Chapter 21: When You Lift Your Gaze I Will Be Like The Shimmer of One Small Star (1/2)

Эдгар тяжело дышал. Мурашки бежали по его спине. Мужчины в форме тащили его по тёмным коридорам куда-то в неизвестность. Если бы у юноши было сердце, оно бы (как он полагал) давно начало бы колотиться так, что проломило бы его грудную клетку.

Было так темно, что Эдди едва мог разобрать очертания решёток и фигур за ними. Стоны пугали его. Проходя мимо решёток, художник заметил, как вскинули головы две фигуры, находившиеся в разных клетках. Стражи остановились. Находившийся в клетке мужчина испуганно вздохнул. Женщина зашипела, призывая его замолчать. Охранники, тащившие Эдгара по коридорам, среагировали на эти звуки, и один из них звонко топнул ногой, заставив пленников испуганно сжаться. Интервита услышал, как в замке повернули ключ, открыли клетку.

Мальчика вдруг резко швырнули на пол. Валден ударился и заныл от боли. Он и позабыл эти знакомые с детства ощущения…

Сделав дело, люди направились в обратную сторону, попутно обсуждая свои планы на ночь. Женщина проводила их взглядом. Мужчина подполз чуть ближе к решёткам.

Эдгар находился в клетке, расположенной рядом с женщиной. Мужчина был заперт в клетке у другой стены напротив них. Лунный свет, падавший из небольших, высоко расположенных окошек едва освещал окружение, и Валден упорно старался привыкнуть к темноте. Как только охрана отошла на приличное расстояние, женщина тут же подползла ближе к стенке клетки и вцепилась в неё обеими руками.

Юноша невольно попятился назад, поморщился от очертаний её рук. Сухие, тонкие руки казались ему жуткими ветками. Такие ветки чаще всего стучатся в твоё окно по ночам или пытаются стянуть с тебя шапку.

Глаза женщины жутко блестели во тьме, и Эдгару они казались какими-то неестественными, впалыми, стеклянными. Вся её фигура была жуткой. Одежда… Ткань висела на женщине как на пугале, стоявшем в огороде дяди Мурро. Сама она казалась обтянутым кожей скелетом. Среди этих тряпок что-то блестело.

Валден надеялся, что эта иллюзия пропадёт вместе с восходом солнца.

Ему пока было нечего сказать о мужчине. Эдгар не мог отвести взгляд от жуткой леди.

Костлявая рука с чем-то блестящим на тонком пальце протиснулась сквозь прутья и потянулась к юноше. Тот даже пискнул от страха и сжался в маленький комок. Ах, как же художник хотел бы спрятаться от неё под одеяло и оказаться в руках возлюбленного! Валден жаждал почувствовать безопасность и любовь прямо сейчас!

Мысли о парне заставили грудь заныть от боли. Эдгар ощущал себя ребёнком, застрявшем в ночном кошмаре! Он зажмурился, принялся пытаться прогнать образы жуткой женщины и Бальсы из своей памяти.

Эта женщина казалась призраком. Воплощением всех детских ужасов из сказок и страшилок!

— Ах, моё дитя, тебе очень больно? Сильно ударился? — дрожащим от волнения голосом заговорила леди.

Было что-то странное в её голосе. Интервита уловил в нём нотки искреннего беспокойства. Голос казался ему особенно приятным. Словно бы заботливая мать, которой у него никогда не было, сейчас находилась рядом.

В момент Эдгар был очарован. Страх, однако, никуда не пропал, и его острые когти продолжали раздирать затуманенный загадочной дымкой разум. Юноша вновь смотрел на эту женщину, и, словно бы поддаваясь инстинкту, он начал тянуть к ней руку. Интервита мысленно одёргивал себя.

Это, должно быть, какой-то гипноз!

— Прояви немного уважения к Королеве, юнец, — бросил мужчина из клетки напротив.

Его голос Эдгара тоже напугал. Художник мог чувствовать, как взгляд незнакомца прожигал в нём дыры.

Королева? Эта женщина? Почему он так называет её? Эдгар не раз видел Королеву! Он и не слышал, чтобы с ней что-то произошло, чтобы женщина оказалась заперта за решётками! Да и (он был в этом уверен) Король не позволил бы ей оказаться в подобном состоянии!

