2. Contritum memoria (2/2)
— Максимально расслабься сейчас, это важно, — заметив четкое сильное напряжение, тихо сказал Феликс, привычно уже гладя лодыжку. Перекись открыта. Назад пути нет и не было.
По длине ступни льется холодная жидкость, затекая в отверстия. Хенджина словно ударяет током, он зажимает рот рукой, мычит и стонет, заглушая ладонью, его трясет. Феликс доливает последние необработанные места раствором и снова бросается в объятья Хенджина, совершенно забывая о кровавости своих рук и запуская маленькие алые пальцы в волосы Хвана, предварительно их распустив. Легонько перебирает, поглаживает шепчет что-то на ухо, только художник его сейчас все равно снова не слышит. У него там шумит кровь, останавливающаяся в ноге. Он плачет навзрыд, как не делал со времен похорон семнадцатого года. Глаза широко распахнуты, рот плотно закрыт двумя аккуратными ладонями, но это не останавливает громких всхлипов и мычаний.
Как только Хенджин приходит в себя, то сидит в теплых объятьях Феликса, с уже замотанной свежими бинтами ногой. Как он так успел?
— Джинни, прости. Я не хотел причинять тебе такую боль, честно. Позволь немного обработать тебе руку? Это гораздо легче, поверь, пожалуйста. Хоть ты и сильно ее прокусил, — после короткого кивка, Феликс снова берет его руку и еле придерживая, обрабатывает, обтерев перед этим салфетками не задетые участки. Аккуратно мастерски бинтуя конечность, блондин интересуется. — А как звучит твое полное имя? Чан-хен в спешке представил тебя как Джинни. Это ведь явно ласковое сокращение.
— Хван Хенджин, — подрагивающим голосом сказал художник, чувствуя как на руке оказывается небольшой бантик.
— А я Ли Феликс, ну, либо Ёнбок, но мне не особо нравится, — веселым тоном сообщили в ответ, который, пусть и не требовался, но был полезен.
— А откуда ты узнал, как зовут мою собаку? Или Чан сказ-… Подожди! Ты Ббокари? Или у меня совсем крышу снесло из-за стеклышек этих, — озвучил самую нелепую идею в мире, пришедшую первой, после разумного и несправедливо отброшенного ”Чан сказал”. Феликс рассмеялся. Задорно и заливисто. Мелодично. Значит Хенджин действительно сказал несусветную глупость. — Прости, я тупой и-…
— Ты прав! Быстро ты меня раскусил! Просто по имени и знанию клички своей собаки! Молодец, хаха.
— Правда, чтоли? Вау, хаха, — неловко вышло, встретить своего топ-донатера в день его рекорда, так еще и получить у него услуги врача на дом. — Спасибо огромное, за все. Но мне нечем тебе отплатить, ты сегодня пожертвовал мне почти в полтора раза больше, чем у меня было в сумме. А делать я ничего не умею.
— Как это ничего? Очень красиво рисуешь, мило поешь и может что еще!
— Я имел ввиду полезное, — Хван потер затылок.
— Хм, мне скучно жить одному, а пригласить некого — у всех девушки и парни есть, а ты вряд ли захочешь оставаться здесь. К тому же, убирать тонну стекла, надеюсь, не только мне ужасно лень, так что сиди. Я буду показывать тебе одежду а ты говорить берем или нет, — не дожидаясь хотя бы какой-то реакции и не спрашивая согласия, Феликс энергично вскакивает на ноги, аккуратно плывя между осколками, к слову, без обуви (какой уважающий чужое жилище гость попался), сразу открывая шкаф. Воцаряется неловкая тишина. — Ты, конечно, покрупней меня будешь, но у меня много больших вещей. Часто будешь носить мое, — наблюдая почти пустой шкаф, пробубнил блондин, поднимая все вещи, уместившиеся в его ручках, решив, что с таким ”громадным” гардеробом играть в ”берем/оставляем” бесполезно. В пакете оказалась стопка ровно сложенных вещей, в другом — запасная пара кроссовок, за коробкой Феликс обнаружил черный чехол из-под ноутбука. Вытащил, показал Хенджину, получил самый печальный взгляд на свете, направленный в кусочки бумаги в стекле, сунул обратно. В шкафу ничего больше не оставалось, потому Феликс его закрыл, натыкаясь глазами на копилку в виде классической хрюшки.
— О! У тебя и копилка была! Кто ж наличкой пользуется? — открывая крышку и видя совсем уж скромную ситуацию, постепенно теряет запал. — Грустно как-то.
