Часть 5.1 (1/2)

Темная комната, проеденная то ли хлоркой, то ли слоями бактерий – в темноте трудно различить. Об этом месте слагали легенды, пели песни, вокруг него строили государства. Дежурное зеленое окошко по ту сторону решетки, звон цепей и мелодичная ругань алкаша за стеной, смешанная с храпом охранника – чудесная музыка, которую Юнги зазря избегал на протяжении жизни. Постепенно начинаешь привыкать и понимать, что здесь куда спокойнее, чем можно было бы себе представить. Тебе не надо никуда торопиться, стараться ради очередной копейки, лишь бы твое существование продолжилось хоть на шаг дольше, хоть на вздох... Ты уже все сделал. А они уж, поверь, позаботятся о твоей шкуре, ведь просто так сгнить тут тебе никто не даст.

В повисшей на воздухе паутине можно было разглядеть друг друга, но Юнги было незачем этого делать. Он прекрасно слышал непрекращающиеся метания Чимина то к левому плечу, то к правому. Да уж, в такой будке далеко не прогуляешься. Юнги сидел на железке койки, опустив голову, и думал. Мысли вертелись настолько быстро, что постепенно смешались в единую тьму, подобно окружению. Так что он не заметил своего перемещения из мира реального в мир своей души. Не замечал он, так же, как и руки его, при каждой проблеснувшей в тумане пестринке воспоминания, сжимали друг друга, пытаясь разорвать кожу и кости. Юн точно помнил одно: как они сидят перед полицейским и слушают монотонное чтение с листа. Имя, фамилия и далее по списку.

— Точно, Юнги, ногти! — Чимин остановился.

— Что ногти? — не покидая своего убежища Юн подал признак жизни.

Чимин присел на колено перед ним и заглянул под нависшие волосы, дабы прочесть на бледном лице поддержку. Уткнувшись нос к носу, он продолжил говорить:

— Нас запрут здесь, это точно, даже не зная за что. Уверен, так и будет. Мои родители меня не вытащат, но, знаешь, они могут оплатить нам отдельную камеру. Знаешь ведь? А раз нам здесь надо будет жить, — Чим протянул свою исписанную кисть. Помимо разукрашенных ногтей, здесь было не мало татуировок. Беспорядочно разбросанные буквы, которые он каким-то образом складывал в слова, перекрытые поверх его излюбленным узором в виде птичьих перьев и когтей. — Надо избавиться от того, что может нам навредить.

Юн скептично обратил внимание на желтые радужки, безумно бегающие по его коже. Он не стал произносить вслух мысли, но не сомневался в своей правоте – Чимин мог пораньше избавиться от《того, что им навредит》. От бутылки, от пакетика, от кристаллов. Ото всех чудесных аспектов их жизни, только их. Не вмешивать в нее ребят. Юнги глубоко вдохнул, успокаивая дрожь в теле, – драка сейчас уж точно будет не лучшим исходом.

— От меня ты что хочешь?

— Надо подумать, как их обстричь, — Чимин убедился, что Юн теперь с ним, и отодвинулся.

— Оторви.

— Это гель-лак, как я тебе его, нахуй, оторву?

— Отгрызи.

— Блять, у меня зубы слабые!

— Возомнил себя вампиром, а теперь ноешь, — Юн не имел ни малейшего желания говорить с ним, тем более опять спасать его шкуру. И это раздражение он не скрывал, порыкивая на каждом слоге.

— Тебя забыл спросить. Отгрызи ты их, у тя хватка медвежья.

Юнги помолчал, заряжаясь еще большим гневом. Чимин все видел, но ему действительно было наплевать, как сильно он испоганит настроение Юна.

— Я не собираюсь выполнять твои приказы.

— Блять, я тебя не прошу на луну слетать! У самого ногти обгрызаны, не впервой. Давай, блять, не выеживайся.

