Нелюди 2 (2/2)

Она осталась за закрытыми дверями конференц-зала. Прислушиваться к тому, что там говорит ее начальница, не хотелось. От этого было еще страшнее. Сначала бьякуган давал ей небольшое преимущество. Она видела Онагу, видела, как та отвечает на вопросы и как бы была с ней в одной комнате. По крайней мере, это позволяло так себя обманывать. Тем временем, на самом деле, она оставалась одна с этими корневиками из стражи Онаги, и кто знает, что они могут вытворить, если помнить, что корневики даже с испорченной системой чакры служат только одному господину, а она - девчонка из маргинального клана. Меж тем прошло двадцать минут. Тело Ханаби покрылось ”гусиной кожей”, она мелко задрожала, руки стали ледяные... Сорок... Надежда, что Онагу отпустят в срок, который она назначила, погасла.

”Корневичка будет там, пока журналистам не наскучит задавать новые вопросы. - Хьюга прислушалась. Онага-сама увлеченно рассказывала про он-ре и, кажется, забыла о времени. - Ну, да, она же не привыкла, что ее ждут”. - Подумала Ханаби, вспомнив, что она - всего лишь одна из ”охранников”, о которых командир отряда анбу привыкла не думать на подобных мероприятиях.

Пятьдесят. Ханаби начало казаться, что один из стражников уж слишком подозрительно поглядывает то на ее шею, то на свой меч, хотя он просто послушно ждал свою хозяйку, которая велела ему оставаться тут. Девочка поняла, что они ведь оба чувствуют разницу между друг другом. Это ведь только для журналистов все охранники Онаги-самы на одно лицо. Настоящий ”отгендзюченный” прекрасно знает, что она притворяется, да еще и не слишком артистично. Но вдруг госпожа Онага не дала насчет нее никаких распоряжений? Может, мужику с мечом хочется по-тихому зарубить ее , пока она не на глазах у Онаги-самы, хотя бы за то, что она симулирует то, что стало его, стражника, настоящей бедой? А у нее ведь с собой даже кинжала нет! Час. Ханаби окончательно поняла, что все сроки сорваны, а разговоры о всяких суевериях все не прекращались.

Ханаби поняла, что не вытерпит, не сможет ждать, пока на нее смотрят эти жертвы гендзюцу (в лучшем случае), стража, которая может вполне искренне ненавидеть ее. Оставаться среди них было невыносимо. В дверь в конференц-зал была не заперта. Ханаби поколебалась еще несколько минут, поняв, что беседа с журналистами, которые, очевидно, платят Онаге построчно, будет длиться бесконечно... В какой-то момент ей стало все равно, что скажут репортеры, все равно, что она испортит интервью, все равно, что она достаточно взрослая, чтобы оставаться одна с охранниками своей госпожи, когда у той важное мероприятие. Если обычных людей можно было обмануть, нацепив на себя черное кимоно со страшным гербом и шеврон четвертого отряда, то этих-то нет. Ведь это только для обывателей Ханаби - ”опасная нелюдь”, а здесь ей живо шею свернут. Решение было принято. Она подбежала к двери, в которую чуть больше часа назад вошла корневичка, и вбежала в конференц-зал, нашла Онагу-саму взглядом, бросилась к ней. Настоящие эмоции Онаги в этот момент видела, пожалуй, только сама Хана, которая теперь боялась свою госпожу меньше, чем ее стражу. На лице женщины отразились удивление, злость. Но Онага решила, что на публике лучше быть доброй, чем жестокой. И, несмотря на то, что ей хотелось от души накостылять девчонке, которой велели сидеть тихо, как мертвой, Онага обняла Хану.

”А она совсем заледенела там. И вся дрожит”. - Подумалось корневичке.

Защелкали фотокамеры. Ханаби, будучи совсем неподготовленной к фотосессии, вполоборота развернула голову, и тут же ее ослепили фотовспышки. Хьюга была совершенно растеряна.

- Ну... - Сказала Онага, выпустив из объятий девчонку, - мы иногда обучаем новое поколение, за которым, быть может, будущее нашего отряда. Только новички, пожалуй, бывают чересчур эмоциональны.

”Кто теперь поверит, что ты - моя телохранительница?” - Зашипела женщина Хьюге на ухо.

Ханаби было все равно. Ханаби было хорошо. Ее теперь на глазах у журналистов не убьют охранники. Вдвоем с нелюдью вести интервью было странно, поэтому оно быстро закончилось.

Когда они вышли, Онага уже успела остыть. В конце концов, ничего плохого из внезапного появления Ханаби не вышло, только несколько чересчур милых фотографий. Ханаби до сих пор шатало, так что награждать ее в таком состоянии подзатыльниками женщина передумала: ну изобьешь ты ее, а она сознание потеряет. И что с ней на улице в таком состоянии делать? Хьюга полуинстинктивно пыталась схватить Онагу за руку. Ханаби мямлила что-то дрожащими губами. Женщина посмотрела на часы.

- Да, мало кто столько выдержит, - сказала она. - Особенно с непривычки.