— Ах, Энтони, не дави на ребёнка! Лишь Создательнице известно, через что этому несчастному малышу пришлось пройти! — всё тем же дрожащим голосом произнесла женщина, — Ты и сам был не в лучшем состоянии в день нашей встречи.

— Я не был испуган при виде Вас, моя Королева. Мой сын остался где-то там. Мой спутник взял удар на себя.

Валден уловил, как дрогнул голос мужчины. Энтони всхлипнул в конце своей короткой речи. Королева тяжело вздохнула, но не стала пытаться успокоить его. Всё её внимание было обращено на юношу.

— Как тебя зовут, дитя моё? Прошло так много времени с того дня, когда я впервые видела новое лицо!

Эдгар не мог понять, почему его так тянуло к этой женщине. Он словно бы знал её всё свою жизнь!

— Эдгар… Валден, — пробормотал художник. Он продолжал таращиться на женщину, пока та глядела на него в ответ. Юноша услышал, как она хихикнула, и уже мог представить жуткую, широкую улыбку на её лице.

— Какое чудесное имя! Ах, где мои манеры? Ты можешь звать меня Эдой, дитя моё! — Женщина вновь хихикнула и вмиг сделалась обеспокоенной, — Дорогой, ты не ранен?

— Нет… Нет, всё отлично, — соврал интервита. Место ушиба сильно ныло, но он не посмел признаться в этом.

— Слава нашему Покровителю! — воскликнула Эда, облегчённо выдохнув. Она вдруг сложила руки, закрыла свои огромные глаза и принялась что-то бормотать.

Наконец-то юноша смог оторваться от неё. Эдгару она напоминала одну из тех городских сумасшедших, над которыми хихикают все подряд. Он даже видел парочку, когда жил с Виктором и Эндрю.

Интервита попытался не обращать внимание на ноющую от распиравших его чувств грудь. Валден повернул голову в сторону мужчины. Тот сидел, прижимался спиной к решёткам и медленно поглаживал какой-то предмет, находившийся у него в руках. Эдди подметил, что у него были очень длинные, грязные волосы. Локоны валялись на полу даже за пределами его тюрьмы. Энтони пялился куда-то в пустоту. Он казался художнику таким же костлявым скелетом, как и Эда. Среди тряпок, покрывавших его тело, юноша заметил блеск на груди.

— Что она делает? — шёпотом поинтересовался Эдгар. Этот шёпот разнёсся по коридорам громким эхо. Юноша даже испугаться успел.

— Молится Покровителю и Создательнице за тебя, — бросил мужчина в ответ.

Валден прикусил нижнюю губу, сел и обнял колени. Ни о какой Создательнице, ни о каком Покровителе он никогда не слышал! Новая компания пугала его. Они оба уже выжили из ума? Сколько времени они провели в этом месте? Когда Эдгар сможет покинуть эту гадкую клетку?

Покинуть её, чтобы отправиться в другую. Золотую.

Лишь услышав испуганный вздох Эды Эдгар понял, что принялся шмыгать носом. Слёзы вовсю бежали по его щекам.

— Не хнычь попросту, дитя. Боги отвернулись от нас, — холодно произнёс Энтони, — Со временем привыкнешь.

— Боги не могут решить все наши проблемы, но они продолжают приглядывать за нами! — возразила женщина. В её голосе слышались явные нотки раздражения. Другой пленник хмыкнул.

— И эти Боги допустили наши страдания! — Мужчина прикрыл лицо трясущейся рукой, другой сильнее прижал предмет к себе и продолжил странным, жутковатым голосом: — Нет никаких Богов, моя Королева! Если бы они были… Мой сын, он был бы со мной сейчас! Дома! В тепле и безопасности! — Энтони сдавленно усмехнулся, — Уверен, они уже давно разодрали его на куски и бросили гнить среди отходов! Стервятники!

Эдгар почти не слушал разговоры двух обезумевших пленников. Юноша вдруг почувствовал себя очень маленьким и слабым. Словно бы он вновь стал тем Эдгаром, так страстно желавшим внимания и любви.

Мысли об отчем доме пугали его. Острыми когтями воспоминания впивались в разум. Валден успел позабыть о боли и жестокости. Об отце, Мейпл и Галатее!

О собственной казни…

В его голову прокрался Лука. Образ несчастного молодого человека, прошедшего через множественные пытки, заставил всё в груди заболеть лишь сильнее. В его фантазиях и без того пострадавшие лицо и тело возлюбленного украшали синяки и кровавые отметины.