Юн откинул брошенную ему в лицо кисть, крича:

— Я не буду грызть твои сраные ногти!

— Сука, Юнги.

Их прервали стуком дубинки. Понятный знак, и парни заговорили шепотом.

— Я нам комнату, ты мне ногти. Не находишь, что немного несправедливая сделка?

— Тебе твоя наркота все глаза ослепила? Потому что про разум я уже молчу. Хочешь избавиться от ногтей? Пожалуйста! Только не жалуйся, когда не получится подтереть свою жопу обрубками, — Юн указал взглядом на злосчастные кисти, собираясь схватить, и, добившись нужного эффекта, – дрожи Чимина – отодвинулся обратно к стене.

— Ну, конечно, у нас, нахуй, все по струнке, блять, Юнги же такой хороший, — он нервно ухмыльнулся, успокаивая себя, — действительно, блять. Ангел во плоти.

— Тебя забыл спросить.

Парни стихли. Долго молчали. А потом Юн услышал щелчки и пыхтение Чимина. Когда они стали сбиваться с ритма, все разъяренней ускоряя свой темп, парень не выдержал и посмотрел, чем он там занимается. Чимин расцарапал себе все на пальцах, кое-где даже в мясо, пытаясь отодрать ногти. Увидев эту жуткую картину, Юн спустился к нему и перехватил пальцы. Аккуратно придерживая подушечки, он надломил пластинку и выкинул огрызок. Потом зубами отковырял нарощенную на основание часть.

— Мы же сможем за себя постоять? — слишком по-человечески, даже с какой-то несвойственной грустью, спросил Чимин, но Юнги сделал вид, будто не удивился.

— Пвидеся (придется), — Юн выплюнул остатки и приступил к следующему пальцу, — Блять, я думал, ты хоть к себе нормально относишься, — парень подавился кровью.

— Больно. Ты зубки-то убирай, — страдалец ехидно улыбнулся.

Юн с гневом сжал его пальцы так, что они аж пожелтели, хотя, казалось бы, куда там еще.

— Сука, понял-понял, блять, — Чимин согнулся, и остальные девять пальцев 《постриглись》 в спокойствии.

После проведенного сеанса Юнги улегся спать, не дожидаясь благодарности, хотя, очевидно, ее и не будет. Давно он не спал на чем-то холодном и жестком. Но, не будь в его жизни такого опыта, возможно, Юнги был бы сейчас Чимином. Брезговал бы сном, потому что койки в этом отеле не класса люкс. Железки резали ребра. В спину задувал холод, а вчера она еще была прикрыта. Пальцам некуда деться. Нечего взять и смять, чтобы себя убаюкать. Все потому что нет одеяла, – так поразмыслил Юнги. Он долго засыпал, в конце концов скрутившись калачиком и поджав к себе руки, будто что-то обнимая. Так стало куда комфортнее. И теплее.

Утром его загнали на разговор со всякими лицами в черных галстуках. Юнги честно ответил на все вопросы, признавая свою вину там, где она была. Среди шаблонных и всем известных вопросов, было все-таки то, что его шокировало. Ранение Тэхена – второстепенная статья. То, из-за чего их сажают, — хранение и распространение тяжелых наркотиков.

Первым делом, когда в комнате по ту сторону стекла открылась дверь, и из нее показался Тэхен, Юнги хотел скрыться, но быстро подавил это желание. Виноват – плати. Он приложил трубку телефона к уху. Тэхен молчал.

— Сильно? — первым сказал Юн, опуская взгляд на бинт друга.

— Связки.

Значит, все же, Юнги не просто поцарапал. Никогда. Он никогда не сможет себе этого простить. В груди все кости покрылись металлом, давя на органы и сминая их как половую тряпку. Он слышал, как они перемалывались, отнимая возможность дышать. Слышал, как затихает стук сердца. Что он натворил? Правильно – погубил одну мечту близкого человека.

