя также, — эти три слова дались тяжело от того, что всю резкую натуру пришлось подавить ради Тэхена.

Тэ будто прошибло током. Замерло все – от внутренностей до окружения. Замерли занавески, вид в окне, легкие перестали наполняться воздухом, из-за чего Тэ вскоре поперхнулся. Его раскрыли. Узнали его мысли. Он жадно дышал, набираясь сил, и с мольбой посмотрел на Чонгука.

— Прости... — дрожащим шепотом пропищал парень.

Глаза Чонгука округлились, и, сквозь шок, он возмущенно перебил:

— Прекрати извиняться! Зачем?

Тэ весь затрясся.

— Ха, просто не надо, тут нет твоей вины, — это же Тэхен. Он как грызун – одно резкое движение, и тут же подохнет от разрыва сердца. А тем более сейчас. — Мы оба пострадавшие, оба лишились ближайших людей, оба ненавидим их, но нам же надо как-то с этим справиться? В конце концов, кто тут врач, — попытался улыбнуться Чонгук. — Мы виноваты лишь в том, что так их боготворили.

Тэхен, подобрав сопли, от боли, тихим басом сказал:

— Мы просто не уследили.

Эта мысль… мысль, что была в голове у всех за этим столом, озвученная таким горьким тоном, побила лезвием грудь Чонгука, заставляя чувствовать лишь как отслаивается кожа.

— Я знаю! — подобрал парень слезы. — Я знаю, что не должен быть нянькой, и я пиздецки, сука, я его так ненавижу за то, что он заставил меня это понять, но, блять, — дальнейший его крик неоднократно прерывался на глубокие всхлипы, — я же не могу засунуть все свои чувства в жопу.

Как же больно резала правда, но оказалось, это не все, на что она способна. Когда ты осознаешь правду, она истребляет все твои чувства, и ты хочешь защититься, почувствовав себя беспомощным. Но разве ты позволишь кому-то сейчас до себя добраться ради помощи? Нет, конечно. Потому что ты жалок. Ты ниже всех их подошв, далеко под ними, и они тебя не заметят, как бы ты не закричал. Потому что ты не достоин их взора в свою сторону, и правда зашивает тебе рот сама. Зачем же сопротивляться? Так бы подумал Тэхен, не услышь он исповедь Чонгука. Они не дети, но их всегда надо защищать, потому что Тэхен и Чонгук так решили, никто их об этом не просил. Разве плохо кого-то защищать? Нет. Плохо, когда у тебя нет на это сил, и ты сидишь в этой неразрушимой тюрьме вакуума, страдая от своих благородных намерений и абсолютно бесполезного тела. Как же ярко Тэхен видит перед собой эту клетку, а за ней – еще более яркую руку Чонгука, протягивающую ему шанс на свободу. Тэ воспользуется ею.

— Они уже...

— Все, блять. Я так дальше не могу разговаривать, — при водопаде вытереть слезы рукавом – не самый эффективный метод, и Чон в этом убедился. — Я пойду. Извини, Тэхен.

Его надо спасти! Куда же он?! В таком состоянии? Тэхен не справился со своей задачей. Зачем ему спасать друга, который сам виноват в том, что его жизнь разрушена, когда есть тот, кто эту жизнь бережет?

Тэ перехватывает крепкую руку мальчика, улыбается, как только может, и тихо начинает тараторить:

— Гук, давай налью тебе еще кофе? Или чаю? Можем сладкого заказать как раз, мне бы восполнить и свой сахар в крови.

Чонгук, на удивление, согласился с этой авантюрой и достаточно быстро успокоился. По крайней мере, перестал плакать. Сидит с угрюмым лицом где-то в своих мыслях. И спокоен, а это главное.

— Тэ, что ты хотел сказать? — Тэхен спас его, заставляя Чона осознать свою ошибку. Надо спасти Тэхена. Не взамен или в благодарность – просто надо. Долговязый молчит, ерзает на месте. На лице видно замешательство и бурю раздумий. Ничего, можно и подождать. Тяжело сдерживать пальцы, чтобы они не застучали и не нарушили эту давящую тишину. Абсолютную тишину. Мышцы лица должны быть расслаблены, как и поза, иначе Тэхен промолчит. Трудно. Чон окаменел, но вот-вот его оковы спадут перед раздражением. Сколько можно уже думать?! Он все еще мнется. Взгляда не видно – все прикрыла челка. Досадно, даже в глаза не заглянуть. Чтобы хоть как-то сбавить нарастающие в нем огни ярости, Чон стал бегать зрачками по хилому телу и помятой руке, – Тэ же все равно на него не смотрит – но ему это быстро надоело, так же как и молчание парня. Надо терпеть. Адская пытка, но она во благо Тэхена. Сам виноват, что перебил. Уши стали отсчитывать тиканье часов. Уже пара минут прошла, а он все молчит. Глаз поддергивается, однако Гук все еще сохраняет так любимое Тэхеном молчание и спокойствие. Когда же он уже пискнет?! Когда?!

