Теория судьбы. (2/2)

Наверное, примерно с одиннадцати лет.

— Ты как? — спрашивает младший, когда замечает более ясный взгляд, чем обычно, но ему не отвечают. Губы Юнги слегка дёргаются, но не размыкаются.

”Это что, карма?” — думает старший. — ”Судьба наказала меня за плохие мысли или как? В любом случае я был плохим братом для Мини. Заслужил...”

— Ты не заслужил этого, хён... — жалобно скулит лисёнок, и у Юнги вдруг меняется выражение лица на ошарашенное, хотя даже удивляться ему больно. Будто малыш прочёт его мысли, и это пугает одновременно с тем, что завораживает.

”Он что, слышит, о чём я думаю?”

— А ты разве не сказал это вслух?

”Мини?”

— Хён?

”Твою мать, ты правда слышишь мои мысли?” — только в этот момент лисёнок понимает, что губы старшего и правда не двигаются. Юнги просто готов выть, потому что он попал. Хотя, кажется, Мини начал проявлять эту способность только сейчас, и, если ни о чём не думать, глубже в сознание старшего он не проникнет. Или нет?

— Похоже, что слышу. Хён, мне так жаль, прости меня, я не знаю, что случилось. Перед глазами всё потемнело, я бы никогда...

”Конечно, нет, Мини. Я знаю это”, — Юнги пытается улыбнуться хотя бы немного, и у него получается, а Мини вдруг резко утыкается лицом в подушку рядом со старшим и начинает беззвучно рыдать. Больше он не слышит мыслей хёна, и это немного расслабляет Юнги, потому что иначе бы он правда умер. От стыда.

— Сильно болит? — когда силы плакать кончаются, лисёнок отрывается от постели и поднимает на старшего свои красные от слёз глаза. Юнги кое-как поднимает руку, чтобы стереть солёные дорожки с щёк Мини, и выдыхает короткое:

— Немного.

По нему видно, что это ложь. Мин даже не шевелится, а царапины настолько глубоки, что и не думают затягиваться. Поэтому лисёнок подрывается с места и забирается на кровать старшего, собираясь попробовать ещё раз. В прошлую попытку хён был без сознания, а Мини не мог сосредоточиться на лечении, всё время замирая после каждого болезненного выдоха. Он винил себя в произошедшем, боялся, что ничего не получится, потому что в этот раз порезы слишком серьёзные. У Юнги спина выглядит так, будто он поиграл с гризли, но лисёнка это не останавливает.

Он хочет помочь, во что бы то ни стало.

— Хён, я попробую всё исправить, ладно? — Мини склоняется над старшим, и тот испуганно дёргается, отрицательно мотая головой.

— Нет-нет, ты что, собираешься... ах, чёрт... — Юнги выдыхает с громким стоном, который тонет в подушке. Парень изо всех сил сжимает кулаки, утыкаясь лицом в мягкую поверхность, чтобы его звуки было не так слышно. Дыхание учащается непроизвольно, и Мин начинает задыхаться от медленных движений языка по его коже.

Мини чувствует на коже Юнги остатки мази, но ему абсолютно плевать. Он старается касаться хёна с максимальной осторожностью, проходясь пальцами по контурам порезов и затем зализывая их, пытаясь не представлять, насколько старшему сейчас больно. А ему, наверное, больно, потому что Юнги кусает губы до металлического привкуса во рту, протяжно стонет, когда горячий язык младшего проходится по порезам, а потом начинает мелко дрожать.

Хотя, скорее всего, оно того стоило, потому что царапины уменьшаются, даря старшему облегчение, правда, от которого нихрена не легче. Теперь откровенная боль начинает сменяться чем-то другим, странным. Тем, что Юнги от себя усиленно пытался отогнать каждый раз, когда Мини его касается, а уж тем более когда начинает пускать в ход язык и губы, что совершенно нормально смотрится со стороны лиса, но так неправильно ощущается для Юнги.

— Ну, всё, хватит, мне уже стало легче! Мини... — старший пытается вырваться, поэтому ничего не остаётся, кроме как сесть на его бёдра, чтобы прижать барахтающееся тело к кровати, но даже так Юнги каким-то образом умудряется вывернуться и оказаться на спине, так что их с Мини взгляды невольно пересекаются.

Лисёнок оказывается уже не просто на бёдрах парня, а в районе его таза, так что случайно касается паха старшего своим, а затем в глаза бросаются обнажённый торс Юнги, на котором всё равно видно все рёбра, и напряжённые бусины аккуратных сосков.

”Хёну холодно?” — сразу же всплывает мысль.

Мини застывает буквально в нескольких сантиметрах от кожи старшего, и она манит просто невероятно, что трудно сдержаться. Хочется прижаться вплотную, не только залечить раны Юнги, но и просто коснуться его губами. Оставить сотни поцелуев на бледной коже, пока он не станет молить о большем.

О чём, Мини и сам не знает. Просто внутри него пылает желание сделать старшего своим. Вот и всё. Даже не ясно, в чём оно заключается, но что-то внутри шепчет, подсказывает. А ещё Мини украдкой видел, что взрослые друг с другом делают, когда шёл со школы и случайно забрёл не в тот переулок.

Интересно, а хён умеет так сладко стонать и закатывать глаза?..

— Мини... прошу, слезь с меня. Ты тяжёлый.

Лисёнок давно не видел Юнги таким, потому что они перестали мыться вместе, как только переехали к Намджуну, поэтому от такого вида и мыслей, что захватывают голову младшего, на щеках начинает алеть легкий румянец.

— Я лягу рядом?

— Тут нет места.

— Тогда ты ляжешь на меня, хён, — Мини приподнимает старшего аккуратно, сам занимает его место и укладывает Юнги себе на плечо, накрывая одеялом и своей рукой, невзначай обнимая. — Тебе холодно ведь, правда?

— Немного, — вздыхает Юнги, понимая, что ему всё равно никуда не деться от напористого лисёнка. Поэтому он даёт слабости захватить его и погружается в сон. Слишком много нервов потрачено, слишком много боли испытано.

А раны немного затянулись, так что можно и поспать наконец спокойно, а не просто вырубаться от того, что уже нет сил терпеть.