Часть 4 (1/2)

Пока чернело единственное окошко и на утопленном в снегу подоконнике постепенно начала отражаться пурпурная карта звездного неба, внутри пятнистого домика ничего не менялось. Только пустели бутылки, засоряя пространство. Но, даже спустя несколько часов, их было недостаточно, чтобы покрыть пол, – достать до того минимума хитроумия развилок и переходов, как в квартире Юнги. Поэтому место казалось по-прежнему пустым, но только для человека бездушного. Те, кто носит под ребрами еще живое сердце, сразу ощутят изменения в тихих разговорах, смешках и взглядах, которые, в попытках осмотреть всех присутствующих, неловко убегают куда-то за сгорбленные спины. Руки здесь были частью интерьера. Ожившие в ночи, они носились по воздуху как сорванцы, доказывая что-то окружающим. Засмотришься – и не получится отличить их от детей улиц. Особенно характерно двигались руки Чонгука. Это и не должно быть удивительным, ведь если художник не умеет изображать картину одним лишь набором, данным ему при рождении, то считайте – вы обознались. В случае с Чонгуком ошибиться было невозможно. Его лицо, да что уж там, все – от волосинки до кончиков пальцев – выдавало в нем человека творческого. Выглядит обычно, а присмотришься, – одна деталька, вторая, – и увидите целую сказку. Как открытая книга он одним видом отдает тебе часть своего мира, и тогда день приобретает чудесные нотки. Ненадолго, но ты и сам становишься художником, скрупулезно высматривая где-то там, в толпе, на миг проскочивший образ. И все пытаешься его поймать, выцепить из заснувшего воображения. Вот таким человеком был Чонгук.

Часть рассказа была успешно пропущена из-за навязанной внимательности к деталям. К тому, какую мелодию сейчас поют жесты, а не к тому, что повествует рассказчик.

— Подлетает эта махина к нам, — Чонгук с вылупленными глазами-бусинками и по-глупому очаровательной улыбкой отвечал на какой-то вопрос Тэхена. Из-за алкоголя все вокруг давно превратилось в подводное царство, поэтому тихий голос парня далеко уплыл на очередной волне.

Однако то, с каким добрым лицом тихоня смотрел на Чонгука... Даже матери не смотрят на своих детей с таким выражением. В нем было больше, чем простая доброта. В нем был талант Тэхена. Тот самый, что ранее смущал Хосока при их первой встрече.

— Мы еще смеемся, типа, кому-то прилетела бабочка, а кому-то – воздушный шар, — художник засмеялся.

— А комп... ко... да, блять, деньги отдали? — пьяный Юнги отчаянно пытался что-то выковырять из дна консервной банки, орудуя шариковой ручкой и при этом вечном скрежете под ухом еще успевал следить за диалогом. Неизвестно, в какой момент он подобрал эту старушку. Так давно, что сейчас она стала новой участницей их посиделки.

— Они там че-то выдали, вроде, оплатили, да это и не важно, последний год же учится.

— Все равно было бы жаль без компенсации, — Тэ переплетал концы своих волос, формируя знакомую косичку. Хосок наблюдал, как с каждым разом она получалась все тоньше и тоньше.

Тело стало похоже на вяленое мясо, и Хоупу отнюдь не нравилось это чувство. Поиски закусок вокруг себя не увенчались успехом. Не то, чтобы их не осталось, их просто не было нигде и никогда. Поэтому он обратился к Юнги, считая, – заведует кабаком именно он:

— А здесь еда есть?

Парень ответил не сразу, видимо, что-то уж слишком хорошо прилипло ко дну:

— Хуй знает. У нас кто дежурный?

— Есть, но ее надо готовить, — Тэхен отвлекся и направил взгляд на ту самую пушистую тумбу.

Юнги приставил к банке провод, который тянулся от самого потолка и уходил одним своим концом в вытяжку, а другим – в руки парня. Он его спешно вкрутил в дно, после закрыл банку продырявленной крышкой, чтобы потом с серьезным видом осмотреть сие творение.

— Давайте приготовим, или это трудно? — спросил Хоуп.

— Я могу просто доставку заказать, — предложил Чонгук, но его уже никто не слушал. Тэ протягивал длиннопалые ладоши, дабы помочь встать. Своим решительным жестом он объяснял парню, что смысла тратиться еще и на еду нет.

— Ого, ты ее носишь? — с улыбкой поднялся Гук, засматриваясь на сплетенное вручную колечко. Оно выглядело крайне невзрачно посреди ярко сияющих украшений на соседних костяшках.

— Конечно, — Тэ вытянул руку, с гордостью и любовью оценивая ее красоту.

Гук посмеялся:

— А я так глупо себя чувствовал, думал, один ношу, — и у него на руке была похожая серая веревочка. — Юнги не носит?

— Оно мешает работе, — коротко сказал парень и протянул банку мертвому Чимину. Точнее, мертвым он казался до этого момента. — На, кури.