— Я же уже говорил.
— Заберем? Курочка по зернышку клюет, да сыта бывает!
— Моя мать не работает, ей нужно покупать на что-то еду. Оставляем.
— Но она же их пропьет! — с ярким возмущением возгласил Феликс, опираясь руками на маленький столик с копилкой.
— Зато жить научится. Поймет, может, что шанс у нее был жить на это.
— И то верно, — после короткой паузы выдохнул блондин, возвращаясь к Хенджину, перескакивая через стекло. — Где карта, на которую приходят пожертвования? Нужно ее с собой прихватить, тебе же нужны деньги.
— В прикроватной тумбочке, под мицелляркой, — произнес Хенджин, тут же осознавая, как выглядит. Он плакал, натурально ревел, пока небольшое количество туши, румян и большое — тонального крема —стекали по лицу, создавая сумасшедшую картину. — Феликс, пожалуйста, дай салфетку и мицеллярку, — было немного волнительно. ”А вдруг он плохо относится к макияжу у парней? Вдруг сейчас врежет или просто уйдет? Украдет эту чертову карту, которую только что достал, и сбежит” — сразу запереживал Хенджин, успокаивая себя тем, что Феликс уже наверняка заметил размазавшиеся остатки косметики на лице.
— Ах, точно, сейчас, — кивнув с легкой улыбкой, блондин вернулся к ящику и достал мелкую бутылочку мицеллярной воды, доставая пару сухих салфеток-платочков, протягивая один Хвану. Тот, с непониманием в глазах, взял, но аккуратно опрокинул один раз бутылку, откладывая ее в сторону и краем глаза замечая, как она оказывается в руках Феликса, смочившего вторую салфетку, пока Хенджин быстро дотирал лицо. — Чего ты на меня так смотришь? Я помочь хочу. У тебя же здесь зеркала нет, идти до ванной я тебя не заставлю, тогда просто уберу остатки, которые ты не сотрешь, — легко пожал плечами Феликс, дожидаясь, когда Хенджин стыдливо закончит. — Я даже не обратил внимания сначала, что ты накрашен, красиво получилось и естественно, — вполголоса произнес парень, начиная стирать оставшиеся поплывшие пятнышки на щеках и в уголках глаз, придерживая художника за подбородок. ”Если бы Феликс не был натуралом, то это было бы привлекательно. Хотя почему ”было бы”, это даже сейчас безнадежно привлекательно” — думает Хван, пока блондин внимательно рассматривает его лицо на наличие косметики. — Надо будет тебе йодную сеточку сделать на щеке, — самому себе кивая с задумчивым видом, говорил Феликс, почти моментально смывая всю серьезность с лица, когда заметил алые пятна под глазами. — Хаха, это я не оттер румяна или кто-то краснеет? — прожурчал Феликс, добродушно улыбаясь.
— Ничего подобного… — стараясь встать проворчал Хенджин, тут же валясь обратно на диван, потому что задел забинтованную ногу.
— Держись, — протянул руку блондин, помогая подняться и опереться на свое плечо. Хенджин с удивлением обнаружил, что даже выше Феликса на полголовы, но сглотнул и умолчал. Не будет же он говорить, что испугался этого ангелочка, думая что он амбал под два метра ростом. Лишь сейчас Хван полностью осознал свою глупость и разыгравшуюся фантазию: голос у блондина не грубый, а теплый и бархатистый; не вызывающий страх, а приятно обнимающий. ”Ангел” же тем временем мягко взял Хенджина за свесившуюся с его плеча руку. Кровь с маленьких пальчиков почти смылась мицеллярной водой. — Подогни эту ногу и забудь о ее существовании, просто опирайся на меня. Не стесняйся, — заметив, как Хван пытается чуть ли не перепрыгивать шаги больной ноги, слегка опираясь на ее носок, дабы не давить на сторону Феликса, парень слегка дернул его за руку и вторую свою пристроил на талию художнику. Самому же Хвану казалось, словно Феликс рассыпется от лишнего касания. Он выглядел хрупким, его хотелось защищать, хоть он и помнил, что тот имеет черный пояс по тхэквондо… Подойдя к столику, блондин забавно накинул пакеты на плечо, словно сумку, и вернул туда руку Хенджина. Обув лишь один кроссовок, а другой бросив в пакет к запасной, парень повел Хенджина вниз.
Комната осталась разбитой и наполненной осколками памяти, так же как та длинная туманная дорога в Сеул, красным стеклом попавшая Хенджину прямо в сердце.