Глава 20 (2/2)

— На колени, — приказал он.

Такара сразу вспомнила значение этой фразы в прошлый раз, но оценив ситуацию, она видела, что господин стоял на ногах. Значит точно пришло ее время молить.

— Ближе.

Девушка подошла ближе и уже стояла на коленях, головой напротив его пояса. Киоши наклонился чуть ближе к ней и положил одну руку ей на щеку. Его пальцы на нежной коже казались огрубевшими от множества порезов и мозолистыми от тренировок. Они мягко пробежались по скуле, где все еще отцетал синяк, и остановились на подбородке. Большой палец коснулся нижней губы, слегка надавливая на нее. Мысли Такары бились о черепную коробку в панике, пытаясь понять, что происходит, а тело боялось пошевелиться. Вакагасира очень мягко и, казалось бы, нежно обводит контур ее губ, слегка раскрывая их. Второй рукой мужчина придерживал черный ремень своих узких на современный лад штанов.

— Ты все еще готова молить о прощении.

Не способная больше ничем пошевелить, Такара моргнула.

— Тогда открой рот.

Рука с губ плавно переместилась на затылок, не давая отстраниться. Такара прекрасно поняла, что от нее ждут, но внутри неконтролируемо нарастала паника. Такого она еще не делала... Если снова что-то пойдет не так? Сердце гулко стучит в груди, заглушая внешний шум. Глаза словно в замедленной съемке наблюдали, как вакагасира свободной рукой расстегнул ремень и приспустил штаны. В горле образовался комок от представления запахов, вкуса, всей мерзости и грязи этого действа. Но рука все еще держала голову, ее лицо горело. Рот по приказу сразу открылся, а веки наоборот — плотно сомкнулись. Нижней губы коснулось что-то гладкое и влажное. Девушка инстинктивно подалась вперед открывая шире рот, но через секунду чужая рука оттащила ее за волосы назад.

— Чшшш… поосторожнее с зубами, — шикнул вакагасира и ослабил хватку.

Это нужно просто пережить. Главное не останавливаться — говорила сама себе в мыслях Такара. Она изо всех сил подавляла рвотные рефлексы, так как понимала, что отказ приведет к невообразимым последствиям. Если он чуть не сломал ей руку в обычной комнате, то какая свобода открывается в пыточной камере, в которой они сейчас находились. Еще один глубокий вдох. Вторая попытка. Очень странно ощущалась тяжесть на языке. Господин начал двигаться медленно и осторожно, давая девушке привыкнуть. Она стояла коленями на бетонном полу, комкая в руках полы своего повседневного кимоно, и старалась дышать ровнее. Было сложно думать даже о простом дыхании, когда во рту происходит такое… Однако это оказалось не так страшно, как она представляла. На языке оставался лишь привкус человеческой кожи, не более. Никаких горько-соленых жидкостей, никаких запахов… ничего, о чем им рассказывали, когда готовили. Господин начал наращивать темп и толкнулся в заднюю стенку горла, выдавив из девушки глухой не то стон, не то всхлип. Рука давила на затылке, заставляя податься ближе вперед, и Такара уперлась одной рукой в ногу господина для равновесия. Когда она поняла, что сделала, резко открыла глаза и посмотрела на верх. Мужчина стоял, упираясь рукой сзади на столешницу и откинув голову назад. Такара не выдержала бы, если бы он на нее посмотрел. Спустя секунду, Киоши, будто прочитав ее мысли, опустил голову и встретился с ней взглядом, толкаясь глубже и выбивая из девушки вскрик. Она не успела расслабить горло и начала давиться и закашливаться, выпуская член. В глазах стояли слезы, а воздух отказывался поступать в легкие. Господин посмотрел на нее удивленным взглядом, но ничего говорить не стал. Спустя минуту Такара смогла прийти в себя и вернулась в исходную позицию, снова зажмурившись и приоткрыв рот, но ничего не произошло. Она нерешительно открыла глаза и посмотрела на вакагасира. Он сейчас стоял так же как и тогда, когда они зашли сюда: ремень на штанах застегнут, а руки скрещены на груди. Мужчина просто продолжал смотреть на нее, словно сканируя. Такара не выдержала и первая отвела взгляд, заливаясь краской.

— Это было плохо, — сказал он таким тоном, будто проверял ее контрольную работу по истории. — Ты двигалась так деревянно, будто в первый раз делала.

— Это так, господин, — произнесла она еле слышно, но в пустой комнате ее голос отразился эхом.

У Киоши на секунду поднялись брови. Это странно. За столько времени она ни разу…? Однако причин ей не верить не было. Все и так понятно. Однако что-то было не так. Это настораживало и одновременно отбивало интерес продолжать. Что-то было не правильно.

— Поднимись, — приказал он.