— Блять, Юнги, ты серьезно? — с претензией подняв бровь, посмотрел Чимин на изобретателя, а потом повысил голос. — Тебе серьезно проще соорудить какую-то неведомую ебанину, нежели дать мне, сука, покурить у себя в гараже?

— Да, прикинь, — ухмыльнулся Юн, а потом принялся гундеть инструкцию. — Смотри, вот тут, воздух заходит, — он обвел пальцами контур крышки, — а дым выходит через трубку в вентиляцию, а вот сюда, — показал на дырку, — сигарета вставляется.

— Ахуеть, и как я жил без... вот этого вот. Нобелевскую премию выдать? — кинул смешок Чимин, но все же осмотрел подарок. — Пиздец, Геш, это пиздец, че за хуйню ты учинил... — нервно смеясь, парень забрал это в руки.

Тэхен подхватил Хосока и добавил не без позитива в голосе:

— Выйдем покурить, пока макароны варятся, — а после уволок ребят в сторону тумбы.

— О, вы пить больше не будете? — Чимин тут же схватил их бутылки в поисках добычи, чтобы хоть как-то поднять себе настроение.

— Есть готовите? — Юнги же с любопытством повернулся к парням.

— Да, сейчас меня научат готовить, и, возможно, наше с тобою человеческое бытие не будет ныне столь ущербным, — словно скороговорку пролепетал Хоуп, рассматривая перед собой совершенно прекрасный арсенал бардака на тумбе.

Чонгук учтиво посмеялся, так, чтобы все точно поняли, насколько ему смешно с замешательства на лице Юнги.

— Слышь, мелочь, не отсвечивай, — он стукнул Гука по ноге – видимо, шутка, потому что оба отнеслись к этому крайне спокойно.

А потом Юнги подошел к остальным. Тут уже во всю хозяйничал Тэхен, объясняя, что да как:

— Это местная кухня. Единственный угол, где никто, никогда, даже в свое дежурство, даже я, не разбирается. Потому что это кладезь наших знаний и жизненных сил, — он вытащил оттуда плиту, ни секунды не сомневаясь, что она лежала именно в этой черной дыре. — А если нарушить порядок, то тогда она на нас разгневается, и, не дай боже, ты захочешь еще что-то достать.

— Как красиво ты описываешь тараканник, — хмыкнул Чонгук. Тем не менее, он, как и все вокруг, с интересом наблюдал за руками Тэхена. Они наливали в кастрюлю воду, высыпали макароны, распаковывали сосиски и, в принципе, полошились среди прослоек вещей, безшумно и быстро завораживая зрителей.

— А давайте добавим туда это, — Хосок тыкнул на какую-то красную баночку. Ее накрывали засушенные травы, укутывали салфетки, и все равно она выделялась среди серого месева.

— Если хочешь острого, то давай лучше вот это, — Чонгук быстро протянулся рукой, и вот в ней уже была другая баночка. Она была красной, но менее яркой. Оказывается, не один Тэхен может творить чудеса. — Они вдобавок и сладкими будут.

— Вы еще туда шоколадку киньте, а то вдруг, кислыми получатся, — шмыгнул носом Юнги и тоже достал баночку. Темную. — Вот с этим ваще заебок будет.

— Может, мы просто соли добавим? — у тихого голоса Тэ не было шансов остановить дискуссии про разноцветные баночки.

— Все перемешаем, тогда точно станет поинтереснее, — предложил Хоуп.

На него как-то странно посмотрели:

— Кулинария – это, конечно, тоже творчество, но не настолько же, — с опаской выдал Чонгук, а потом еще раз осмотрел свою руку, — хотя...

— Ебашим все.

— Так и знал, что у человечества еще есть шанс, — Хоуп забрал баночки и протянул их Тэхену. Парень явно не был рад такому раскладу дел, но возражать не стал. Он попытался сочетать соусы как можно гармоничнее друг с другом. Отхватил, конечно, знатно, хоть и не принимал участия в создании идеи. Ему пришлось каждый раз пробовать воду, пока парни, как заколдованные, замирали, когда ложка подносилась к губам. И вот глаза Тэ наконец-то изобразили спокойное лицо после дегустации. Можно было почувствовать, какая радость воспряла у всех троих на душе. Получилось!

Для Хосока вытащили глубокую звенящую тарелочку, с синими узорами на каемке и желтыми цветочками по периметру. Она была крохотной на вид, но вместилась в нее целая порция из бурых макарон и сморщенной сосиски. Чонгуку положили в красную пластиковую миску, что выглядела уже не так нарядно, а Тэ и Юнги вообще стали есть из контейнеров. Но посуда на качество еды не повлияла. Если еда изначально невкусная, то уже никакие голубые каемки ее не спасут.

— Пиздец, странно, но съедобно, — Юн старался не глядеть в тарелку, потому что так ему казалось, единственный плюс резко потеряет одну из своих палочек.

