5. Mundi ad angulum (2/2)
— Ладно, — выдохнул с легким беспокойством Феликс, бегая глазами по полу. Скорее всего, Хенджин осел в мыслях из-за стресса, а что может напрягать его? Много незнакомых людей в одной с ним комнате, активно переговаривавшихся, в том числе и пытающихся завлечь его самого в разговор. Что можно сделать? Отвлечь их от Хвана! Конечно! — Чем займемся? Есть вариант глянуть какое-нибудь кинцо.
— Какое, например? Предложишь ”Мстителей” — я за себя не ручаюсь, — проворчал насмешливым тоном Минхо, приобнимая за плечо стоящего под его боком Джисона. Захихикал стоящий неподалеку Чонин, скрывая улыбку за ладошкой. — Хенджин, правда или действие? — внезапно продолжил Ли, поворачивая голову к отстраненному от всей этой беседы парню.
— Эм, — опешил Хван, непонимающе хлопая глазами. ”Почему он это спросил? Что может быть лучшим вариантом?” — носились мысли, иногда повторяя вопросы, потому как ответы на них сознание не получало. — Действие? — осторожно произнес художник, по-птичьи склоняя голову. Все-таки отвечать, наверняка бы устроенному, допросу, точно бы затронувшему тему вторжения в личную жизнь их давнего друга, совершенно не хотелось. О его проблемах уже и без того знает слишком много человек: двое — перебор, а семеро — уж тем более. А действия в этой игре, насколько Хенджин может помнить по своим детским похождениям, зачастую безобидны, если вы, конечно, не компания парней, пригласивших симпатичных девчонок. Вот тогда обычно начиналось нечто. Нечто, абсолютно неинтересное Хвану, но ради приличия и поддержания образа он, естественно, притворялся очень обрадованным пополнением списка заданий.
— Придумай нам занятие, — буднично сообщил Минхо, вопреки всем ожиданиям Хенджина. Джисон ткнул его в бок, заставляя согнуться в три погибели и что-то проскрипеть на ”обиженном” языке.
— Заслужил, — прошелестел, посмеиваясь, Хан, собственноручно выпрямляя Минхо и поглаживая бедный бок, как бы, извиняясь. Только у Джисона было право его как-либо подкалывать и задевать, чем он бессовестно пользовался, но Ли, похоже, и против-то не был. Лишь что-то бурчал себе под нос про месть, явно с шуточным посылом, пусть и выглядело слегка угрожающе.
— Посмотреть ”Сумерки”, — ухмыльнулся Хенджин. Это было первое, что пришло в голову. Он думал о своем детстве, о двоюродной сестре, которая в пик всемирной популярности саги, засматривалась этими фильмами, при этом принуждая старшего брата, гостившего у нее, делать это вместе с ней. Двенадцатилетняя Ким Ван и тринадцатилетний Хван Хенджин, кутаясь в теплый плед с цветастыми клубничками (ничего страшного, не подумайте!), сидели перед недорогим немного шипящим телевизором, проигрывая кассету, на которой раньше был какой-то мультик про уток, переписанный в угоду светящемуся блестками парню с клыками. С горящими глазами сестра раз за разом пересматривала историю, как Белла влюбляется в своего потенциального убийцу. А потом вышел второй фильм, третий… К ”… Рассвету” ей было уже пятнадцать, и финал истории ”этих придурков”, как она сама стала звать главных героев, ее совершенно не интересовал. Как, собственно, и Хенджина. Его вообще зацепила только первая часть, и то, лишь из-за ее необычности, по сравнению с другим кино, крутившимся по телевидению или на старых кассетах. Он с самого начала ругался на Беллу и Ван со словами ”Ну, как можно вообще втюриться в какую-то кровососущую амебу с припадками во время биологии?”. В две тысячи девятом она активно отстаивала свою точку зрения, мол ”Эдвард прекрасен и точка!”, но, когда осознала наивность тогдашнего переходного возраста, было поздновато обсуждать ошибки детства с Хенджином — от него отвернулась вся семья, запретив общаться с ним и Ван. В последний раз парень видел девушку на свое девятнадцатилетие. Она обняла его и сказала, что очень любит. День рождения проходил прекрасно, пока Хван не решился сказать, что не просто дружит с Йеджуном. Что хотел отметить с ним отдельно, так, как хочется им двоим, что не хочет напрягать возможно неприятными действиями влюбленных парней, поэтому и не пригласил в этот день любимого. Тишина. Звенящая и давящая. Бьющая. От такого удара с табуретки даже упал глава семьи Хван.
”Дядя Дохнен! Что с вами? — метнулась к упавшему в обморок мужчине Ван, стараясь привести в чувства. — Тетя Чхохи, вызовите скорую! Хенджина, принеси воды!” — кричала в панике младшая Ким, взволнованно наблюдая за происходящим.
”Ты убил его, педераст, — звонко отчеканила широко раскрывшая глаза бабуля Кан Ёчжон, никогда до этого не позволявшая себе выйти за границы самого приличного словарного запаса, который только видел Хван, исключающего даже слова ”блин” и ”черт” без нужного контекста. Она быстро отправила послушнейшего пятилетнего внучка, не понимающего совершенно ничего для своего-то возраста уже требуемого, в другую часть квартиры. — Чтоб больше никогда мои глаза тебя не видели!” — она охнула и схватилась за сердце, презрительно качая головой.
