Глава IV. Обещание (1/2)
— Всё будет хорошо. — эти слова эхом повторялись у Ханны в голове.
Дальше всё для неё смешалось в один большой сон. Иногда ей казалось, что она просыпается, но из одного сна Ханна лишь попадала в другой. Она словно плыла по безбрежным пространствам, хорошо знакомым ей и давно забытым, блуждала по бесконечным коридорам. Ханна встречала там знакомые лица: Зак, Марта, Джеремайя, Кёрли, Чарли...
Она видела и себя – маленькая, объятая жаром лихорадки, она лежала на кровати, а отец сидел рядом с ней, рассказывал ей что-то и гладил по голове.
В какой-то момент она проснулась. Теперь Ханна точно это знала – она чувствовала тяжесть своего тела, голова раскалывалась, а в горле пересохло. Ханна приподняла голову и оглядела комнату (последнее далось ей с трудом, потому что всё расплывалось у неё перед глазами) – она не могла вспомнить, где находится, хотя комната, просторная и дорого обставленная, была ей как будто смутно знакома.
Вдруг дверь, тихо скрипнув, открылась.
— Привет! — мягко произнёс голос. Женщина с холодными глазами. (Только теперь её взгляд был мягким). Её Ханна тоже видела во сне. Кажется, её звали Эйда?
Эйда, осторожно ступая, подошла к Ханне, и, присев на край кровати, посмотрела на неё таким взглядом, которым обычно смотрят на смертельно больных. Ханна попыталась приподняться – левый бок отозвался резкой болью.
— Нет! Тебе не стоит так резко вставать! — Эйда мягко взяла Ханну за плечо. Ханна опустилась обратно на подушки.
Видя встревоженное выражение лица Ханны, Эйда добавила:
— Всё в порядке! Меня зовут Эйда, я здесь, чтобы помочь тебе. Ты в безопасности.
— Где я? — выдохнула Ханна.
— В доме моего брата, Томаса Шелби.
Ах да, теперь Ханна вспомнила эту комнату – она провела здесь многие часы за уборкой.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Эйда, по-прежнему сочувственно глядя на Ханну.
— Не знаю. У меня болит голова. — помедлив, сказала Ханна. В глазах всё ещё двоилось.
— Это из-за морфина. Джеремайя давал его, чтобы тебе не было больно, пока рана заживает. Боже мой! — Эйда мотнула головой. — Это было просто бесчеловечно: вытаскивать из тебя пулю без анестезии... и абсолютно безответственно!
Ханна осторожно дотронулась рукой до левого бока. Он был забинтован. Короткие вспышки воспоминаний мелькнули у неё в голове.
— Сколько времени я спала? — спросила Ханна.
— Четыре дня.
Четыре дня... Не так много, потому что Ханне казалось, что она провела во сне целую вечность.
Ханна подумала ещё немного и затем спросила:
— Где мистер Шелби?
— О, Томми Шелби – это последний человек, за которого тебе следует сейчас волноваться! — воскликнула Эйда. — Он уехал в Америку, по делам. Ханна, тебе сейчас нужно думать только о своём выздоровлении, ладно?
Ханна кивнула.
— Отлично. — Эйда встала. — Я спущусь на кухню и попрошу у них супа для тебя, хорошо?
Ханна снова кивнула. Когда Эйда ушла, она снова погрузилась в туманную полудрёму.
Ей казалось, что прошло несколько часов, прежде чем Эйда вернулась. Запах еды приятно защекотал ноздри, и Ханна поняла, что очень голодна. Она острожно приподнялась на подушках.
— Куриный суп! — объявила Эйда.
После еды в голове Ханны значительно прояснилось.
— Если тебе что-нибудь понадобиться, то не стесняйся, обращайся ко мне. — сказала Эйда. — или к Фрэнсис.
— Мне нужно в уборную. Можешь помочь мне дойти?
— Тебе не следует вставать. Я позову...
— Пожалуйста. Тут всего пару шагов... — Ханна посмотрела на дверь, до которой действительно было совсем недалеко.