— Не, вкусно вышло, — а Чонгук ел за обе щеки. Наверняка ему нравилось от того, что особая техника проглатывать, не жуя, явно была выгодна в этой ситуации.

Тэхен сначала долго смотрел на них с легкой улыбкой, а после и сам решил попробовать. Его лицо сказало все само.

— Боже, это вообще не похоже на что-то съедобное, — а потом долго откашливался.

— Не давись.

— И не буду, — ответил он Юнги.

Хосок вполне спокойно отнесся к странному вкусу. Сам факт оригинальности этой еды будоражил желание ее съесть. Где еще удастся такое попробовать?

Чонгук доел первым, что не было удивительным с его-то техникой. Вместе с Тэхеном они подхватили Чимина. Тот был, вроде как, рад, но, особенно обрадовался, когда ему вручили нетронутую бутылку Тэ перед тем, как уйти на улицу.

— Бля, надо было кеды натянуть, — первым делом сказал Чимин, шваркая шлепками по снегу.

— У тебя же вроде валенки, — подметил Чонгук. Он облокотился на стену и достал из кармана пачку в пару с узорчатой зажигалкой.

— У меня – да, а вот у Юнги – кеды, — хмыкнул парень и присел на корточки, воруя у Чонгука чапмен.

Тихо пристроившись рядом и зарывая тапки в снег, Тэхен посмотрел вглубь пустой желтой от света фонарей улицы, где в тенях вырастали мертвые заводские постройки, а за ними проплывал туман из снежинок, разбросанных ветром. Зрелище пустых окон наводило чувство одиночества и безжалостно опускало в грустные мысли и, в попытке побороть их план, Тэхен спросил то, что интересовало его весь вечер:

— Как вам боженька?

Чимин прокашлялся, передавая парню антикварную зажигалку:

— Красивый, я бы вдул.

— Давайте, пожалуйста, серьезно, — Тэхен взял вещь в руки, рассматривая блеск на металле. Его настолько заманила эта красота, что парень чуть не пропустил речь Чонгука.

— Он очень... живописный? — Гук никогда не умел описывать так, чтобы другие понимали суть его слов. — Я обязательно должен его нарисовать.

— Кстати да-пизда, надо бы его на обложку альбома поместить. С его крылышками и декорации не нужны, — продолжил Чимин, ухмыляясь.

— Они еще так естественно ободраны, — с восхищением Гук опустил взгляд на Чимина. Парни явно поймали одну волну.

— Да-пизда, будет некий смысл во всей этой неидеальности, — Чимин повертел сигаретой в воздухе, отражая невидимыми узорами свою идею.

— А как человек? — Тэ прервал их песню. Вопросами он хотел добиться не того. Парень уже сейчас видел Хоупа в их группе, но, к сожалению, не имел полномочий раздавать приглашения.

Парни задумались.

— Не ебу, но ниче отрицательного не заметил. Хотя, бля, — Чимин еще раз прошелся сигаретой перед собой, — этот его взгляд. Такой, сука, добрый-добрый, но напрягает, что аж въебать хочется.

— Будто видит все о тебе? В смысле, не только тело, — тихо предположил Тэ.

— Не замечал, однако на картине я обязательно так и нарисую, уж слишком зазывает. И назову я ее... а как, кстати, его зовут? — оживился Гук, смотря на парней. Уж они-то должны знать.

Но они молчали. Тэхен с шоком на лице, а Чимин ждал, когда ему расскажут.

Тэхен, конечно же, этого не знал, потому как не обратил особого внимания, будто так и задумывалось.

— Не знаю, — понуро сказал он, убегая глазами на пальцы и сигарету. — Юнги! — пришла ему идея в голову. — Он нам и скажет.

— Вот еще наводящий вопросик, — сигарета наконец-таки вернулась к губам. — Как он вообще, нахуй, оказался тут? Я, конечно, толерантный и все такое, но вам тоже ведь не кажется, что на это стоит так спокойно реагировать?

— Тот же вопрос, этого Юнги не говорил? — теперь глаза Чонгука пытали Тэхена.

— Юнги был пьян, мне сам все рассказал бог. Это итог счастливо сложившихся обстоятельств, — начал Тэхен, но его рассказ быстро прервал крик из гаража.

— Дверь! — это было указание, которое сразу все поняли, но никто не сдвинулся с места, поэтому Тэхену самому пришлось подвинуться и прихлопнуть ворота.

Щель света пропала, и теперь в комнату перестал поступать противный дым. Хоуп уселся напротив Юнги, доедая макароны.

— Юнги, ты тоже поешь? — вспомнил он песню Чимина, когда расслышал его голос среди уличной болтовни.

— Могу, но не пою, — мрачно ответил парень, пугая своим настроем Хосока.

— И почему же?

— Нет такой задачи.

Опять нелогичный ответ от нелогичного Юнги.