1 (1/2)
Первым ощущением, которое она различила после бесконечно долгого, как казалось, сна, была тошнота. Она томилась в желудке, постепенно подкатывая к горлу едкой желчью.
Стараясь избавиться от этого неприятного жжения в пищеводе, Гермиона натужно сглотнула. Язык был сухим и шершавым, как наждачная бумага. И еще ей жутко хотелось пить. Вплоть до агонии. Жажда буквально раздирала заднюю стенку ее горла.
Будучи все еще погруженной в темноту, она прохрипела не своим голосом:
— Воды…
Услышал ли ее кто-нибудь? Она одна? Она вообще жива?
— Воды! — из последних сил повторила Гермиона, надеясь на помощь.
Кто-то разжал ее окаменевшие челюсти, и к ее огромному облегчению в ее рот влилась спасительная жидкость. Она заструилась по ее горлу, заставив Гермиону закашляться. Но она жадно пила, как изнеможенный путник, припавший к освежающему источнику посреди безжалостной пустыни.
— Вы меня сл…ш…те? — пробивался голос как сквозь толстый слой льда.
Гермиона снова откашлялась после того, как ее мучительная жажда была утолена, и ответила через силу:
— Плохо. Плохо, но… кхм… слышу.
— Слух в норме, — голос звучал уже более отчетливо. — Попробуйте пошевелить пальцами на руках.
Следуя просьбам голоса, Гермиона попыталась шевельнуть пальцами правой руки. Они неохотно поддались. Казалось, будто она передержала их на морозе, и они практически полностью онемели, потеряв чувствительность и подвижность.
— Очень хорошо, — похвалили ее. — Вы в порядке, не волнуйтесь. Мы выводим вас из искусственной комы.
— К-комы? — Гермиона почувствовала, что ее брови сошлись на переносице в знак недоумения.
Наконец, зрение стало возвращаться. Перед ее глазами замелькали темные пятна. Сначала они были мутные и едва различимые в уже привычной для нее черной мгле, но вскоре все прояснилось. Белый свет, направленный ей прямо в лицо, заставил ее зажмуриться от рези в глазах.
— Вы помните, как вас зовут?
Гермиона отвернула лицо от нависающей над ней лампы и постаралась сосредоточить взгляд на стоящей рядом с ней женщине. Она была в лимонном халате и что-то помечала пером поверх папки в другой ее руке. Значит, она в больнице Святого Мунго.
— Я… Гермиона Джин Грейнджер.
Медсестра поджала губы и сделала очередную запись.
— Можете сказать, в каком году вы родились?
Дурацкие вопросы из магловских сериалов про врачей с драматичными сюжетными поворотами.
— Тысяча девятьсот семьдесят девятый, — Гермиона услышала в собственном хриплом голосе нотку раздражения.
— Вы пробыли в искусственной коме пять месяцев, — сообщила медсестра почти равнодушно. — Сегодня девятое сентября две тысячи восьмого года.
— Что?.. — запнулась за эту цифру Гермиона. — Две тысячи восьмого?
— Что последнее вы помните?
Пришлось поднапрячь память. Мозг все еще работал заторможенно, и приходилось прикладывать недюжинные усилия, чтобы направить мысли в нужное русло. Воспоминания были тягучими и вязкими как мед. Она провалилась в них, пытаясь нащупать край.
Годы в Хогвартсе, изнурительные и опасные поиски крестражей с Гарри и Роном. Да, точно, Гарри и Рон! Ее лучшие друзья. Такие близкие и родные. Затем сражение в Хогвартсе, лучи проклятий и запах смерти. Празднование победы и горькие слезы скорби на долгой череде похорон.