В конце концов Эйда сдалась. Ханна, опираясь на её плечо, медленно встала. Ноги как будто перестали её слушаться за это время – Ханна с трудом могла сделать шаг. Но всё-таки, медленно, но верно, она продвигались вперёд. Левый бок отдавал резкой болью при каждом шаге.
— Ты в порядке? — спросила Эйда, когда они наконец пришли.
— Да, всё хорошо. — улыбнувшись, сказала Ханна. Рана на боку ужасно болела. Она опёрлась руками на раковину, чтобы не упасть. Пара шагов ощутились для неё как целый марафон.
— Я буду за дверью, как закончишь, крикни.
— Спасибо.
Когда Эйда закрыла за собой дверь Ханна ещё сильнее вцепилась в раковину и склонила голову, борясь с приступом дурноты и головокружением. Наконец, спустя некоторое время, пол под её ногами перестал ходить ходуном.
Ханна подняла голову и посмотрела в зеркало. Осунувшееся лицо. Под глазами залегли тёмные тени. В волосах всё ещё остались капли запёкшейся крови. Да, и в самом деле прошло всего несколько дней, хоть Ханне и казалось по-другому, – ссадина на лбу успела лишь покрыться коркой.
Неужели это было в реальности? Она помнила обрывки того дня: морозный воздух, испуганное лицо Томаса Шелби, сильный запах табака, который она чувствовала, пока он нёс её, свет фонарей в каплях на стекле. Всё-таки она не умерла.
Ханна открыла кран с холодной водой, подставила сложенные руки под струю и с наслаждением опустила лицо в ладони.
Вечером к ней зашёл Джеремайя.
— Привет. Выглядишь хорошо. — он мягко улыбнулся. — Как ты?
— Неплохо.
— Давай я посмотрю рану. Повернись на бок, нужно поменять повязку. — он стал разматывать бинты.
Ханна поморщилась: в некоторых местах бинт присох к ране и теперь снимать его было больно.
Джеремайя остановился.
— Прости меня. — тихо сказал он.
— Ничего, я терплю.
— Я не про это. Прости, что не поверил тебе.
— Нет, тебе не стоит за это извинятся. — быстро сказала Ханна.
— Нет. — Джеремайя покачал головой. — Как раз-таки стоит. Тебе очень повезло. И Томми очень повезло. Господь был милостив к вам обоим.
Ханна ничего не ответила. Джеремайя стал осматривать рану.
— Всё заживает. Инфекции нет. Это очень хорошо. Сейчас всё обработаю, потерпи.
***</p>
На следующее утро тот туман, который окутывал Ханну весь прошлый день, отступил. Она могла мыслить ясно, но теперь ей быстро стало ужасно скучно. С утра к ней заходила лишь Фрэнсис, но та держалась отстранённо и была молчалива, только спрашивала, что ей, Ханне, нужно, и в оставшееся время Ханна просто лежала и глазела в потолок.
Зато после обеда пришла Эйда. В этот раз у неё в руках была большая стопка книг.
— Вот, я принесла книги. — деловито сказала она, ставя стопку на кровать. — Не знаю, что ты любишь читать, и любишь ли читать вообще, но принесла самые разные.
Эйда принялась открывать шторы, чтобы пустить в комнату солнечный свет.
— Если честно, я ужасно спешила, поэтому схватила первые попавшиеся, но завтра могу принести тебе другие, какие скажешь.
Ханна стала перебирать книги. Любовные романы в пестрой обложке. Что-то из классической литературы.
И книга в коричнево-красной обложке, точь-в-точь такая же, какая была у отца.
— Я читала её. — слова помимо воли вырвались у Ханны изо рта. Ей тут же захотелось прикусить себе язык.
— Что? Роман? — Эйда обернулась. Увидев книгу у Ханны в руках, она удивлённо заметила:
— Так ты коммунистка?
Ханна молчала. Она смотрела на книгу и хотела, чтобы этот момент поскорее закончился.
