Часть 8 (2/2)
— Конечно, провожу, — подтверждаю я. — Можно подумать, ты сам дойдешь.
— Спасибо. Но я не… только об этом. Я просто подумал… хотел спросить… может, ты подождешь там немного… со мной?
— А, — наконец понимаю я. — Ну да. То есть я так и собирался сделать. Конечно, Дэнни, — на самом деле я понятия не имею, что собирался сделать. У меня в голове не было совсем никаких мыслей; но теперь мне все более, чем очевидно. — Я посижу с тобой, пока тебя не примут. И подожду потом.
— Последнее уже не обязательно, — говорит Дэнни. — Мне почему-то не кажется, что меня отпустят домой. Просто… я бы не хотел ждать один.
— Все хорошо, я буду там, пока тебе не осмотрят, — обещаю я. Дэнни в ответ демонстрирует мне щенячьи глаза. Он кажется чуть более оживленным, чем недавно, но я стараюсь не купиться на это обманчивое впечатление. Я уже знаю, до чего может доводить такая оживленность. Например, до цитирования стихотворений и последующего падения со сцены.
— Дэнни, чтение сонетов ведь не входит в программу? — не удерживаюсь я. Плевать. Что-то подсказывает мне, что терять уже почти нечего.
Тот, кажется, совсем не удивляется моему вопросу.
— Только стандартные фрагменты про то, что весь мир — театр, — говорит он очень серьезно, а потом подмигивает: — Но вообще-то, у меня гибкие программы. Я не рассказываю каждый раз ровно одно и то же. Все зависит от того, кто мой слушатель, если ты понимаешь, о чем я, — все это чертовски напоминает мне старые добрые времена, в которые Дэнни флиртовал со мной напропалую, ничем не подчеркивая глубину своих намерений — и глубину настоящих чувств, которые за ними крылись.
— Я не был уверен, что это для меня.
— Для кого же еще? — искренне удивляется Дэнни. — Как ты можешь до сих удивляться чему-то подобному? И потом, там не было больше ни одного симпатичного парня.
— Я не симпатичный, — возражаю я, но Дэнни ничего не отвечает, пользуясь тем, что пора выходить.
Он медленно бредет к главному входу той же самой больницы, где был еще недавно, и выражение его лица уже лишено всякой веселости. Я стряхиваю с себя оцепенение, включаю сигнализацию у машины и спешно догоняю его. И что мне сделать теперь, взять его под локоть? Но он вполне сносно справляется сам, так что я просто снова плетусь рядом, ощущая себя бесполезным.
В приемном покое очередь, словно всем приспичило заболеть именно сейчас, в этот самый день и час. Может быть, половину города подкосил недавний ливень.
— Подожди здесь. Я сейчас узнаю, когда кто-нибудь освободится, — предлагаю я, но Дэнни ловко ловит меня за рукав и тянет назад.
— Не надо, — просит он и кашляет в сгиб локтя. — Все нормально. Я подожду, — кажется, что уже почти ничего не осталось от прежде прыткого, уверенного в себе, даже нагловатого Дэнни. Я не понимаю, что, черт возьми, происходит. Может быть, ему просто слишком плохо, чтобы быть собой. Или чтобы играть свою привычную роль.
Я замечаю, как подозрительно блестят его глаза, и мне почему-то ужасно хочется его обнять, но я не делаю этого, потому что сейчас не место, и не время, и я не уверен, что Дэнни нужно это, а еще… я ужасный трус, потому что Дэнни, конечно же, это нужно, но он ничего не просит.
— Если меня уволят, — снова начинает он и поправляется, замечая мой взгляд: — То есть, я хочу сказать, пока меня не будет, и тебе дадут нового напарника… Боже, пусть только это будет не Крис.
Я понятия не имею, кто такой Крис. Я знаю далеко не всех в нашем агентстве, потому что никогда не интересовался кем-то, кроме тех, с кем имею необходимость взаимодействовать непосредственно. Но нисколько не сомневаюсь, что Дэнни знает имя, фамилию и краткое досье абсолютно всех, включая уборщиков и стажеров.
Как, во имя всего святого, из всех этой толпы людей он умудрился выбрать меня?
— Не думай об этом, — говорю я. — Крис или нет, это все равно ненадолго.
Дэнни вздыхает.
— Спасибо. — И мне снова хочется его обнять, и я уверен, что стоит мне еще немного собраться с мыслями… Я уверен, что еще пара минут, и я точно решусь на это — словно это какой-то необыкновенный шаг, на который нужно долго решаться. Но, как назло, и пары минут у меня уже нет: Дэнни наконец-то вызывают, и я остаюсь один.