Они пошли дальше. Потом Хьюга зачем-то полезла в свой рюкзак, который ее хозяйка разрешила ей взять с собою. У нелюди, наверное, пересохло в горле. Только движения у Ханы до сих пор остались нервные, и у девочки все посыпалось из сумки. Онага выругалась и принялась помогать неумелой ”помощнице” складывать вещи. Но вот в руках у нее оказался толстый блокнот.

- Это мое. - Проговорила Хьюга.

Онага не удержалась от любопытства и заглянула в сборник ”странных рисунков Ханы”, полный зарисованных скелетов птиц, чересчур детализированных пейзажей, силуэтов, написанных будто издали, а еще нарисованных с большим увеличением , как в хорошем биологическом издании, рисунков пауков разных видов. Только вот Онага знала, что Ханаби из совсем небогатой семьи, так откуда взяться в клане Хьюга таким дорогим и хорошим книгам? А если представить, что они их все-таки покупают, и девочка просто талантливо перерисовывает иллюстрации оттуда, то почему в других отношениях она совершенно запущена? - Онага этого не понимала, да и времени, чтобы разбираться в тонкостях синеглазой души не было у нее совершенно. Нет от подростка больших проблем? Так чего ж больше и требовать?!

- Да, твое. - Подтвердила корневичка и отдала ей в руки блокнот. - Больше никому свое творчество не показывай, хорошо?

- Но в-вы б-без спрос-су вз-зяли... - Пробормотала Ханаби.

- И заметь, я ничего не отняла у тебя навсегда. Просто постарайся, чтоб о твоих рисунках больше никто не знал. - Посоветовала Онага.

- Спасибо. - Сказала Хьюга.

А дома госпожа Онага прямо спросила ее: ”Ты - сенсор?” - И вытащила из нее признание, что та видит на далекое расстояние. Онага улыбнулась и сказала, немного успокоившейся от сидения с ее стражей девчонке, что ей нечего бояться.

***</p>

Рей вместе с Идате и Ханаби снова сели в травмайчик, который должен был везти ребят обратно. Страшнее всего было то, что в первый раз их было трое, а теперь стало ясно, что Наруто остается на службе у Орочимару. Онага почему-то тоже решила ехать с ними. Трамвай ехал несколько часов, а Ханаби, казалось, не чувствовала времени. Она уезжала из Города Мертвых, уезжала живой и без лишних печатей.

За этот месяц она могла бы уже несколько раз умереть, если над ней и Идате, которому запретили до конца ссылки снимать маску дятла, не сжалилась бы Онага-сама. Наконец, трамвайчик остановился, и Ханаби увидела на полустанке двух человек.

- Нас ждут! - Радостно прошептала она Идате на ухо, а вот юноша ее радости не разделял. Вышли. Сначала они, потом сопровождающие.

- Я хочу вам обоим кое-что сказать, раз уж я сюда для этого перлась! - Произнесла Онага. - И раз уж я совершу сегодня настоящее чудо, когда палач отпускает свою жертву, то я хочу сказать столь счастливо выжившим пару слов на прощание.

Ребята приготовились слушать, а Идате так и вовсе был готов внимать наставлениям Сороки вечно, лишь бы не возвращаться к брату.

- Идате-кун, - сказала Онага, постарайся быть не таким неразборчивым в любви. Ничего такого в любви княжеской нет, чтоб за княжну жизни лишаться, какая распрекрасная не была бы. - Идате в этот момент повесил голову, а Ханаби подумала, что Онага вообще не разбирается в княжеской любви, но вежливо промолчала. Говорили-то не к ней. А ее, в конце концов, отпускали живую и здоровую.

- А с тобой, - тут Онага решила сказать прощальное слово Ханаби, - я обращалась ласково. Загремишь сюда еще раз по суду, и я стану с тобой жестокой! - Женщина многозначительно помолчала. - Больше уже не пожалею.

- Я постараюсь что-нибудь сделать, мне самой было очень страшно, только не знаю, получится ли у меня...

- А ты постарайся, чтоб получилось... - Онага перевела взгляд на свою охрану, намекая, что, если Ханаби не исправится, то тоже окажется с больной чакросистемой и уже навсегда, а не понарошку наденет кимоно четвертого отряда.

Ханаби поняла, что ее, как и на Чаячьем острове, простили единожды и, если она не изменит свою жизнь, то скоро перестанет бояться стражи Онаги. Сама такой будет.

- Не пугайте, пожалуйста, ее так. Ей скоро родных увидеть надо будет, а она сейчас, как осиновый лист, дрожит. - Вдруг сказала Рей.

- Ей полезно. Пусть уж лучше дрожит теперь, чем закон нарушает. - Ответила Онага. - Ну, Ханаби-чан, прощайся с Рей. - Женщина посчитала, что Хьюге можно позволить проститься с той, которая ее больше всех защищала.

- Можно? - Переспросила Ханаби, немного не веря в то, что ей дадут сказать несколько слов Рей.