— Всё в порядке, я сама поддерживаю коммунизм. — Эйда снова занялась шторами. — Всё в порядке, Ханна, — повторила она, снова обернувшись и увидев всё то же напряжённое выражение лица Ханны, — в этой семье никого ничему нельзя удивить. — она усмехнулась, возведя глаза к потолку. — Но помню сколько было воплей, когда я вышла замуж за Фредди. Он был коммунистом.
— Был? — сдавленным голосом спросила Ханна.
— Он умер. От испанки.
— Мне жаль.
— Всё в порядке. Я давно пережила это. И тому же у меня есть сын. — Эйда подошла к Ханне и, присев на кровать, взяла её за руку. — Ханна, тебе абсолютно нечего здесь бояться, — Эйда заглянула ей в глаза. — какие бы не были твои убеждения. Или твоё прошлое. Особенно после того, что ты сделала.
Ханна благодарно кивнула, прикрыв глаза.
Даже с книгами дни тянулись долго.
Но эти долгие дни скрашивал приход Эйды. Она любила поговорить, а Ханна была благодарным слушателем. У Эйды была интересная и насыщенная жизнь. О своей жизни Ханна не говорила, впрочем, Эйда и не настаивала. Иногда она приводила с собой и своего сына, Карла. Они здорово поладили. Карлу было восемь, но он уже очень хорошо играл в шахматы. Ханна никогда раньше не играла в шахматы, но она была прилежной ученицей, и вскоре ей даже удалось сыграть с Карлом вничью.
Зима сходила на нет. Ханна начала понемногу вставать с постели. Она была ещё слишком слаба, но, по крайней мере, теперь она могла подойти к окну и смотреть, что происходит во дворе, – хоть какое-то разнообразие.
Сейчас двор был пуст, смотреть было не на что. От скуки Ханна оглядела комнату. Её взгляд упал на стоявшее возле окна небольшое бюро, красивое, с резными вставками на цветочные мотивы. Ханна подошла к нему и задумчиво провела пальцем по лакированным листьям. Помедлив, Ханна открыла ящик: какие-то бумаги, старые автоматические ручки, скрепки, всякая мелочь. Её внимание привлекла небольшая шкатулка из красного дерева, стоявшая в глубине ящика. Ханна осторожно достала её и открыла. Она увидела там фотографию женщины: красивая, с волнистыми локонами, спускающимися на плечи, – её взгляд, направленный куда-то вдаль, был как будто немного печален. Фотографий в шкатулке было много. Вот эта женщина стоит вместе с Томасом Шелби, оба улыбаются спокойными улыбками. Она с ребёнком. Она, Томас и ребёнок... Маленькая счастливая семья. Ханна чувствовала, что она делает что-то неправильное, вторгается во что-то личное, но она не могла перестать разглядывать фотографии.
В коридоре послышались шаги. Ханна судорожно смахнула фото обратно в шкатулку, быстро засунула её в полку и обернулась. Но шаги простучали мимо – должно быть это была Фрэнсис, которая сновала туда-сюда, занятая уборкой. Ханна облегчённо вздохнула и посмотрела в окно: через чернеющее на фоне серого неба поле, по направлению к конюшням, ковылял Кёрли. Ханна проводила его взглядом до тех пор, пока он не скрылся из виду.
***</p>
Вскоре на улице окончательно утвердилась весна: во дворе всё зазеленело, а по утрам Ханна слышала пение птиц. Рана совсем затянулась – Джеремайя снял последние швы.
Ханна решила, что с неё хватить сидеть в этой комнате. Спуститься на первый этаж было сложной задачей, но она справилась. Как приятно было снова оказаться на свежем воздухе! Ханна присела на ступеньки перед домом, чтобы отдохнуть, и с наслаждением подставила лицо нежному весеннему ветерку.
Она увидела Джонни Догса, который шёл из конюшен. Завидев Ханну, он свернул к ней.
— Ханна! Рад видеть тебя в добром здравии! — воскликнул он.
— Спасибо. Как твои дела, Джонни Догс?
