Часть 4 (1/2)
Пятница проходит обыденно. Под конец учебного дня, Антон идёт домой ужасно уставший. Их класс, похоже, правда ненавидят, раз поставили восемь уроков, так ещё и в кабинетах, где надо бегать с этажа на этаж. Зато он отдал подписанное заявление о дополнительных уроках французского Арсению Сергеевичу и даже немного поболтал с ним. Может, юноша правда сдаст в будущем французский.
Ноги неприятно гудят, и подросток кое-как добирается до дома. Открыв калитку, он сразу замечает плохое. Боня лежала у двери, а не в своей будке. Зачастую это значило, что дома царит хаос и родители в очередной раз поссорились, но он посмотрел на время. ”Они должны быть ещё на работе”, – проносится в голове.
Входная дверь оказывается открытой. Крики матери доносятся из маленькой щели, на что парень инстинктивно закрывает дверь обратно, поплотнее. Он снял рюкзак, положил его на крыльцо, сел на ступеньки и закрыл лицо руками, упираясь локтями в коленки. Хотелось разгромить всё вокруг и больше никогда не возвращаться в это место, где от слова ”дом” остался только зелёный сад и озорная собака. Дворняга легла рядом с хозяином, положив морду на бедро. Ей тоже надоели вечные крики и резкий шум бьющейся посуды. ”Сегодня пятница. Вернулись раньше”, – вспоминает Антон и истошно стонет в ладони. Но никуда более идти совсем неохота, поэтому взяв за лямку рюкзак, подросток всё же проходит в коридор, быстро снимает обувь и ретируется в свою комнату, проходя мимо орущих друг на друга супругов. Он знает, что через несколько минут к нему зайдут снова без стука, поздороваются и спросят, как дела в школе. А потом уйдут, чтобы дальше выяснять, кто шмара, а кто больной. Антон привык к этому. Привык каждый раз надевать наушники и включать музыку на полную громкость, лишь бы не слышать о том, как родители назначают новую дату похода в суд для развода.
К сожалению, до настоящего развода дело так ни разу и не дошло. То времени нет, то на даче цветы полить надо. А сколько раз ему говорил отец: ”Если бы ты здесь не жил, я бы уже давно из этого зоопарка уехал”, из-за чего Антон сам подумывал сбежать и никогда не возвращаться сюда. И сколько раз потом оба перед сыном извинялись. Только дело это никак не меняло. У всех на душе было неспокойно, паршиво и грязно. Родители часто говорили, что любят Антона, несмотря на свои разборки, только вот сам Антон понимал, что если бы правда любили, то не устраивали бы пустые скандалы при нём. Не дрались бы у него в комнате, когда он хотел спокойно уснуть.
***</p>
Утро субботы выдаётся дождливым, на что у Арсения начинает болеть голова, как только он просыпается. Выпив нужные таблетки, учитель вспоминает, что нужно заполнить кучу рабочих бумаг за эти два жалких дня, и что скорее всего курить он не будет. ”Да и не очень-то и хочется”, – хмыкнув себе под нос, мужчина пошёл заваривать себе утренний кофе.
Его привычка – сидеть с тёплой кружкой к руках на веранде и слушать природу. Она невозможно сильно успокаивала всю душевную бурю эмоций после сна. Брюнет ещё и поле рядом с домом нашёл, где собственно и встретился со своим учеником, который похоже тоже живёт где-то неподалеку. Но он был только рад. Прозвучит странно, да и для себя Арсений до конца не принял этот факт, но мальчишка ему понравился. ”Он в 9-ом классе, ты куда вообще смотришь. Ещё и парень”, – каждый раз вспоминает учитель, но как только в воображении всплывает образ этого солнечного зайчика, так сразу и улыбаться охота. И жизнь не таким дерьмом кажется. Поле теперь только с ним и ассоциируется. Когда он приходит туда посмотреть на течение реки, всплывает надежда: ”Может, и он сейчас сюда придёт?”. Но зачастую Арсений как пришёл, так и уходит в одиночку. Раз за разом. Ну, почти.