Теперь юноша мог лишь надеяться на Бадена.

Мужчина вызвался исполнить план вместо Наиба. Разумеется, у него было больше связей и авторитета, чем у Субедара. По этим причинам интервита и доверился ему. Немного поразмыслив, капитан заявил, что у него на примете как раз есть один знакомый, который мог бы подсобить в освобождении Луки. Заявил, что этот человек и сам должен быть заинтересован в предложении.

Сначала все усомнились в том, что Баден действительно привёл интервиту. Волосы Эдгара были покрашены, а золотые узоры скрыты. Юноше пришлось немного расстегнуть рубашку, чтобы продемонстрировать свой кристалл. Всё его тело содрогалось. Хосе оставался спокойным. Один раз даже лёгкий подзатыльник выписал, когда дрожащие руки виты не справились с пуговицей.

Потом интервиту схватили под руки и куда-то потащили, а в помещении вдруг стало людно и шумно. Эдди старался сдерживать слёзы. В мгновение он вновь стал куклой. Валдена толкали, пихали. Он успел позабыть обо всём этом!

Как же ему понравилось быть человеком!

Художник похолодел от ужаса, когда понял, что допрашивать его никто не собирался. Он надеялся на то, что сможет взять всю вину на себя и выгородить возлюбленного, но вот его уже куда-то везли. Со своего лежачего положения юноша мог видеть только небо, плывущие по нему облака. Точнее смотреть на расплывчатую картину. Слёзы бежали по щекам, и Эдди старался сдерживать всхлипы, чтобы ему не стало хуже.

Он слышал обрывки разговоров сопровождающих. Те обсуждали что-то своё. Вот юноша выцепил кусочек разговора о деньгах, которые отец готов заплатить за его голову. Вот они начали смеяться, обсуждая вещи, которые можно было бы с ним сделать, будь он «такой же миленькой девчонкой». Вот уже говорили о своих делах.

Валден старался не слушать их. Они не могут навредить ему. Отец найдёт тех, кто устроит им «весёлую жизнь». Нет, разумеется, отец не заботился о нём, но кристалл в его теле до сих пор являлся ценностью.

Боль в груди снова стала сильнее, когда он задумался о Луке вновь. Художник надеялся на то, что молодой человек не потерял свой талисман. Ах, вот бы у него была возможность как-то узнать, что случится с возлюбленным дальше! Баден обязан вытащить его!

Эдгар вдруг похолодел от ужаса, когда вспомнил о выбитом из груди куске. Отец его ещё раньше убьёт! И как он должен это объяснять, чтобы его голову не разбили о ближайшую стену?

Взгляд невольно упал на разговаривающих мужчин.

Он мог бы сказать, что они избили его, и камень был разбит во время побоев посторонними предметами.

Да. Да! Он может подставить их! Если он будет страдать, то почему бы не утащить их на дно с собой? Наверняка от их рук кто-нибудь да пострадал раньше. Разве это не будет благим делом — преподать им урок?

И теперь интервита застрял здесь, в этой тюрьме с двумя сумасшедшими. Эда продолжала читать молитвы, Энтони думал о чём-то своём. Валдену хотелось есть. А ещё он ужасно устал… Последний раз юноша ел ещё в машине Хосе. Мужчина остановился где-то в городе и купил несколько сладких булок, чтобы парнишка мог набить живот. Он сразу предупредил о том, что какое-то время беглый интервита должен будет провести в заключении, прежде чем его опознают и заберут. Воду пленникам дают раз в день, а еду и то реже.

Эдди даже не знал, хотел ли он, чтобы отец забрал его скорее. Возможно, лучшей идеей было бы сгнить здесь заживо. Художник постарался унять бесполезные рыдания и утёр слёзы рукавами. Энтони был прав. Ему не стоило хныкать попусту. Он ведь сам согласился на это.

Ради Луки. Валден так надеялся на то, что сейчас возлюбленный уже находился дома, вкусно поужинал и готовился ко спокойному сну.

Надеялся, что Бальса позабудет его — сделает то, что Эдгар никогда не сможет.

— Не плачь, ребёнок, — повторился мужчина. Он тяжело вздохнул и горько усмехнулся, — Слёзы ещё никому не помогали…

Эдгар вновь шмыгнул носом, но попытался завести с ним разговор. Возможно, хотя бы безумные бредни этого сумасшедшего смогут отвлечь его от боли.