— Ты не переживай, я смогу оправиться к твоему возвращению, — голос Тэхена дрожал, но парень держался, не плакал, — там не так все серьезно, просто рука станет чуть тяжелее, — смешок. Почему он так добр? Неужели пара лет разницы так много может изменить в восприятии? Юнги не был способен выдержать тепла друга и растворялся в собственной беспомощности. Сейчас сказать что-либо просто не получалось. — Я научу твоего сожителя играть, как только оправлюсь. У него, кстати, вывихнут сустав, это несерьезно, так что быстро восстановится, — Тэхен даже позаботился о прослушке. — Ты не виноват, Юнги, — не выдержав долгого молчания, Тэ перестал говорить так беззаботно.

— Виноват, — все, что смог выдавить Юн.

— Знаешь, за все, что ты для меня сделал, – это не та плата, стоящая твоего самобичевания.

Юнги посмеялся про себя. Он хотел сказать почти тоже самое. Ему не хватит ума, чтобы представить поступок, достойный прощения Тэ. Юнги не верил, что его жизнь действительно заслуживает такого человека, как Тэхен. Он повесил трубку. И больше его не слышал. Юн посчитал, что лучше ему сейчас еще немного помолчать.

Первая стадия адаптации начинается с привыкания к запаху дешевого шампуня, назойливо витающего здесь у каждой стены, словно рой мух, и продолжается со внушения, что стоит прекратить шарахаться при виде человека в форме, а то есть немалый шанс словить приступ эпилепсии, такой же, как если бы вы были клаустрофобом. Да даже на здорового человека узкие коридоры давят своей смертельно бледной штукатуркой, которая ничуть не помогает создать иллюзию широкого пространства.

Их завели в помещение, где по сторонам вырастали душевые краны и периодически в пару к ним шли тарелочки, предположительно, для мыла. Юнги буквально физически почувствовал язвительный оскал на лице Чимина, хотя тот был далеко внизу, терся в ногах своей невысокой макушкой, смачно скользя по водяному полу. Юн обернулся. Конечно, этот поводырь в синей рубашечке не оставит их уединиться. Да и на него было как-то плевать больше, чем на змеиную лысину, уже облюбовавшую крайний шланг. Успокаивая себя глубоким вздохом, Юн послушно разделся и прошлепал к душу.

— А, типа, наручники тоже мыть надо? — съязвил Чимин, цокая ладонями.

— Пошути мне тут, — громкий хлопок дубинкой по плитке, казалось, оторвал от потолка еще пару кусков плесневелого слоя краски. Наверное, навещай это место Чимин за все свои добрые поступки, каждая из стен здесь осталась бы в голом бетоне.

Он по-лисьи захихикал и продолжил мелодично брямкать цепями, вроде как, что-то напевая. Его спокойствию можно только позавидовать. Лично для Юнги, такой безрассудный пофигизм был еще одним поводом потаскать коротышку за шкирку. Прям по этим коридорам. Башкой по лестнице. Да как и где угодно, если это образумит его хоть на секунду.

Юн встряхнул голову, сбрасывая гневные желания, а точнее, откидывая их в карман с вышивкой《когда-нибудь потом》. Все шуточки про упущенное мыло резко стали причиной беспокойства, потому что сейчас Юнги обводил пальцами злосчастные остатки бледной массы, думая, как бы не попасть в анекдот или же в историю Чимина, которую он будет потом рассказывать еще десятку поколений. Наручники шкрябали по коже, не давая забыть о себе, что парень пытался делать все это время. Ну, может, и без мыла все останутся довольны?

Не успев успокоиться, Юн заметил тонкие ручейки крови, кружащие вокруг слива вместе с чьими-то волосами. С лица будто сняли все мясо, делая его бледным до дрожи в ногах. Но кровь была лишь напоминанием незаживших ран после их с Чимином веселой игры, так что Юн быстро натянул кожу обратно, устаканиваясь в ней с возобновленным холодком в глазах.

