Часть 5.1 (2/2)
— А тебя?
— Характеристика.
— Тоже.
В жизни Юнги впервые наступил период, когда нужно заботиться о репутации. Больше его, правда, волновал факт, как легко он принял это, ужаснувшись собственной способности плыть по течению.
— Слышь, Геш, — Чимин показательно завертел головой в сторону водительского отсека, возле которого сидел здоровый мужлан с кабаньим рылом. От его вида по загривку прошлись мурашки, а горло невольно встревожило кадык. Но благо он спал, наполняя будку безмятежным храпом. — Давай поспорим, кто из нас первый жирного завалит?
Юнги неспешно оторвал напряженный взгляд с фигуры, нехотя перетаскивая его на клыкастого.
— Тебе весело?
— Еще как! — тяфкнул Чимин. — Мне жизнь спасли, а от этого не плачут, вот, отрабатываю.
— С каких пор тебя ебёт чувство долга? — язвительная ухмылочка прошлась по губам Юнги, не задевая своим настроением более ни глаз, ни бровей. Остальные части лица по-прежнему отражали мысли о пережитом и прожитом, наслаждаясь сеансом на карусели воспоминаний. Такое развлечение было куда интереснее и насыщеннее пустой болтовни Чимина. Конечно, ни один из них не полезет в драку с такой глыбой, а тем более, не имея ни единой причины, помимо скуки, в этом никто не видел смысла.
Скрип двери, ослепляющий луч света, а также характерные стуки задвижных балок ознаменовали начало их жизни здесь – новую строчку на драной, покусанной смоляными потеками, бумаге. Их вели цепочкой по коридорам. Сотрудникам явно было тяжело с тем кабаном – разбудить, растолкать – за это время Юнги и Чимин давно бы смылись, не будь коридор огорожен сеткой. На ней нес свою службу желтый треугольник, держась за гвозди, выпячивая черную молнию всем на показ гордой грудью. Юнги внимательно всматривался в синие стены коридора, выискивал любую информацию, за которую потом можно будет уцепиться, – так его учили. Лысину периодически поддувало со стороны Чимина, что беззаботно свистел позади. Полезно иногда быть ребенком в душе.
К моменту, как они дошли до двери с выгравированной надписью《К10》, Юнги уже успел понять весь юмор этих названий. За ворота《Л12》увели смуглого иностранца с густыми черными кудрями и крайне безумным взглядом. Особенно не хотелось связываться со здоровяком, которого увели в《Б8》, хоть он был спокойнее остальных. Мимо проезжала переноска со связанным заключенным в маске –《ОО29》. В общем и целом, Юн принял《К10》как дом сразу же, как только они оказались у этой двери.
И правда, войдя за нее вместе с сотрудником, никого, кроме восточных тут встретить не получилось. Все их мелкие глазенки уставились на новичков, и Юнги оставалось лишь учтиво кивать, чтобы не нажить себе врагов хотя бы пока они идут к камере. Интересно, как там дела у Чимина? Он ведь ни в коем случае не упустит возможности помериться статусом. Мелкий поутих, но Юнги слышал, как шаги, по-прежнему уверенные и звонкие, с той же частотой отскакивали пяткой от бетонного пола. Значит, скорее всего, на лице царит лисий самодовольный оскал. Не к добру это, не к добру. Юн чихнул, значит — правду подумал.
На левой стороне, вдоль которой вели ребят, было четыре камеры. А, Б, В, Г - все русскими буквами. Удивительно. Когда они дошли до камеры В, надежда на отдельный《номер》тут же отпала. Внутри уже сидело штук пять уголовников.
— Бл... — было хотел сказать Чимин, но тут же получил по губам легким шлепком тыльной стороной руки. Юнги сохранял образ так, словно это и не он ударил, словно не замечал недоумения во взгляде Чимина.
