Часть 11 (1/2)

— Я все еще не понимаю, на что здесь смотреть, — бурчу я, оглядываясь — со всех сторон мой взгляд цепляет только невнятные пятна всех цветов радуги.

— Ты просто ничего в этом не понимаешь, — повторяет Дэнни в который раз.

Мы стоим в Тейт Модерн, галерее современного искусства, в котором я совершенно не разбираюсь. Я знал это с самого начала — но все равно пошел вместе с Дэнни и его экскурсантами. Просто потому, что слишком к этому привык. Просиживать штаны в автобусе? Неужели раньше я в самом деле предпочитал такое времяпрепровождение?

Ах, да. Меня не отстранили, и Дэнни вернулся на работу. Все прекрасно. Почти. Конечно, сейчас мы под особым присмотром, но меня это особенно не беспокоит. Я едва ли рискую снова разбить кому-то нос, а Дэнни, как всегда, сделает все в лучшем виде.

Я знаю, что он рад вернуться. Вижу это по его довольному лицу. Я также знаю, что он все еще не в лучшей форме — наверное, именно поэтому в последние дни нас отправляют по разным музеям. Наверное, опасаются, что на природе он снова угодит в какой-нибудь катаклизм. Так что позавчера мы были в национальной галерее, вчера — в музее естествознания, а сегодня… в этом странном месте, полном непонятных картин.

— Вон там у кого-то пошла кровь носом прямо на холст, — повторяю я скорее из вредности. — А вот здесь кто-то опрокинул банки с красками. Сразу все.

— Это абстрактный импрессионизм, Джордж. Не копирование реальности, а отражение эмоций творца, его отклика на эту реальность, понимаешь?

Честно говоря, я не особенно понимаю, но вдруг мне становится почти интересно, а это все еще редкость.

— Не знаю, по мне так гораздо приятнее смотреть на деревья, моря всякие, — не удерживаюсь я. — На то, как они на самом деле выглядят. А не как их видит какой-то псих под героином.

Дэнни фыркает. Сегодня он выглядит особенно забавно — и, я бы сказал, соответствующе месту. Кажется, впервые за долгое время он не напялил надоевший костюм: вместо этого на нем красуется какой-то цветастый свитер, а на шее повязан впечатляющих размеров шарф, придающий ему сходство с сумасшедшим художником.

Я уверен, что, будь Дэнни художником, он непременно рисовал бы с натуры. Обнаженных мужчин, разумеется. Эта случайная мысль вызывает у меня смешок — Дэнни подозрительно смотрит, и я говорю:

— Ничего. Просто ты забавно выглядишь сегодня. Забыл забрать костюм из химчистки, или это какой-то специальный прием вроде сонетов? — конечно же, я никак не могу оставить в покое эти несчастные сонеты. Дэнни улыбается в ответ. Он снова часто улыбается, это трудно не заметить.

— Нет, просто решил, что мне не стоит больше простужаться в ближайшее время, — он рассеянно дергает кисточки своего безумного шарфа. — Надел то, что нашел дома.

— Тебе идет, — это задумывается как шутка, но, кажется, я и не шучу. — Нет, правда. Гораздо лучше, чем твои ужасные жилетки и пиджаки. — Дэнни делано возмущается:

— Ужасные? Да ты понимаешь в них еще меньше, чем в этих картинах.

И так мы снова возвращаемся к живописи.

— Нет, ты посмотри вот на это, — я подвожу его к холсту, где намалевано что-то темно-бурое, коричневые пятна на сером фоне. — Что в этом красивого?

— Искусство давно не обязано быть красивым или даже эстетичным, — пожимает плечами Дэнни. — Это просто чей-то внутренний мир, уж если на то пошло.

— Странный мир какой-то, — не успокаиваюсь я, но Дэнни почему-то не торопится продолжать дискуссию, только наклоняет голову и смотрит куда-то сквозь холст. Ах да, и он больше не улыбается, и я уже начинаю жалеть, что вообще начал все это. Теперь я знаю Дэнни чуть лучше… и мне кажется, что он видит перед собой нечто большее, чем коричневые пятна на сером фоне.

Мне неловко, и, хоть он совсем не выглядит печальным сейчас, я вспоминаю его случайные слезы и полупустую упаковку флуоксетина, которую я случайно нашел в ящике его стола, пока искал термометр. Я никогда не заговаривал с ним об этом, потому что до сих пор уверен, что это не мое дело; но одновременно с этим иногда мне кажется, что теперь все-таки и мое тоже.

Так что я беру его за локоть и отвожу в сторону — туда, где невнятные пятна на стенах ярче и выглядят повеселее.