— Я хотел сказать, что они уже давно не дети... — необычно тяжелым и низким для Тэхена хрипом наконец-то начал он. Чонгук ликует – без опаски теперь может моргать. — Ты не один, Гук... Я тоже думаю, что не уследил. Мы с Юнги с детства, а я обещал быть ему хорошим братом... — всхлипы. Несмотря на мнимую стойкость характера Тэхена, сейчас он плакал перед Гуком второй раз на веку. Первый – тогда, в студии. — Только не говори ему, что я плакал, я уже... нарушил обещание однажды... — показалось, что он улыбается. — Но Юнги бы не позволил мне остановить свою жизнь на нем, и поэтому, я думаю, мы не должны так делать вместе.

Больше он ничего не сказал. Вой наполнил комнату. Чон быстро подбежал к парню, чтобы обнять в знак согласия. Слова тут были лишними. Они стоя качались, убаюкивая друг друга. Гук не плакал, однако то, что сказал Тэ, действительно было достойно такого непосильного ожидания, сравнимого с каторгой, и он рад, что выдержал это испытание. Как бы его не бесила, на первый взгляд, слабохарактерность Тэхена, легко же понять, что все отчасти такие же, а теперь это принять стало не только легко, но и приятно.

Тело Тэ резко обмякло, повисая на двух ладонях Гука сразу же после того, как парень перестал лить слезы.

— Тэ? — он настолько вымотался? И в таком состоянии продолжал помогать Чонгуку? Теперь парень чувствовал себя не просто неудобно, но и даже как-то мерзко.

— И кто из нас старше? — улыбнулся Гук, поднимая на руки тело. Он не такой уж и тяжелый на удивление – совсем стал похожим на скелета, хоть по нему никогда нельзя было подумать, что это возможно.

Шляться по чужим комнатам всегда опасная затея, поэтому Гук уложил его на диван, прикрыв пледом. Собака крутилась у ног, создавая большие проблемы, но осталось чуть-чуть потерпеть, да и таблетки от аллергии Чон, вроде, принял. Однако они не избавляют от нее полностью, так что нос быстро потек.

— Е-мае, Ентан, угомонись! — Гук раздраженно выдохнул. Собака не отставала от неподвижной руки хозяина, а на Чона еще сильнее цеплялась при каждом крике.

Гук тоже хотел бы себе собаку, но природа решила за него. В процессе попыток избавиться от опасного во всех смыслах клока шерсти и зубов, парень заметил, как его рука стала вязкой на ощупь.

— Ч...что? — ком в горле. Ладонь в крови, начиная от локтя. Зрачки затормозили, дергаясь, добрались до повисших тонких пальцев. Игнорируя рукав, кровь пробивалась наружу. Это была здоровая рука, так почему же?!

— Тэ... — голос побледнел, казалось, вместе с волосами. К черту футболку. Крепко завязав предплечье, Гук, грызя ногти, наблюдал, как кровь постепенно останавливается. Пальцы не сходили с пульса Тэхена, а глаза с повязки, ведь на его тоненькой руке она могла легко соскочить даже в зафиксированном положении.

Парень и не заметил, как все это время, успокаивая разум, он копошился в шерсти шпица, что устроился на его коленях.

***</p>

Хосоку нечем было заняться внутри запертой комнаты. Сам Тэхен предоставил ему 《выбор》: выпрыгнуть в окно – поучиться летать со сломанным крылом, – или же копаться в чужих вещах. Эх, ничего не поделаешь. Как жаль, что Хосок такой умный и не станет идти на самоубийство, и теперь ему придется заниматься грязными делами. Какой же Тэхен, оказывается, плохой. Здесь не так интересно, как у Юнги: куча непонятных книг с их человеческими иероглифами, а больше ничего. Шкаф, кровать да стол. Даже без ручки с карандашами, но с ящиками. В одном из ящиков Хоуп нашел тетрадь. Старую, потускневшего зеленого цвета из сыпящейся ржавой бумаги. Однако, как же он был ошеломлён, увидя знакомую и такую родную латиницу. Преисполняясь энтузиазмом, бог впился глазами в маленькие рассказики, забыв о времени и жизни в целом. Иногда смешные, но в основном глупые. Все написаны разными ручками и, поначалу, коряво и крайне неграмотно. На одной из страниц Хоуп наткнулся на весьма необычный рассказ для этой тетради. Вся особенность рассказа заключалась в стиле написания, и это одна из немногих историй, которую было приятно читать глазу.