Вдруг, Хенджин почувствовал прикосновение к своему рту, и отнюдь не в воспоминаниях. Что-то холодное и слегка липнущее ощущалось у пухлых губ, намекающее их открыть. Но заместо этого, находящийся где-то в прострации, художник потряс головой, отстраняясь и стараясь вернуть зрение под свое управление.
— Эй! Ну, давай, — сказал низкий голос игривым тоном совсем рядом, и Хенджин наконец смог увидеть прямо перед своим лицом чужое, доброе и милое, с яркой улыбкой, а еще карамель с начинкой на палочке. — Опять спал с открытыми глазами? — продолжил Феликс, снова возвращая конфету ко рту. Хван вновь тряхнул головой, сбрасывая сильное смущение таким вниманием, стараясь остаться незамеченным, и аккуратно взял из рук Ли сладость, слегка задевая мягкие пальчики своими, вызывая разряд, проходящий по всему телу.
— Кто-нибудь здесь смотрел эти ”Сумерки”? — спросил Чанбин, окидывая взглядом умиляющуюся Феликсом и Хенджином ”толпу”. — Предположу, что нет.
— Похоже, только я. Будет весело, — Ёнбок закивал и тихо сказал ”я тоже это видел”, Хван приподнял уголки губ, помещая туда конфету. Сладкий вкус лег на язык, распространяясь светлыми воспоминаниями о маленьких сладкоежках Ванни и Джинни, переживающих за Свон в финале первого фильма, потягивающих какао и заедающих напряжение шоколадками. Все-таки тогда второго фильма еще не было, и ”Вдруг Белла сейчас умрет?”.— Отличная карамель, Феликс, не переживай, — запоздало прокомментировал сладость Ёнбока, так и не получившего ответ на свой первый вопрос. Лучше поздно, чем никогда.
Все парни, кроме веснушчатого и художника, прыснули в кулак одновременно, с чего они начали уже смеяться. Ну, точно ”… дети”.
— Чего? — неловко прошелестел Хван, оглядывая всех в комнате.
— Ты так забавно его имя произнес! Его зовут Фе-ликс, давай за мной, Фе-… — начал было, не в силах сдержать отрывки смеха, Чонин, смыкая лисьи глазки.
— Нет, стой, Чонин, — сам стал смеяться Ёнбок, поняв наконец, что развеселило друзей, — мне нравится! Мило звучит, как по мне, — заглянул прямо в глаза Хенджину своими искрящимися, проникая куда-то глубже. Казалось, он прямо сейчас заберется через них к сердцу, обнимет и успокоит. Позаботится о душе Хвана, будет утешать, собирать по кусочкам. Напомнит, каково чувствовать себя в своей тарелке с людьми. Но зачем же попусту мечтать, зная о девушке, так же любящей шоколад, как малыш Хван? — Ну что, айда смотреть фильм про самый дождливый город Америки? — лучезарно улыбнулся Феликс, уводя компанию из кухни с тарелками карамели в руках.
— О боже… — прошептал Хенджин, слегка задержавшийся, в сравнении с остальными, чтобы спустить Кками с подоконника, на который ее усадил обожающий собак Сынмин, дабы посюсюкаться. Он только что заметил в коридоре полароид, из которого торчала фотография. Феликс, чуть ли не лежавший на нем, Кками, наслаждающаяся удобным местом между ними, и он сам, обнявший за спину Ли. Стыд-то какой! В жизни бы не поверил, что такое может быть! А тут! Фотография! Доказательство невозможного!
— Хенджин, ты идешь? — высунулся из-за косяка гостиной в коридор Феликс. Глаза говорили: он удивлен реакцией Хенджина на обычный стеллажик с памятными вещами, который был, ему казалось, в каждом доме. Красивые камушки с пляжей, сувенирчики, медальки с тхэквондо. Короче говоря, ничего интересного. А смотрел он все еще на ”помидор”, с головы до пят красный, замерший и не отводящий взгляд от дальнего края полки. — Что-то случилось? — беспокойство сдавило что-то внутри, заставляя подойти ближе и проверить, в сознании ли Хван. Вполне в сознании.
Теперь и взгляд Ёнбока уцепился за фото, сидящее на четверть в аппарате. Он заливисто рассмеялся, увидя, как сегодня друзья застали их.
— Теперь я понял, почему они так удивились! Не тому, что мы в одной кровати, а позе. Я же тебя вместо подушки использовал! — похлопывая от эмоций Хенджина по плечу, Ли продолжал светиться радостью, заражая и Хвана. Давно художник так не смеялся! Он настолько соскучился по этому состоянию, что забыл и о стыде, и о происходящем вокруг. А рядом уже стоял Джисон.
— Теперь вы меня понимаете, голубки, — прожурчал он, легонько поворачивая их в сторону, уже обустроенного Чанбином и Минхо, ”кинозала”. Оставалось лишь включить телевизор и закусывать не самый лучший фильм самой лучшей карамелью.
Конфеты напоминали о беззаботности и детской наивности, первых мыслях о любви и познании своего внутреннего мира. Мир в те годы повернулся для художника под ”неправильным” углом, но почему бы не признать этот угол тем самым, который и был нужен, если стандарты общества не так важны для тебя самого? Люди могут повернуть голову и посмотреть на наклоненный мир Хенджина нужным образом, но почему-то упираются и смотрят ”правильно”, забывая, что он не принадлежит им. Однако есть люди, которые с радостью вертят головой в поисках любого из выбранных углов мира человека, с радостью принимая его решение задачи, а таких людей ценить надо. И Хенджин будет ценить, не сомневайтесь.