- Ну. - Бросила Онага. - Быстрее.

Ханаби подошла к Рей и стиснула ее в объятьях.

- Ты что творишь?! Вот, погоди, я тебе устрою... - Не ожидая такого ”прощания”, воскликнула Рей. - Ты же меня задушишь или того хуже разгерметизи... - В этот момент Рей увидела, как Ханаби поцеловала ее в лицевую часть скафандра, там, где должна быть щека.

Она разжала руки, а Рей принялась нервно осматривать скафандр, не повредила ли чего-нибудь случайно эта взбалмошная девчонка.

А Хьюга по такой реакции подумала, что обнимают Рей нечасто.

- Вот же негодяйка. - С сарказмом произнесла Онага. - Я ее, считай, от смерти спасла, а мне только поклон! Уходит от тебя, Рей, твоя живая кукла. Будешь теперь с другими детишками нянчиться!

Слова Онаги совсем смутили Рей, вогнали в краску.

- Она вовсе не живая кукла, госпожа, нельзя говорить так... Она - неплохой ребенок, озорная просто.

Ханаби в этот момент почувствовала, что наступило то время, когда кто-то похвалил ее поведение, а значит, сделал просто шикарный, никогда раньше неслыханный ею комплемент. То, что похвалила ее поведение пария, было ей сейчас совсем неважно. Она не знала, как ответить на этот новый для нее жест, но чувствовала, что просто слов благодарности мало. Девочка снова закопалась в своем рюкзаке. Достала блокнот.

Онага сначала строго посмотрела на нее, но потом смягчилась: Рей показать можно. Хьюга долго листала его, очевидно, чтобы похвастаться каким-то особенно удачным рисунком, потом выдернула его из блокнота и протянула Рей.

- У меня сейчас ничего нет. - Сказала она. - Ни сэна, чтобы купить вам подарок, ни цветов, а вы обо мне заботились. (В этот момент Ханаби подумала, что и футона дома у нее тоже по-прежнему нет, но ей стыдно в этом было признаваться перед Рей) Вообще-то я думала оставить его себе на память, но решила, что так будет правильно.

Рей разглядывала картинку, на которой была беглыми штрихами изображена она сама.

- Зараза... мелкая... - Осипшим голосом ответила Рей. - И когда ты только подсмотреть успела?

- Когда вы занимались с другими ребятами. - Ответила девочка. - А себе я другой нарисую. По памяти.

- Ну, идите к родным. Они вас уже заждались. - Разрешила Онага.

Ребята сорвались с места. Только Идате, пробежав несколько метров, так и остался стоять, как растесанный. А Ханаби подбежала к сестре, крепко поцеловала ее в горячие щеки. Та плакала, что-то шептала на ухо, колотила своими худосочными кулачками ее по спине.

- Ну, я же говорила, все хорошо будет, - с хулиганской ухмылкой ответила Ханаби. Только щеки у нее самой тоже были мокрые.

- Да я думала, что никогда тебя не увижу! - Воскликнула Хината.

- Вредно тебе так много думать, сестренка! - Посоветовала ей младшая.

Кидомару узнал Ханаби в ее старых, потрепанных хакама, которые теперь были сильно перетянуты поясом, чтобы не спадали, да и куртка на ней смотрелась немного мешковато.

Ханаби отступила на несколько шагов назад и повисла на шее у второго друга, пришедшего ее забирать. Ханаби уткнулась в его грудь, почувствовала, как ее прижали к себе всеми шестью руками, да так, что нижние руки юноши оказались как раз на ее заднице. От объятия у Ханаби перехватило дух. Она чмокнула Кидомару, куда достала, и угодила в шею.

Она чувствовала, как бешено колотится ее сердце и ощущала взволнованный ход сердца Кидомару; сквозь шум в ушах, сквозь терпкий, пряный запах, ударивший в ноздри, едва различала недовольное фырканье сестры, которая явно не одобряла чрезмерного выражения чувств на людях. Когда юноша обнял ее, то почувствовал, что в его руках совсем тростинка. ”Тростинка” жаркими губами слюнявила ему шею. Во всем ее образе, родной каштановолосой девчонки-синеглазки, чувствовалось что-то казенное, еще не изжитое ею в первый день свободы, даже в еле слышавшемся запахе ее волос, выбившихся из-под банданы.

Ханаби чувствовала волнение Кидомару, и ей так хотелось сказать, что с ней все хорошо, успокоить его, успокоить всех, сказать, что Онага-сама и Рей - неплохие люди, но сама она слишком разомлела в объятьях своего друга, по которому тосковала, а иногда даже думала, что Онага убьет ее за какую-нибудь провинность, и они больше никогда не встретятся, никогда не обнимутся. Но Ханаби никому в этом никогда не признается. Ей сейчас было настолько хорошо и спокойно, что подумалось лишним что-то говорить, ведь всем понятно, даже ее сердитой сестре, как она рада видеть Кидомару и как она счастлива, что это ее приключение закончилось так удачно.

А вот Идате брат не любил. И назад не ждал.