— Потихоньку. На прошлой неделе Эсмеральда родила мне ещё одного сына, Фонсо, славный крепенький мальчик!
— Поздравляю! — улыбнулась Ханна.
Джонни Догс засиял как медный грош.
Ханна вдруг вспомнила ещё кое-что.
— Где мой пистолет? — спросила она.
— Пистолет? Не знаю. — удивлённо ответил Джонни Догс, прищурившись.
Но у Ханны было смутное чувство, что он знает, о чём она говорит, поэтому она повторила:
— Мой пистолет. С деревянной рукоятью. На которой вырезаны мои инициалы.
— А-а-а... — протянул Джонни Догс, будто вспомнив что-то. — Так это твой?... Он у меня.
Он запустил руку за пазуху и достал её пистолет.
— Хороший пистолет. Лёгкий. — он взвесил его в руках, не спеша отдавать.
— Да, хороший. — ответила Ханна, протянув руку. — Он был сделан специально для меня, на заказ.
Джонни Догс наконец протянул ей пистолет, удивлённо качнув головой.
Ханна открыла барабан. Там было пусто.
— Может, ты дашь мне немного патронов?
— Зачем тебе?
— Ну это же пистолет. В нём должны быть патроны. Иначе зачем он?
— А-а. — протянул Джонни Догс. — Ну хорошо.
Через неделю Ханна уже окрепла настолько, что смогла отправиться в лес. Это было настоящим чудом – Ханна любила быть на природе, и ей ужасно не хватало прогулок всё это время, что она провела в доме. Она стала ходить в лес каждый день, и с каждым разом это давалось ей всё легче.
В один из разов, когда Ханна возвращалась обратно, она снова встретила Джонни Догса. Он стоял у дома и жевал яблоко.
— Я слышал стрельбу в лесу. Это ты там стреляешь? — спросил он.
— Я.
— Зачем? Охотишься на птиц?
— Нет. Тренируюсь.
— Так ты метко стреляешь, а?
— Метко.
Джонни Догс прищурился.
— А сможешь попасть... — он оглянулся, в поисках подходящего предмета. — В то ведро, скажем... с двадцати шагов?
— Легко! Я смогу попасть даже в твоё яблоко.
Он усмехнулся:
— Так я ведь его уже его надкусил!
— Ничего страшного.
Джонни Догс с сомнением посмотрел на Ханну:
— Лучше начать с ведра.
Следующий час – оба были достаточно азартны – они провели, соревнуясь в стрельбе по разным мишеням на поле. Ханна несомненно выигрывала.
Они так увлеклись этим делом, что не слышали, как к дому подъехала машина. Зато Томас Шелби прекрасно слышал выстрелы ещё задолго до того, как свернул на подъездную дорогу. Он припарковался и, заглушив мотор, вышел из машины. «Что, чёрт возьми, здесь происходит?» — подумал он. Возведя курок пистолета и спрятав его в карман (на всякий случай), Томас направился к полю, откуда доносились выстрелы.
Ещё издалека он заметил копну развевающихся на ветру белых волос. Надо же, девчонка, которая убила пятерых человек и была ранена, теперь беспечно бегала по полю и палила из пистолета. Он вздохнул.
Джонни Догс первым заметил Томаса.
— Томми! — воскликнул он.
Ханна обернулась.
— Добрый день, мистер Шелби! — сказала она, улыбнувшись.
Он кивнул. Тень улыбки тоже появилась у него на лице.
— Я рад, что с тобой всё в порядке. — сказал он. — Что вы тут устроили?
— Она стреляет как бог, Томми! — воскликнул Джонни Догс. Он уже давно признал своё поражение.
— Как бог? — Томас поднял бровь – странно было слышать такое от Джонни Догса.
— Ещё не верите? — спросила Ханна.
— О, теперь я верю. — он качнул головой. Хотя, в душе он всё ещё не мог поверить.
— Вы не выглядите убеждённым, мистер Шелби. — бойко сказала Ханна.
Раззадоренная соревнованием с Джонни Догсом, она спросила: