Часть 8 (1/2)
Дэнни даже не пытается кооперировать, пока я натягиваю на него свитер, так что я беру каждую его руку, одну за другой, и пытаюсь запихнуть в нужные рукава; мне кажется даже, будто он отбивается — но на самом деле просто настолько не владеет своим телом, что в итоге только мешает. Черт, нужно было просто завернуть его в одеяло.
К концу процесса я так устаю, что оставляю на нем свои пижамные штаны и тащу вниз. Дэнни отчаянно хватает меня за руку.
— Джордж, — умоляюще стонет он. — Пожалуйста, помедленнее. Я не умру в ближайшие минуты, обещаю. Но сломать шею, скатившись с лестницы, могу.
— Извини, — я стараюсь взять себя в руки и замедляю шаг. Спасибо и на том, что он вообще может идти, а не то я уже примерялся нести его на руках — и испытывал при этом весьма двойственные ощущения.
Посередине пролета он останавливается и часто дышит, прижимая руку к груди.
— Шеф убьет меня, да? — морщится он. — Сколько я уже пропустил… и, наверное, снова пропущу…
— Ерунда, — я кладу руку ему на спину, и мне кажется, что проступивший пот успел промочить свитер насквозь. И охота ему думать о работе сейчас? Лично для меня работа всегда была способом зарабатывать деньги, не более того. На его месте я давно бы взял больничный без малейшего зазрения совести. — Если он тебя уволит, наш главный офис возьмет в осаду целая небольшая армия постоянных клиентов, — я не удерживаюсь и добавляю: — Может быть, в качестве протестной акции она даже начнет выкрикивать сонеты Шекспира.
Наверное, не следовало подкалывать Дэнни этим. Тот смотрит в ответ с какой-то смесью упрека и смущения, но произносит только хриплое:
— Спасибо, — и снова принимается спускаться, и я кручусь рядом несколько растерянно, впечатленный фразой о сломанной при падении с лестницы шеей.
Но ничего подобного не происходит. Мы благополучно добираемся до моей машины, и я завожу мотор. Дэнни рядом дрожит так сильно, что это, пожалуй, можно принять за начало припадка.
— Все-таки нужно было сначала посмотреть в туалете, — вдруг говорит он, и я почти уверен, что это начало бреда:
— Чего-чего?! — но я ошибаюсь, он все еще в ясной памяти:
— Этого мальчика, Филиппа. Ты был прав, следовало сначала проверить более очевидные места. Просто я… не знаю, почему, но я испугался тогда.
— Это я испугался, — ворчу я, — за твой рассудок. Какого лешего ты решил, что тебе непременно нужно осмотреть весь Тауэр под дождем?
— Не знаю, — повторяет тот. — Нет никакой причины, — я, конечно же, не уточняю, связано ли это с его… как оказалось, сложными отношениями с родителями. В конце концов, это не мое дело, ведь так? Или же стало моим делом после того, как Дэнни мне все рассказал? Бедняга все-таки не в себе — он наверняка еще пожалеет о своих откровениях.
Никогда бы не подумал, что он умеет быть таким скрытным. Прежде мне всегда казалось, что он как открытая книга — весь на ладони, не слишком-то замысловатая личность; но, кажется, я жестоко ошибся. Уж если на то пошло, незамысловат из нас я, и такое определение вовсе не задевает меня… однако в последнее время я не уверен, что соответствую ему, потому что больше не знаю, что чувствую. И не знаю, что должен делать — и что правильно будет сделать.
Дэнни рядом кашляет снова. Его глаза закрыты. Уж не знаю, должен ли я сделать это и правильно ли это, но, останавливаясь на светофоре, я прикладываю тыльную сторону пальцев к его щеке. Просто проверяю температуру. И почему-то задерживаю прикосновение до тех пор, пока не загорается зеленый.
И только проехав еще немного, я замечаю, что Дэнни глядит на меня не без удивления.
— Извини, я, наверное, должен был продолжать притворяться, что в отключке, — говорит он. — Просто… не сумел удержаться. Никак не могу взять в толк, что все это значит. И не до конца уверен, что мне не мерещится в горячечном сне. Понимаешь… понимаешь, не уверен, что, когда в моей голове прояснится, ты не высмеешь меня за такие воспоминания.
— Разве что только себя самого, — бормочу я.
Дэнни молчит и заговаривает снова, только когда мы уже подъезжаем.
— Джордж… — он мнется и смотрит куда-то в сторону. — Ты не… проводишь меня?