***</p>
Днём, пока в доме более менее тихо и слышно только работающий в гостиной телевизор, Антон делает уроки на понедельник, ведь чувствует, что точка во вчерашнем споре так и не была поставлена. Все поругались со всеми. Как только подросток хотел что-то сказать про то, что крики не утихают уже который час, его вежливо отправили спать. И сейчас никому не хотелось говорить ни с кем, поэтому родители тихо ворчали друг на друга, оставляя неприятные комментарии и замечания по поводу мелочей, а юноша тихо сидел в своей комнате, будто его дома вовсе нет.
Антон
Пошли на поле
17:34 </p>
Ваня
Не могу, родаки заставили полоть грядки
17:38
”Я снова один пойду? Дебилизм”, – фыркнул себе под нос Шастун, зарываясь носом в осеннюю рыжую куртку. Сидеть в уличной беседке – не то, что хотел бы делать подросток на своих законных выходных. Но здесь хотя бы не так обстановка душит, как в доме. Он уже сделал несколько подтягиваний на самодельном турнике отца, убрал листву на заднем дворе и обрезал отцветшие цветы. Его бы и так об этом попросили, но позже.
К тому времени уже стемнело, поэтому пришлось включить небольшую лампу, которую тоже приделал отец. Вдохнув сырой вечерний воздух, выдыхая, выходит не густой клуб пара. Хорошо, что под тонкой курткой ещё футболка и тёплое любимое чёрное худи. Антон прикрывает глаза и прислушивается, что сейчас творится вокруг.
На шоссе скрипят шины сотни проезжающих мимо автомобилей, в соседней двухэтажке кричит маленький ребёнок, где-то вдалеке шумная компания отмечает очередной праздник. А в невыносимом деревянном здании перед носом с трудом можно расслышать вопли отца. ”Вот и очередное продолжение комедии”, – думает Шастун. На глазах проступила влага, которую он быстро смаргивает. Кто он такой, чтобы допускать хоть секундную слабость?
***</p>
”Паша, блять”, – ругается себе под нос Арсений, когда понимает, что стало слишком темно для поиска закладки от лучшего друга, а ходить с фонариком по полю слишком подозрительно и привлекательно. Но он всё же пришёл, а раз уже здесь, то нужно посмотреть на течение и пойти спать.
— Здравствуйте, Арсений Сергеевич, — доносится юношеский голосок откуда-то сверху. Резко вздёрнув голову вверх, мужчина видит над собой своего ученика, который сидит, свесив ноги и, просунув их через забор, на бетонном кармане, откуда подросток фотографировал. Только, как он разглядел его во мраке – останется загадкой.
— С дуба рухнул? Что ты там делаешь, Антон? Ты время видел? — не то злость, не то переживание за Шастуна вспыхивает в груди брюнета.
— Арсений Сергеевич, а как вы думаете, что люди могут делать на мосту над рекой в десять вечера? — с долей стёба над учителем спрашивает Антон. Но, на самом деле, ему до ужаса тошно на душе и хочется выплюнуть этот комок несказанных в лицо родителям слов.
— Явно что-то нехорошее. Антош, слезь, пожалуйста, — в ласкательной форме мужчина обращается к мальчику не в первый раз, но только сейчас юноша замечает, что ему приятно это слышать. Предки так ему говорят, только когда стараются вежливо попросить уйти. А тут учитель за него переживает. Не мама. Не папа. Учитель французского... Стало ещё хуже.
— Зачем? — безэмоционально, так, для галочки, интересуется подросток.
— Надо, говорю. Если что-то тревожит, мы можем поговорить об этом, — Арсений не особо знал, как надо поддерживать людей, но с его любимым учеником он готов разговаривать часами даже на неприятные темы.
— Зачем? — ответа не поступает. Возможно, из-за шумного течения реки юноша ничего не услышал, но и спускаться он не планировал.
Сзади его неожиданно подхватывают за подмышки, вытягивая ноги из прутьев, приподнимая, чтобы мальчик самостоятельно встал на ноги.
— Непослушный мальчишка, — ворчит на ученика мужчина, помогая ему.
— Да зачем, Арсений Сергеевич? — спрашивает Антон, как маленький ребёнок, которого ведут к зубному врачу.
— Пошли домой, Шастун, — держа подростка за плечо, они идут вдоль моста. Солнце давно село, и сумерки накрыли посёлок.