Такара встала на ноги, но взгляд поднимать боялась. Ее шубы были припухшими, а щеки горели красным.

— Ты подозрительно тихая в последнее время. Я спишу это на то, что ты действительно хочешь исправиться, по истине хочешь извиниться передо мной. Но… — мужчина наклонился к ней лицом к лицу, приподнимая за подбородок, чтобы взглянуть в глаза, — если я вдруг узнаю, что ты что-то задумала… Если выясниться, что ты что-то промышляешь за моей спиной… Я устрою тебе личный ад на земле. И будешь уже просить не о прощении, а об избавлении. Ты будешь молить меня о смерти.

Киоши говорил тихо и медленно, выговаривая каждое слово. На последней фразе его рот растянулся в наводящем ужас оскале. Ведь все, что приносит ему удовольствие — для других страдание. Такара слушала, затаив дыхание и боясь пошевелиться. Сознание медленно, в такт его словам тонуло в том мраке, что она видела в глазах напротив. Даже дыхание остановилось.

Мужчина поднялся и похлопал девушку по щеке, приводя в сознание.

— Мы с тобой продолжим в следующий раз. А пока, пригласи в мои покои Кимико. И побыстрее, я не намерен долго ждать, — бросил он выходя из комнаты.

Все остальное время, когда господин был занят, Такара была тише воды, ниже травы. Она ходила на все занятия и тренировки, потому что боялась остаться одна. Передвигалась по поместью только в сопровождении друзей. Фумико открыто заявила, что Такара потеряла рассудок, что лично пришла в лапы монстра. Возможно это так. Однако за два года уже надоело прятаться. Быть той серой мышью, которой ее называют. Может быть, заплатив за все свои грехи, у нее появится шанс на лучшее будущее, чем у груши для битья. За следующий месяц, для Такары мало что изменилось. Она боялась его до онемения пальцев на руках, до дрожи в недержащих ногах, но всегда приходила к нему и делала все, что тот желал. И если он желал ее, то она не имела права ему отказать. Сусуми за столько лет уже давно перестала спрашивать, откуда на теле подруги появляются новые синяки. Главное, что все постепенно устаканивается и приходит в норму. Если это можно так назвать. Вскоре Такара перестала вскакивать посреди ночи и кричать от кошмаров. Сусуми не жаловалась. В каком-то смысле она сама во всем виновата. Стоило лишь держать рот на замке. Поэтому, когда она случайно нашла нового бумажного журавлика в комнате, по позвоночнику пробежал холодок. В надежде, что Такара его не увидит, она спрятала записку, чтобы сжечь этим же вечером. Не стоило ей лезть в это дело. Хотелось, конечно, помочь как-то, прекратить душевные терзания подруги. Однако по ее вине все стало еще хуже.

Сусуми пришла ночью на кухню, когда там уже было не так много людей. Она понимала, что это неправильно, но все равно раскрыла записку. Очень хотелось, чтобы она была последней, чтобы можно было, наконец, поставить точку в этой истории и продолжать двигаться вперед. Такара ведь не просто так пошла на такой отчаянный шаг… Даже представить сложно, что она чувствовала в тот момент, когда стояла перед дверью кабинета самого страшного человека в своей жизни. Сейчас главное просто продолжать двигаться, не оборачиваясь назад. Девушка полностью раскрыла оригами. Глаза вскользь пробежались по искусным строкам, а рука рефлекторно закрыла открывшийся в удивлении и страхе рот. Что ж, ее надежды сбудуться: это действительно, последняя записка.

Когда звезды небеса покроют,</p>

Как только стихнет внешний шум,</p>

Тогда дождись, приду я за тобою,</p>

Спасу тебя от грустных дум.</p>

Сусуми дрожащей рукой поднесла бумагу к огню, наблюдая как пламя медленно поглощает материал, превращая его в пепел. И снова выбор: сказать или промолчать? Она бы не хотела стать тем, кто растопчет первые ростки нормальной жизни, которая дается с таким трудом. Это просто сломает Такару, сломает еще раз. Но с другой стороны, она же все равно узнает. Возвращение наставника будет громким событием… Сусуми глубоко вздохнула, пытаясь остановить дрожь в теле. Что она сделала в прошлой жизни, если в этой должна проходить через такие испытания? За что все они расплачиваются… Девушка любила свою подругу, очень. Если задуматься, то они уже через столько прошли вместе, но дальше становится только сложнее и сложнее. Как можно продолжать заботиться о ком-то другом, если Сусуми сама со своей жизнью справится не может. Конечно, глупо так сравнивать… Она видела, что Такаре во сто крат хуже приходится, но она ведь сама виновата. Сама идет наперекор другим, вечно лезет на рожон. Да это больно, но иногда нужно уметь заткнуть свою гордость и уступить принципам, так будет меньше потерь. Небеса… Что ей делать?..