Решетка закрылась за спиной. В камере с прогнившими черными стенами, помимо всей прелести смешения ароматов, один выделялся крайне ярко – запах сигаретного дыма. Он сжигал глаза и кожу, и Юнги чуть ли не заплакал. Проглатывая накопившееся сопли, он уверенно, как можно беспристрастно, представился:
— Здравствуйте, меня зовут Мин Юнги, — за тот миг, пока ему не ответили, он успел выцепить из месива пестрых одеял, ковров, огоньков сигаретных окурков, которых было достаточно, чтобы многие лица сливались в одну кучу, людей. Их было пятеро. Пара крупных мужиков, один с бородой и крайне неприметным взглядом, другой с большой татуировкой на пол лица, из-за которой все острые черты смывались в одно бесформенное пятно. Остальные на вид щупленькие, но, скажем так, не менее экстравагантны. Бледный, как светлое будущее, что гадает тебе бабка в подворотне, с хвостом на голове, рядом с ним тип с козьей бородкой в разлинованных розовыми нитками носках и с разукрашенными, видимо, фломастерами, руками. И последний был в тени койки, так что особо его образ не был понятен. Только по мигающей при затяжке сигарете можно было понять, что человек вполне себе крепкий.
— Юнги, Юнги... — застрекотал тип с бородкой, откусывая длину ногтей кривыми зубами— Жил тут как-то мужик с таким же набором символов.
— Цэ, да, мы ту крысу еле выкурили, — с презрением ухмыльнулся бородач.
— Кореец? — этот вопрос был важен, все-таки в куче похожих, надо отличать себя.
— Да, кореец, — не колеблясь, ответил Юнги.
— Вот все и встает на свои места. Батька твой, оказывается. Верно говорю, Грач? — просмеялся《интервьюер》, обращаясь к человеку под койкой. К《Грачу》.
— Похоже на правду, писал Петух в своей исповеди о сыне, знаем, проходили, — ответили ему из тени. — Второй тоже?
— Здрасть, Пак Чимин, — Он впервые подал голос, наверняка было трудно молчать столько времени – для него это особый вид пыток. Только непонятно, отчего он так сдерживается.
— И этот кореец. Счастье-то какое, — из-под тени ширмы поднялся плечистый силуэт с мускулистым лицом. Уверенный взгляд внушал доверие, и от него не шло опасности, на удивление. — Ну, друзья, предлагаю вам разделить с нами трапезу, — то, как Грач перемещался через вещи, талантливо обступая каждый бугорок, и обходил развалившееся тела, напомнило Юнги о его гнездышке. Да, здесь ему будет куда приятнее, чем ожидалось. Вообще, все ожидания от заключения резко перевернулись с ног на голову.
— Да, да, да! Ура! — тонкий визг Чимина, и вот он уже прополз к поставленной посреди камеры коробке. Быстро переключился, крысеныш.
Лязг перламутрового чайника с керамической вышивкой посреди цветочных бочков в высохших руках старика. Подобный чайник был и у Юнги в гнездышке. Теплые ощущения разлились по коже.
Два здоровяка лишь развернулись корпусом к коробке, Грач уселся к ребру, так сказать, на《главное место》.
— Белуга, поторапливайся, — из молодых тут были только Грач, Белуга, да сами ребята. От того общение бледного пацанчика, так внимательно уткнувшегося в книгу, и Грача было менее формальным.
— Мх-х-х-хм-м-м-м-м, — с нескрываемым отсутствием интереса бледный медленно сполз под свой же протянутый саркастичный вой, отложив книгу на витиеватые ноги.
— Подлец, — оскалился Грач, потрепав пацанчика по голове, и удивительно, что его тонкая шея выдержала такую пытку от сильной хватки собрата.
Разукрашенный здоровяк подтянулся к Чимину:
— Достойный рисунок, сам?
— На голове – нет. А вот рукава сам бил, и шею тоже сам, — Чимин начал вертеться, с удовольствием хвастаясь своим искусством. Если не считать змеиной лысины, то, пожалуй, его любимой татуировкой был ворот из вороньих перьев по всем плечам. Это смутило некоторых. Грача и разукрашенного – точно.
— Мы любим таких резвых, крутись побольше, может, даже спонсора обретешь, — оскалился бородач, получая одобрительный смешок от старика.
— А ты типа скинхед? — вопросительно вздернул мышцу над глазом бледный, не отвлекаясь от книжки. Юн впервые видел кого-то, помимо Тэ, кто читал бы книги также филигранно. По опыту он не стал поддаваться интересу, ведь однажды его друг с подобной увлеченностью изучал магазинный чек.
