3 (2/2)

Джеймс бегом ворвался на кухню и чуть не сбил Гермиону с ног. Он был таким непоседливым ребенком, что не мог оставаться на одном месте больше пяти минут. Бегал по дому, что-то кричал, смеялся и дразнил младшего брата, за что через каждый час получал от матери нагоняй. А потом бессовестно продолжал свои шалости.

— Джеймс, прекрати, — осадила его Джинни, когда мальчик дернул Гермиону за штанину ее брюк, чтобы обратить на себя внимание крестной. — Если ты хочешь что-то сказать Гермионе, ты должен обратиться к ней по имени.

— Гермиона! — звонко позвал Джеймс.

— Я вас слушаю, мистер Поттер, — Гермиона попыталась правдоподобно изобразить благодушие, хотя больше всего на свете ей хотелось закрыться в выделенной ей комнате и спрятаться с головой под одеялом.

— Поиграем в прятки?

— Я бы с удовольствием где-нибудь спряталась, милый, но мне нужно помочь твоей маме с ужином, — погладив мальчика по черным вихрам, ответила Гермиона. — Поиграй с братом.

— Он хнычет, — насупился Джеймс.

— Ты снова довел его до слез? — Джинни поставила руки на свою расплывшуюся талию. — Сколько раз за сегодня я велела тебе не обижать брата? Он же маленький! А ну идем со мной. Ты сейчас же перед ним извинишься. Гермиона, можешь, пожалуйста, разрезать запеканку?

— Думаю, это мне по силам, — не удержалась от иронии та.

Пока она разрезала еще дымящуюся запеканку прямо в емкости для выпечки, огонь в камине стал зеленым, и из него вышел уставший Гарри в аврорской мантии. Они встретились взглядами и принужденно улыбнулись друг другу.

— Привет, — Гарри подошел к ней и неловко клюнул в щеку, словно не будучи уверенным, что имеет на это право. — Как ты?

— Не знаю, — не стала юлить Гермиона и отдала нож Гарри, когда тот протянул за ним руку. — Я просто…

Опустившись на стул, Гермиона поставила локти на столешницу и стала массировать виски.

— Репортеры подловили вас возле Мунго, — по-своему интерпретировал ее настроение Гарри, раскладывая кусочки запеканки по тарелкам. — Прости, что не встретил. Я не смог вырваться.

— Все в порядке. Я понимаю, — очередная ложь во имя сомнительного блага.

И вот они сидят за столом: Гарри, его беременная жена и их двое сыновей. Счастливая образцовая семья. И затесавшаяся между ними Гермиона, которая практически задыхается от навязчивого ощущения собственной ущербности.

Нет, она просто не может сидеть, сложа руки, и жалеть себя. Не может и дальше притворяться, что она в порядке. Или изображать бесконечное понимание. Ни черта ей не понятно, ясно?! И с этим нужно что-то делать.

Ей нужны ответы.

Нужен смысл.

— Я хочу его увидеть, — это заявление повисло над столом, как черная грозовая туча.

Гарри застыл, так и не поднеся ко рту вилку с наколотым на него куском запеканки. Джинни перестала вытирать салфеткой рот испачкавшегося в соусе Альбуса. Даже Джеймс перестал ерзать на стуле и повернул к ней голову.

— Так, вы поели? — преувеличенно оживленно воскликнула Джинни, обращаясь к детям. — Идемте мыть руки. Годрик, половина моего соуса на ваших рубашках!

Взяв детей за руки, Джинни увела их из кухни. Гарри скованно отложил вилку на свою тарелку и расстегнул две верхние пуговицы рубашки. Готовился к долгому спору, хорошо зная свою лучшую подругу.

— Гермиона, я не думаю, что это хорошая идея.

— Почему?

— Причин предостаточно. Во-первых, тебя только сегодня выписали из больницы. Ты еще не оправилась окончательно. Тебе нужен покой. Я пообещал твоему врачу, что обеспечу тебе все необходимые условия для реабилитации.

— Я не лишилась рассудка! — вспылила Гермиона. — И не нужно говорить со мной так, словно я несмышленый ребенок. Даже если я и забыла некоторые события из своей жизни, я остаюсь взрослым самостоятельным человеком. И я сама принимаю решения.

— Ты абсолютно права, — сказал Гарри таким тоном, каким обычно успокаивают разбушевавшихся психопатов. — Но тогда все мои усилия, направленные на то, чтобы дистанцировать тебя от преступлений Малфоя, будут перечеркнуты. Я месяцами доказывал Визенгамоту, что, когда ты придешь в себя, ты будешь сотрудничать со следствием и осудишь действия мужа. Ты не на его стороне, Гермиона. Ты не должна видеться с ним, если не хочешь, чтобы тебя заподозрили в…

— Меня и так подозревают, — оборвала его Гермиона. — Разве не ты сказал, что я, как его жена, первая в списке подозреваемых?

— Но будет лучше, если ты не станешь убеждать судей в том, что их подозрения оправданы.

— Я должна разобраться во всем, Гарри, — перестав кричать, Гермиона выдохнула это почти в изнеможении. — Я не могу так… Не могу сидеть взаперти в твоем доме, помогать Джинни готовить ужины и играть с твоими детьми, как ни в чем не бывало. Моя жизнь разрушена. И я хочу понять, почему.

Он терпеливо выдохнул и взял ее за руку.

— Я понимаю.

— Да ни черта ты не понимаешь, — она вырвала свою ладонь из его захвата.

— Пожалуйста, поверь мне, — проникновенно прошептал Гарри. — Я с тобой. Я всегда поддержу тебя. И я понимаю, что ты хочешь все выяснить. Я на твоем месте и сам требовал бы ответы. Но…

— Что «но», Гарри? — устало взглянула на него Гермиона.