— Как давно Вы здесь, мистер? — дрожащим голосом выдал художник.

— Лишь Создательнице с прихвостнями известно, если они существуют, — пренебрежительно бросил Энтони, — Прошло так много одинаковых дней, что я уже и свой возраст-то не назову. Королева здесь и того дольше торчит.

На упоминание Создательницы Эда издала недовольный звук. На своё имя она не отреагировала. Женщина продолжала молиться.

— Так долго? Почему же они держат вас здесь? — Эдгар невольно прикусил губу и чуть подался вперёд.

— Потому что им нравится заставлять меня играть для них. Держат здесь как цирковую зверюшку!

— Вы играете, мистер?

— Ради твоего здравия! Просто зови меня Тони! Имя у меня есть! Энтони Паганини, понятно?

Валден немного опешил от раздражения в его голосе, но согласно кивнул. Интересным он нашёл и то, что мужчина не стал упоминать никого из Богов, и вместо этого использовал «твоё здравие». Эдгар не стал говорить об этом вслух, но мысленно он жалел Паганини. Отчаяние пожирало его изнутри. Оно лишило его даже веры.

Вера… Интервита как-то сидел рядом с Эндрю на кладбище подле храма Лутц и чертил что-то на листке бумаги, пока мужчина занимался работой. Эдди напросился пойти с ним от скуки. Бальса был слишком занят на работе в те дни, а Виктор отсыпался после работы и домашних дел. Эдгар проспал весь день, и теперь ему было нечего делать всю ночь. Мари покорно лежала на его коленях.

Художник задумчиво уставился на башню храма, когда услышал колокола. Он слышал их и из дома, но уже успел привыкнуть. Иногда он видел людей, что служили здесь. Иногда слышал их молитвы. Эти молитвы были такими долгими, и произносили их так быстро, что Эдгар почти не разбирал их. Виктор сказал, что ему совсем не обязательно углубляться в веру.

— В чём смысл? — как-то потерянно произнёс юноша.

Эндрю ойкнул от неожиданности, услышав голос Эдди. Кресс умудрился удержать лопату в руках и выдохнул с облегчением.

— Хм? О чём ты? — подрагивающим голосом спросил он в ответ. Мужчина решил продолжить заниматься своим делом, попутно поддерживая разговор. Чаще всего он работал один и в тишине, иногда лишь отвлекаясь на звуки колоколов или жужжание насекомых — единственных спутников.

— Вера. В чём смысл?

— Смысл?

— Ну да. Вот ты молишься каждый день. Зачем? Что тебе это даёт?

Валден не смотрел на удивлённое лицо Энди. Вместо этого он обратил внимание на Мари и гладил её мягкую спину. Кошка же с радостью принимала ласки и довольно заурчала. Кресс не был готов к подобному вопросу. Действительно, что ему давала вера? Могильщик поднёс руку в грязной перчатке к подбородку и задумался. Разумеется, у него были некоторые мысли на этот счёт, но Эндрю всегда было сложно выражать их.

Интервита не торопил его с ответом. Эдди наслаждался лёгким летним ветерком, звуками, небом. На кладбище всегда было тихо. Он знал, что многих пугали кладбища с их тёмной, жуткой атмосферой. Некоторые люди боялись и того, что мёртвые вылезут из своих гробов и нападут. Юноша находил это забавным.

Его удивляло разное отношение к мертвецам. Эдгар видел аккуратные, ухоженные могилки, на которых всегда появлялись свежие цветы. Надгробные камни и кресты были вымыты, а участок рядом прибран. Другие же, даже соседние могилы находились в ужасном состоянии. Камни разрушались, покрывались чем-то гадким, кресты уже давно покосились. Это нагоняло тоску.

Раньше Эдгар часто задумывался о том, что сделают с его телом. Что ж, взглянув на труп Филиппа, он понял, что о хоть какой-то могиле он мог и не мечтать. Хорошо, что подобные переживания остались в прошлом! А о могилке Бальсы он будет заботиться всегда, даже если придётся приезжать издалека.

— Я не уверен…

Вита повернул голову в сторону могильщика. Эндрю вновь орудовал лопатой, но, кажется, собирался продолжить свой монолог. Только сейчас художник заметил, что Мари игриво хватала его за руку лапами, а сам он прикусил свой карандаш.