Чимин засмеялся и пробормотал что-то сквозь истерические вздохи. Непонятно, что именно его так рассмешило, но это же Чимин, а он никогда не поддается объяснениям.
Пока все разглядывали Чимина, на《столе》появились кружки, ловкими движениями рук старика поставленные у каждого, кроме Чимина и Юнги. Юн быстро сообразил в чем дело и потянулся за сумкой, расстегивая ее, чтобы уже разобрать вещи и не затягивать с этим делом. Когда вернулся к беседе, понял по добрым глазам, что сделал все правильно, и волноваться ни о чем не стоит.
— Мальчишки, вы не в общаге, значит, что-то схулиганили? — Грач поднял кружку, отпив, поморщился, словно съел лимон целиком, но внезапно блаженно выдохнул, стирая с лица прежнее недовольство.
— Подрались, — Юнги быстро ответил, пока Чимин не успел открыть рот. Чуйка подсказывала — такой развязный язык никому тут не нужен.
— С ментами? — засмеялся бородатый, а за ним и другие, кроме Белуги. Тот все еще не отрывался от книжки, но каким‐то образом заметил, как ему налили чай. Даже Юнги упустил этот момент, обнаружив его в кружке только во время паузы.
— Не, я и Юнги как всегда поиграться решили, а одна крыса нас слила, — Чимина дураком делает лишь его мания авторитета, что было первопричиной волнения Юна за их выживаемость, а так же предшествовала откровенно неуместной манере болтать.
— Играются в карты, а за такие выходки у нас положено толчки драить. Славливайте, пока я добрый, — бородач был остер на язык, но опасности от него исходило меньше, чем от того же Грача или же Белуги.
— Ой, сумочка, — причмокнул старик, — сверюсь со списком, — оттянул рукав и стал рассматривать кожу, которая была непроглядно усыпана словами. — Щетки взяли, мальчики?
— В наличии, — Юн взял эту ответственность на себя, хотя за сегодня уже давно был превышен лимит слов, однако Чимина уже развезло, да и на вряд ли его интересовало содержимое сумки.
— Больше двух?
— Четыре.
— Ой, как замечательно, — измазанной в засохших чернилах ручкой старик растирал кожу, терпеливо дожидаясь, когда же бедный инструмент оживет. Зачеркнул пункты. — Бритва?
— В наличии.
— Ой, как замечательно. Полотенца?
— В наличии.
И так далее по списку. Иногда старик зачеркивал слова, иногда пропускал пункты, вертя рукой на все сто восемьдесят и превращая себя в нечто, подобное анатомической катастрофе.
— Пречудесно! А нам хорошенькие попались, Грач, — радостно захихикал старик и кузнечиком пропрыгал к главному, показывая предплечье, — приятно встретить в нашем коллективе, мальчишки.
— А зачем вы используете клички? — Чимин расслабленно попивал чай, оперевшись о стену под цокот чашек и рой бубнежки где-то за решеткой. Присутствующие все, как один, с подозрением оглядели спокойное тело, успевшее пометить для себя целый кусок поблекшего от времени пледа.
Ответил разукрашенный, не сразу, с замятой неприязнью:
— Поймешь, как получишь свою, а до этого... — он посмотрел в глаза Грачу, который вроде как безучастно сидел, но бровями, все же, не советовал продолжать. — Не опростоволосься. Плохая кликуха никому не нужна.