— Че, не можешь никак рискнуть? — Чимин с ядовитым интересом наблюдал, как замер Юнги над бруском мыла. — Помочь?

Юн предпочел игнорировать все провокации, потому что знал, – дернется, и прощай его сдержанность, которую заменят кандалы потяжелее.

— Неприлично заставлять ждать молодого человека, — лысый прыснул взглядом в сторону полицейского. Или лучше их теперь называть... сотрудниками?

Желание промыть ему рот этим чертовым мылом росло с каждой секундой и, кажется, теперь не один Юнги так думал, поймав в воздухе настрой охранника. Однако, сейчас ему мешало взять мыло не только неуверенность, но и тот факт, что даже дотронувшись до него, Юн подыграет дудке Чимина. Станет его послушной псинкой. Так в их связи расценивалось игнорирование подстрекательства. Юн поднял кисть в символичном и весьма понятном жесте, а после, по сигналу в виде самодовольного смешка Чимина, уверенно взял мыло и, на его же удивление, через пару минут успешно вычистился.

Ледяная струя воды напомнила Юну о детстве, когда довольно часто они с бабкой не успевали платить за коммуналку и приходилось мыться тем, что было. Он тихо усмехнулся своим мыслям, вытесняя их реальностью. Чимин, довольный, словно только что налакомившийся свежим мяском зверек, стоял, держа в руках совершенно замечательную вещь, - бритвенный станок. Уж что-что, но парикмахером он был именитым, с большим багажом опыта и таланта. В этом ему можно было довериться. Хотя, когда тебя надо лишить волос, тут можно отдаться любой дворняге. Оставались лишь вопросы, кто ему разрешил взять это дело на себя. Возможно, его лысая макушка была своеобразным пропускным вип-билетом сюда.

Когда парень резко схватил Юна за волосы, тот сразу забыл обо всей похвале, ведь привилегии всегда обходили его стороной. А точнее, поворачивались к его жизни не тем боком, каким обычно показываются остальным людям. Юнги не умеет разделять положительные и отрицательные моменты, но сейчас он был благодарен себе, что отгрыз грабли Чимина. Его голова точно была этому рада. Без какого-либо предупреждения машинка завыла, перемалывая локоны в пепельные остатки, которые потом пушистыми ежиками выложились на кафеле. Будет хорошо, если хотя бы ему не вскроют череп после нарочито нещадной работы Чимина, потому что сейчас кожу жгло так, словно по ней проходились не прохладным лезвием, а раскаленным мачете.

— Не оторвать глаза, сразу видно работу мастера, — прошипел у уха знакомый голос, прекращая посвистывать под гул машинки. — А, что думаешь, Геш?

Подбородок покорно опустился за рукой Чимина чуть ниже края раскрошенного зеркала, что уже отходило от черной резины и казалось вот-вот упадет, окончательно забыв о слое засохшего клея. Юнги не посчитал нужным что-либо отвечать. В этом разговоре не было никакого смысла озвучивать свои мысли – все было видно по глазам.

Парень поднялся, стряхивая колючие пучки белых волос с темного ежика на голове, подпрыгивая, чтобы совсем очиститься от надоедающих остатков зарослей. Как можно быстрее Юнги вылез из зоны досягаемости зеркала – оно еще больше превращало его в зверя. Особенно своими пристальными, пожирающе глубокими серыми глазами, что сковывали и не отпускали из-под прищуренных в осуждении век. Ему хватает наручников со стороны закона, а чтобы выбраться – надо избегать самосуда как можно дольше.

— Жаль, я упустил шанс вдарить тебе побольнее, — обратился Юнги к Чимину, когда их уже везли в колонию. В тесном автозаке из зрелищ были лишь прутья, на всякий случай перекрытые стеклом, да напыщенная рожа лысого.

— Не понимаю, что тебя останавливает, — облизнулся сосед.