1 (2/2)
Она идет по темно-зеленому мрамору атриума Министерства Магии, гордо улыбаясь прохожим. Ее серая мантия развевается у нее за спиной. Ей кивают, шепчут приветствия, интересуются ее мнением о погоде и последних новостях. Вот она подходит к двери своего кабинета, на котором вывешена табличка «Гермиона Грейнджер», а снизу указана должность… но эти два слова расплываются, ускользают от нее.
Бесконечные заседания, благотворительные мероприятия, фальшивые улыбки и пожимания рук. Это все мелькает перед внутренним взором Гермионы сплошной массой кратких вспышек воспоминаний. И вот она натыкается на что-то совсем другое.
Личное.
Она сидит на диване перед горящим камином и нежно поглаживает рыжие волосы лежащего у нее на коленях мужчины. Это ее Рон. Да, несомненно. Когда это было? Нет, она помнит. Кажется… кажется, спустя пять лет после окончания войны, а она закончилась в тысяча девятьсот девяносто восьмом.
У Рона как раз в то время была такая стрижка — очень короткие пряди с выбритыми висками. Это она посоветовала ему сделать такую. Придать образу серьезности, подчеркнуть мужественность. Получается, это две тысячи третий год?
А за этим воспоминанием — ничего. Пустота. Зияющая черная дыра в пространстве ее памяти.
— Две тысячи третий год, — выдохнула Гермиона спустя долгие минуты размышлений. — Это последнее, что я помню. Но вы сказали, что я пробыла в коме пять месяцев. Почему тогда?..
— Мы ожидали подобного, — задумчиво подытожила медсестра. — Вы не помните последние пять лет своей жизни, верно? Ничего, начиная с событий две тысячи третьего года?
— Я не… — Гермиона запнулась, чувствуя, как нарастает паника. — Не помню? Что со мной случилось?!
— Успокойтесь, прошу вас, — заметив ее волнение, медсестра смягчила голос. — Иначе мне придется дать вам успокоительное зелье. Вы в порядке и идете на поправку. Дальнейшее обсуждение будет возможно, когда вы окончательно придете в себя.
— Как она? — раздался смутно знакомый голос за закрытыми дверьми.
— Гарри? — нахмурилась Гермиона.
— Она очнулась? Что с ней? — а это уже Рон.
Медсестра замешкалась и, опустив руку с зажатой в ней папкой, прошла к двери. Она выглянула в коридор. Гермиона через ее плечо увидела мелькнувшую рыжую шевелюру и родной голос — уже громче, совсем рядом:
— Можно ее увидеть?
— Это не рекомендуется, — отрезала медсестра. — Она еще не готова к посещениям.
— Пропустите их, — попросила Гермиона, попытавшись повысить голос, но он сорвался на хрип. — Пропустите…
Медсестра непреклонно заперла дверь перед носом ее друзей и вернулась к ее кровати.
— Почему вы их не пустили? — Гермиона часто задышала, ощутив внезапную нехватку кислорода. — Я… вы сами сказали, что я в порядке! Я хочу их видеть. Может, хотя бы они расскажут мне…
Медсестра отложила свою папку на столик возле ее кровати, взяла с него какой-то шприц с желтой жидкостью внутри и вонзила иглу в предплечье Гермионы. Она зашипела от боли и возмутилась:
— Что вы мне вкололи?!
— Это просто успокоительное, — увещевала сотрудница больницы. — Вам нельзя волноваться, миссис Малфой.
Миссис Малфой?
Она ослышалась? Сошла с ума? Ей это снится?
Гермиона изо всех сил пыталась бороться с накатывающей на нее волной неестественного спокойствия и сонливости, ужаснувшись такому странному и неожиданному обращению. Но проигрывала в этой битве. Ее веки слипались, став неподъемно тяжелыми.
— Что…. что вы сказали? — пробормотала она уже на границе между сном и явью.
— Отдыхайте, — это последнее, что она услышала, прежде чем нырнуть обратно в черный омут.