Легкая беседа, под журчание льющегося чая по кружкам и мимо них, не несла какой-либо информационной ценности. Только лишь втягивала в себя заботливо протянутой рукой, давя на сердце своей излишней добротой и гостеприимностью. Но, даже из такой мечты любого выкинутого из дома дитя, Юнги смог выпутаться и не поддался гипнозу. Он сосредоточенно вслушивался в каждое слово сквозь туман иллюзий. Старик – Кобра. Бородач – Добрый. Разукрашенный – Портрет. Еще в комнату 《Г》 не стоит ходить, а в 《В》 всегда рады встретить, на счет комнаты 《А》 было опущено несколько небрежных комментариев, по которым стало понятно — там слишком разносортная компашка. Юнги почти сразу решил, что их стоит избегать или, как минимум, относиться с осторожностью. Камеры здесь превращались в квартиры. В них все держится в порядке, однако такой порядок вида《гнезда Юнги》для того же Тэхена стал бы причиной его последнего вздоха. На полу вещи, завернутые в пледы, и пледы, завернутые в вещи, для надежности прикрытые подушками и полотенцами, слетевшими на пол с криво прибитого крючка, что не выдерживает одновременно и расческу, и щетки всей комнаты вместе с теми же мылом, древнейшим сборником судоку, который, по виду, перерешало уже не одно поколение, и поношенной пижамой. Лицо Юнги вновь окрасилось горькой улыбкой, ведь все это было так похоже на дом бабушки, и он отвлекся диалогом, натягивая безучастную гримасу. К запаху табака быстро привыкаешь, как бы ты его ни ненавидел. Рыжие огоньки перестали волновать, даже наоборот, стоило одному потухнуть – целостность пространства нарушалась, упуская ручейки дыма сквозь образовавшиеся щели. Чимину это явно нравилось, по его ухмылке особой выразительности легко понять, что именно на данный момент доставляет ему удовольствие. И, изменяя себе, Юнги смог удостоиться чести в очередной раз прочувствовать ее на себе. Дефицит продуктов. Как бы ненароком были озвучены вещи, но Юнги понял послание – надо будет запрашивать передачки. Было бы только у кого, однако этот вопрос мало волновал местных. Обычная столовая – кафетерий. Туалет – санузел. 《Бешенка》– одиночная камера. 《Общажка》– ворота под номером 《ОО29》. 《Особо опасные》как стало понятно по рассказу о каннибале, что недавно устроил себе неплохой ужин в соседнем крыле. Весело здесь. Юнги чувствовал себя в своей тарелке, особенно когда соседи говорили о таких ужасных вещах с небывалой легкостью и пессимизмом. Так, как говорил Юнги.
Прозвучал звонок – перекличка. А после всех уложили.
— Змеиный поперек, — Кобра сновал от поручня к поручню, цепляясь за железки, словно те не шатались на сквозняке. Он не ходил по захламленному полу, он – летал над ним. На синюю подушку с индийскими узорами уложили Чимина, после чего накрыли одеялом из сумки, что парни притащили с собой. — А ты, тебя засунем вдоль.
После переклички все помещение превращалось в хранилище тел, в котором переплетались ноги и руки, наваленные друг на друга. На четырех койках спали старшие. Вверху – Грач и Кобра, внизу – Портрет и Добрый. А Белуга теснился у батареи на матрасе, деля место теперь с Юнги и Чимином. Неудобно. Неприятно. Юнги думал, что заснуть не получится, – мерзко спать с людьми, а особенно, когда целых двое дышат тебе то в брови, то в плечи. Но, оказывается, пушистые волосы Белуги были потрясающим успокоительным. И вот, он уже почти заснул, как кто-то сбоку стал рассказывать историю.
《Сквозь небо, над землей, окаймленной черным морем, и изуродованной полями, пролетали птицы с человечьими телами. Спускался один прекрасный птенец по ветру к деревеньке, плясал и веселился, играл на дудке, даря людям радость музыки. Вот только людям не до песенок было. Людей протыкали раскаленными копьями, а по их мертвецам скакали чужие кобылы. По рукам и ногам плясал птенец, продолжая петь свою веселую песню. ”Он убийца! Убийца!” — кричали люди. Птенец их не слушал, продолжая дудеть. Зарывались в землю мертвецы, прорастал урожай на удобренной почве, и продолжал птенец плясать все на тех же руках и ногах. ”Святой плодородец! Плодородец!” — кричали люди. Птенец опустил свою дудку. Тогда он был уже не так молод. Крылья были не мелки, окрепчали за время, что окрапило их бурыми пятнами. ”Слепы вы люди, слепы. Всегда были, есть и будете слепы”, — сказал повзрослевший птенец. И на новой волне, по старому ветру, взмыли в небо соколиные крылья》.