— Знаешь, вера… Думаю, иногда людям просто необходимо чувствовать себя нужными хоть кому-то. Или… Или знать, что кто-то заботится о них, присматривает, — принялся бормотать Кресс. Его движения становились всё медленнее, пока он не остановился и не опёрся на лопату. Взгляда Эдгара мужчина старательно избегал, — А кому-то хочется верить, что жизнь после смерти есть, и что там будет лучше, чем здесь… И туда обязательно пустят хорошего человека. И хочется знать, что страдаешь ты не просто так, и… Гм, а ещё… Ещё вера помогает держаться за жизнь, знаешь?

Эдгар искривил бровь и выплюнул карандаш в свободную руку.

— Каким же образом?

— Ну… Понимаешь, до вас с Виктором… До вас было очень, очень тяжело, и… Самоубийство — это грех, а я… Я ещё хочу обнять маму хотя бы раз, понимаешь?

С каждым словом и без того тихий голос Эндрю становился всё тише и тише, всё сильнее он краснел от своих слов, вероятно, боясь осуждения. Но Эдгар лишь молча слушал, сверлил бледного человека взглядом.

— Наверное, у Всевышнего есть какой-то план даже для такого… Для такого жалкого червя… Если я существую, то, наверное, я ещё для чего-то ему послужу… И в самые тяжёлые моменты лишь Бог помогал мне… Он давал мне шанс не сойти с ума окончательно, когда… Когда казалось, что весь мир ненавидит меня, и…

Юноша услышал, как его собеседник всхлипнул. Кресс снял одну перчатку и утёр слезу тыльной стороной ладони. Затем он надел перчатку обратно. Эдгар вновь успел обратить внимание на это злосчастное кольцо, поджал губы, но не стал говорить об этом.

— Значит… Бог даёт тебе надежду?

— Да… Надежду на то, что завтра будет лучше, чем вчера… Что я ещё жив ради чего-то… Что мама ещё ждёт меня где-то там… Приглядывает… Знаешь, тяжело жить без веры во что-то. Без веры и надежды. Когда сердце переполнено отчаянием, и ты не можешь избавиться от него, то и жизнь становится невыносимой. Любому нужна надежда… Даже сама призрачная!

Энди задумчиво уставился в небо. Эдгар последовал его примеру. Вместе они глядели на звёзды в молчании какое-то время. Лишь Мари были неинтересны эти блестящие, такие далёкие объекты.

Ещё ребёнком Эдгар любил звёзды. Такие свободные, яркие… Здесь, на безлюдном кладбище, они казались ему иными, отличными от тех звёзд, что он видел из своего окна или сидя у костра с товарищами.

— Виктор рассказывал, мол, один человек, которого он знал, утверждал, что смерти не существует, — как-то потерянно, монотонно заговорил Кресс, — Что все мы уходим к звёздам, когда наше время истекает… Как-то он сказал мне кое-что. — Могильщик прочистил горло и продолжил: — «Если ты когда-нибудь почувствуешь себя одиноким без меня — посмотри на звёзды. Мы с тобой всегда будем делить одно небо, и где-то там я буду смотреть на ту же маленькую звёздочку, что и ты».

— Звучит как что-то, во что поверил бы сам Виктор. Он ведь у нас весь из себя поэт, — усмехнулся Эдди.

— Виктор верит в цикл…

— Цикл?

— Угу. Виктор говорит, что все мы получаем новые тела и имена после смерти. Говорит, само существование интервит это доказывает. — Кресс тяжело вздохнул, — Но я не хочу верить в перерождение. Я хочу спокойствия после смерти, понимаешь?

Эдгар кивнул. Он так и не сводил взгляда с неба. Где-то там его дорогая сестра, наверное, тоже смотрит на звёзды сейчас. И Лука глядит на них, проваливаясь в сон. И Галатея тоже.

— А во что веришь ты? — вдруг спросил Эндрю.

Вопрос застал юношу врасплох. Он вскинул брови и задумался.

— Ну… Не знаю даже. — Валден пожал плечами, — Я как-то не верил ни во что особо раньше. Просто знал, что умру. Вот и всё тут. — Художник чуть сильнее сжал карандаш в своей руке, — Но, знаешь, Эндрю… Мне нравится идея цикла. — На его лице вдруг появилась лёгкая печальная улыбка, — Раз уж я должен прожить намного дольше вас… Я хочу встретиться снова.