Он помолчал какое-то время, а потом обратил к ней мрачный взор своих зеленых глаз.

— Он опасен, Гермиона. Я не могу допустить, чтобы ты общалась с таким человеком. Забудь о нем. Его казнят в любом случае. И тебе незачем травмировать себя. Может, даже к лучшему, что ты его не помнишь. Ты легче все это перенесешь.

— Опасен? — она нервно усмехнулась. — Я была за ним замужем! — тут она впервые заметила на своей руке серебряный перстень с миндалевидным изумрудом в окружении крохотных бриллиантов и продемонстрировала его. — Я все еще его жена! И вы как будто с этим смирились. А теперь ты вдруг заявляешь, что я не могу с ним даже увидеться?

Сняв очки и с нажимом потерев лицо, Гарри затем вернул очки на место и посмотрел на свой остывший недоеденный ужин.

— Он всегда был опасен, Гермиона. Малфой был Пожирателем Смерти. И он перешел на нашу сторону уже под конец, когда понял, куда ветер дует. После войны он пытался реабилитироваться в глазах общества, пускал пыль в глаза щедрыми пожертвованиями и громкими словами о раскаянии, но я видел его глаза тогда, на суде. Да, я выступал в его защиту в благодарность за то, что он не выдал меня в Малфой Мэноре и за их с Нарциссой содействие в битве при Хогвартсе. Но война изменила его. Она сделала из него машину смерти. Ты не читала его дело, не видела всех его зверств. Его оправдали только благодаря моим показаниям и огромной взятке, которую Нарцисса дала Визенгамоту. Это она умоляла меня помочь ее сыну. Чуть ли не на коленях стояла. То, что Малфой натворил в ту апрельскую ночь, показывает его настоящую натуру.

— Раз он такое чудовище, почему я вышла за него? — Гермиона искренне не понимала. — Ты же знаешь меня, Гарри. Я… я бы никогда не смогла полюбить по-настоящему плохого человека.

Гарри качнул головой, видимо, тоже недоумевая.

— Я до сих пор не понимаю, как вы смогли сойтись. Ты — героиня войны, он — убийца и бывший последователь Волдеморта. Вы были слишком разными до встречи, но после нее превратились в чертовых близнецов! Вы одевались одинаково, обсуждали одни и те же темы — политика, благотворительность, искусство, книги. Вы, блять, двигались в унисон! И я клянусь тебе, что я не знаю, как это произошло.

— И вы не пытались отговорить меня от отношений с ним?

— Пытались, конечно. Но все было бессмысленно. Ты защищала его так яростно, что мы сдались. И я был растерян, ведь он оставался все тем же холодным, жестоким ублюдком, каким я всегда его видел. Только теперь он еще был чуть ли не профессиональным убийцей, который во время войны выполнял задания Волдеморта со страстным рвением и переметнулся на сторону победителей только ради того, чтобы выжить, а не из-за смены мировоззрения.

Гермиона поежилась от услышанного, но промолчала.

— Мы с Роном пытались убедить тебя, что он — не твой вариант. Что он сломает твою жизнь, разобьет тебе сердце. Но ты отвечала, что он никогда не причинит тебе вреда. И во многом так и было. Ты была единственной, на кого он смотрел хоть сколько-нибудь тепло. Он тебя слушал и уважал, поощрял все твои начинания и подпитывал амбиции. И пока ты шла к должности министра походкой Наполеона, Малфой просто стоял за твоим плечом с видом человека, который охраняет свое сокровище от любых посягательств. Мы перестали общаться из-за него, Гермиона. Он никого к тебе не подпускал. Я уверен, что это он убедил тебя отдалиться от нас и увел в собственный круг общения. Ты, блять, подружилась с Паркинсон, Забини и Ноттом, представляешь?

Это признание сильно удивило Гермиону. Неужели дошло до такого?

— До апрельского происшествия я видел тебя только в газетах и раз в месяц в Министерстве. Наше общение было на уровне «привет-пока». Вот, что он сделал с тобой. С нами. И да, я ему не доверяю. Не после того, как он устроил массовое убийство с расчлененкой в собственном доме и голыми руками перебил отряд авроров. Что, если это в действительности он стер вам обоим память, чтобы скрыть нечто ужасное? Что, если это он, обезумев, наложил на тебя то темное проклятие, которое тебя чуть не убило? Ты была в коме пять месяцев!

Закрыв глаза, Гермиона сделала медленный выдох, чтобы успокоить разбушевавшиеся нервы.

— Гарри, я знаю, что ты беспокоишься обо мне. И я благодарна за твою заботу, но…

— Ты все равно к нему пойдешь, — фыркнул он с безнадежным видом.

— Да, потому что мне нужны ответы.

— Их у него нет. Я тебе сказал, что Малфой, как и ты, ничего не помнит. Он отказывается сотрудничать со следствием. Его пытались допросить с помощью легиллименции, но он оказался великолепным окклюментом. В его разум не пробиться. Нам удалось выбить из него признания о том, что в его памяти отсутствуют последние пять лет, только под пытками и сывороткой правды. Не имеет никакого смысла ждать от него ответов.

— Позволь мне самой судить, в чем есть смысл. Я именно его и хочу найти. Проклятый смысл! Иначе я просто сойду с ума…

— Что я могу для тебя сделать, Гермиона? — Гарри неохотно признал себя побежденным в споре. — Разреши мне пойти с тобой, пожалуйста.

— Просто организуй мне встречу с Малфоем, Гарри. Как можно скорее.