6. Lux in corde silva (2/2)

— Он в припадке там, что с ним? — звонко смеясь над выражением лица Каллена, говорил Чонин, еще и слышавший его тяжелое дыхание у динамиков. Выглядел Эдвард, действительно, не очень, но в плохом смысле.

— Ему просто не сказали, что можно уже начинать играть, — фыркнул Минхо, оставивший, наконец, попытки вернуть очки на переносицу Джисона.

Хван повернул голову в сторону, замечая цветущего Феликса. Глаза блестели в свете крупного телевизора, отражая кадры со школьными коридорами. Веснушки вновь приподнялись от светлой улыбки. Кажется, в нем тоже сейчас распускаются бутоны приятных воспоминаний. Ёнбок, заметивший наблюдение со стороны, глянул на Хенджина, сразу поворачиваясь полностью и склоняя по-птичьи голову. Уголки губ обоих поднялись еще выше, и оба синхронно вернули взгляды на экран.

Фильм летел за ручку со временем, проходившим почти мгновенно. Вот Белла сидит с подружками в столовой, наблюдая за входящими в нее Калленами в ”слоумо”, а вот уже ее прижимают к пикапу, закрывая от другого авто.

— А менее людного места для такой ”демонстрации” не нашлось, Эдик? — фыркнул Джисон, отворачиваясь — все равно ничего почти и не видит.

— Ну, нужно же ему Свон спасти и влюбить в себя. Она бы померла, если б он не прибежал, — пробурчал Сынмин, улыбаясь. Хенджин тоже улыбался, пока не почувствовал, что ему заложило уши.

Никто не заворочался, все продолжали смотреть на телевизор, заинтересованно ожидая дальнейших действий героев. Плечо кольнуло, словно туда что-то воткнули. Хенджин как можно более естественно повернул голову в ту сторону, влево, замечая маленькую фигурку в дверном проеме. Низкорослый парень помахал художнику и подскочил к дивану в два счета, усаживаясь на свободную часть спинки дивана, где расположились Хван с Ли. Он опустил слегка печальный взгляд с глаз на плечо, склоняя голову по-птичьи и проводя тощим пальчиком по нему. Устремив глаза туда же, Хенджин понял, что сейчас сидит не в растянутой феликсовой футболке. Нет, это Та одежда. Разодранный край светло-голубой рубашки, залитый кровью из раны, обрамлял громадный осколок стекла, глубоко сидевший в плече. Он уходил далеко внутрь, словно еще сантиметр и задел бы сердце. А может задел? Оно ведь не перестает болеть с того дня.

— Тебе очень нравилась эта рубашка, помнишь? — Йеджун не кричал, не истерил. Он скорбно говорил вполголоса. — Иногда ты мог носить ее целый месяц, застирывая каждый день. Я еще говорил тебе, что ты протрешь в ней дыру, что от нее ничего скоро не останется. А ты, — Йеджун мило усмехнулся, — всегда отрицал, — в голосе стала звучать очень грустная улыбка. — Ты не скучаешь по мне? Почему, Хенджинни? Почему ты проводишь время с Феликсом? Сбеги, тебя тут не держат. Ты не должен мне изменять, ты же клялся мне в верности, — речь прерывалась всхлипами, Чон начинал натурально рыдать, утыкаясь носом с рану на плече. Он наверняка вымазался кровью, но его это не волновало, как и то, что Хвану больно. Как физически, от раздербаненной раны, так и морально, от слез Йеджуна. — Почему тебе меня не жаль? Почему ты так надо мной издеваешься? — слова растягивались, парень плакал как маленький ребенок, клянчащий у матери игрушку. — Я ведь так старался, чтобы тебе было комфортно!..

Йеджун наклонился и крепко-крепко стиснул Хвана в объятиях, поглаживая бока, как делал Феликс. Он хотел заменить Феликса, точно хотел. Хотел, чтобы Хенджин забыл о Ли, думал только о Чоне. Обнимал и молчал. Это и отличало его от блондина. Ёнбок бы наверняка начал что-то рассказывать, напевать, да хоть бормотать.

Всхлипы продолжались еще целую вечность, которую парни просидели в обнимку в темной холодной комнате. Тела друг друга согревали, были единственным темным спасением. В какой-то момент Хенджин даже подумал, что Йеджун стиснул его в объятьях, только чтобы согреться. Но черное пустое пространство, Хван не заметил, когда, наполнилось синим светом, заволоченный словно дымкой тумана. Нет, не словно… Это туманная дорога в Сеул, наполненная визгом сирены и светом мигалок. Пока Хван разглядывал чертово место, Чон холодным камнем упал головой на его колени. А когда художник посмотрел вниз, уже перевернулся кровавым лицом к нему, жалобно глядя прямо в глаза. Ярко алые обычно губы сейчас были тусклыми и безжизненно-фиолетовыми; кожа была того же оттенка. Когда-то давно на дне рождения приятеля, чуть (или не чуть) подвыпив, они наряжали Йеджуна в вампира, красили его. Он выглядел так же, только светился счастьем. Даже тогда напомнил Эдварда в сердце леса, когда Белла узнает о его сущности. А сейчас он больше походил на в самом деле мертвого. Хван сейчас в воспоминании. Вот, сейчас Чон скажет, как сильно любит ”Хенджинни”, выбегут врачи, но Йеджун умрет за пару секунд до того, как главный спросит о самочувствии. Шанс на спасение был так близко.

— Я тебя ненавижу, Хенджинни, — прошипел на последнем издыхании Йеджун, переставая шевелиться. Дыхание остановилось, а глаза остались в том же положении, четко смотрящими на художника презрительным взглядом. В них не было жизни, но была правда.

— Он не лжет, — лишь произнес стоящий за спиной ревущего Хенджина доктор Ян.

До этого момента Йеджун осмеливался изменять воспоминания только в один день — четвертого июля, которое Хван каждый год проживал по-разному. Он всеми силами старался спасти Джу, но итог был один — парень умирал прямо на руках художника. Его могли поранить осколки, он мог удариться головой, свернуть себе шею, задохнуться. Все приводило к смерти. Он никогда не выживал.

***

— Его что, блестками ради съемок осыпали? — разглядев резкое пятно света на экране, засмеялся Хан, сгибаясь в три погибели и чуть этим не роняя Минхо на бедного Чонина, вовремя поймав. Это вызвало еще больший смех у всех присутствовавших, кроме одного. Когда небольшая истерика у парней кончилась, Феликс, осознал, что не заметил движения Хенджина. Никакого, за последние минут пятьдесят точно.

— Хэй, — шепнул, наклоняясь ближе, Феликс, легонько касаясь правого плеча художника. — Эй, Хенджин, — чуть тряхнул Хвана, вглядываясь в лицо парня.

— Может уснул? — невесело усмехнулся Минхо. Каким бы мудилой он не казался людям, не знающим его, а волнение за других в нем есть. Джисон стянул с него очки, на что тот начал недовольно жмуриться, сажая на свою переносицу и оборачиваясь к спинке дивана.

— Он сейчас не тут. Феликс, выводи его оттуда. Чонин, останови фильм. Сынмин, сбегай за водой, — уверенно начал Хан, переживая за нового знакомого. Он, как никто другой здесь, знал, как бывает плохо погружаться в ужасные мысли и не иметь возможность из них выйти. Ты словно скован цепями, заперт в холодной комнате, пока что-то стоит над тобой, нависает над душой, грозясь разбить ее будто хрупкую фарфоровую вазу.

Мягкие руки обхватили торс, поглаживая и успокаивая. На ухо летели ласковые обращения, тягучие теплые слова. Только спустя время ничего не изменилось: Хван продолжал трястись и дергаться, стараясь выбраться из рук Ёнбока. Сынмин так и стоял в проходе со стаканом с кошкой. Все с нескрываемым волнением смотрели на место у спинки дивана, где, по мнению одного из них, было трое, а не двое. Джисон же судорожно пытался вспомнить через туман, как Минхо вытаскивал его из западни разума: на ум приходило то, что делает сейчас Феликс, и…

— Сделай сейчас то, чего он меньше всего сейчас ожидает… не знаю… — сбивчиво протараторил, Хан и хотел было что-то предложить, как Феликс кивнул и, отведя задумчивый взгляд, явно решая, делать или нет, сначала, прицеливаясь, клюнул носом, а затем чмокнул в щеку Хенджина. И еще раз. И еще раз, уже дольше.

***

Ему же сейчас не показалось? Правую щеку что-то кратковременно обожгло, отчего та заныла. Но четвертого июля не было ничего, что могло бы жечься.

Снова. Легкое касание, мимолетное, но такое приятное для ледяного пустого пространства. От щеки шли теплые, пробирающие до мурашек импульсы, от которых Хван прогибается в пояснице, заставляя длинный осколок наклониться и выпасть. Телу сразу стало легче, словно цепи сняли, а петлю на шее ослабили.

Последний ожог до дрожи в пальцах долго чувствовался на холодной коже, нежно перебирая что-то в душе. Зазывал с собой, покинуть пространство через маленький светлый огонек за спиной, брал за руку и вел к выходу.

Хенджин медленно распахнул тяжелые веки, стараясь сфокусировать зрение. Он сразу дернулся и сжался, хотелось провалиться под землю, ведь сейчас на него пристально смотрело шесть человеческих пар глаз и одна собачья.

— Простите, — прошелестел Хван, желая стать меньше молекулы, лишь бы не выделяться, но, к сожалению, был самым крупным из людей в этой комнате. Он постарался сползти с дивана сбоку, однако только вышедшие из транса мышцы не позволили, и он бы кубарем слетел вниз, если бы не внимательный Феликс под боком, вовремя схвативший за руку и помогший слезть со спинки.

— Вы можете продолжать смотреть, ребят, мы справимся вдвоем, — улыбнулся в проеме напоследок Ли, прикрывая дверь, и, аккуратно держа за запястья Хвана, довел прихрамывающего художника до постели. — Хенджин, это очень серьезно, послушай. Тебе нужно от этого избавляться, — мягко начал говорить Ёнбок, едва касаясь чужой ладони своими пальцами, поглаживая. Он не хотел напрягать Хвана такими темами, однако если проблема настолько сильная, то и молчать — преступление против Хенджина. Так и не дождавшись ответа, Феликс продолжил: — Нужно найти корень, причину и обрубить. Да, это сложно, но нужно. Подумай над этим, хорошо? Отдыхай, — Ли шумно выдохнул, поднимаясь с края кровати и выходя из спальни.

***

— Вы не смотрите? И где Джи? — вернувшись в гостиную, спросил Ли, высматривая среди друзей Хана, но находя лишь снова сидящего в очках Минхо.

— Да как тут после такого смотреть-то, а Хани ушел созваниваться с Чаном, — даже не подняв взгляд, он указал на дверь на балкон. Феликс благодарно кивнул, пусть старший этого и не увидел, и спешно удалился к двери.

— … О, да, это хорошо. Слушай, Крис, чего звоню-то… Ох, боже! Напугал, Ликс… — обернулся резко Джисон, когда почувствовал на своем плече ладонь. — У этого Хенджина есть триггеры? Он ни с того ни с сего сегодня… — поставив телефон на громкую связь, продолжил Хан. — Мы просто смотрели какие-то ”Сумерки” или как там их.

— В ”Сумерках” есть сцена с предотвращением автомобильной аварии, видели? Вот скорее всего она и стала виновником. У Хенджина есть три триггера: автокатастрофы, врачи и шоссе за Сеулом.

— Пазл сложить не сложно… — грустно пробурчал Джисон, — ну, теперь мы хоть знаем, что при нем нельзя обсуждать и показывать. Уже что-то, — Хан переглянулся с Феликсом, благодаря Чана за помощь и желая ему хорошего отдыха.

В гостиной так и зависла картинка с сияющим на солнце столетним вампиром, стоящим в сердце леса. Там и мертвый восстанет, начиная жить по новому: хитрой лисой или быстрым оленем. Кем стал Йеджун? Ежом. Хенджин думает, что ежом. Милым сначала, а как тянешь к нему руки колким. При жизни он был добрым, но после смерти стал терроризировать ближнего. Заслуженно, считает Хенджин.