Твой друг знает о нас? (дракоразум, сероволк, NC-17, PWP) (1/2)

Олег портит радость на миг: говорит по телефону, что приедет не один, а с сослуживцем.

— Он про нас знает? — спрашивает Сережа после паузы.

— Знает, — коротко отвечает Олег. — Ты его и не заметишь.

Он, как оказывается позже, пошутил: не заметить огромного блондина с недобитой татухой на всю грудь невозможно, но пока что Сережа этого не знает. Он кладет трубку и готовит съемную квартиру к возвращению не одного мужчины, а двух. В спальне давно уже постелено новое белье, на прикроватном столике — смазка, презервативы, салфетки. В холодильнике — что-то, похожее на продукты, даже какая-то зеленушка уныло склонилась на полке, а не одни лишь яйца и сосиски. Он даже вынес мусор. Теперь еще готовит простынь, плед и маленькую подушку для сослуживца — кладет их на диван в гостиную перед широким телевизором.

Знает.

Надо же.

Обычно они с Олегом соблюдали все предосторожности, чтобы их отношения не испортили ему службу, а Сереже — репутацию. Просто так, на будущее. Пока что всем плевать на него, но через год-другой его проект точно взлетит. Цифровой след он подчистит, а с живыми свидетелями посложнее будет. Наверное, они стали хорошими друзьями, раз Олег рассказал какому-то сослуживцу свой самый большой секрет… Время тянется бесконечно, но наконец раздается звонок в дверь, и Сережа, повалив подвернувшийся под ноги стул, летит в прихожую, подрагивающими от нетерпения пальцами вращает вертушку замка, распахивает дверь — и Олег делает шаг к нему. Он даже не успевает сбросить с плеча сумку расцветки хаки, а Сережа уже приникает к нему всем телом, обнимает за шею, и Олег даже немного приподнимает его. Сережа тычется губами в его щеки, нос, берет лицо в ладони и целует, пока Олег удерживает его на весу. Месяц разлуки. Олег проходит вперед и ставит Сережу обратно на пол.

Тогда и его сослуживец входит в квартиру — ухмыляется вроде бы по-доброму, а взгляд его внимательно скользит по Сереже. Хочется вдруг запахнуть халат, хотя под ним — футболка и домашние разношенные штаны. Олег сторонится, касается плеча сослуживца, но тот сам, протянув руку, представляется:

— Вадим.

— Сергей, — машинально отвечает Сережа и жмет руку, а Вадим, кажется, держит его ладонь в своей дольше положенного.

Они с Олегом заполоняют собой узкую прихожую. Оставляют куртки, стаскивают берцы, Олег тащит свою сумку в комнату, а Вадим почти такую же плюхает на обувную полку и, вжикнув молнией, роется внутри. Сердце Сережи бьется часто. От радости, что Олег вернулся. И еще, быть может, немного от крепкого рукопожатия, — он, кажется, вовсе никого, кроме Олега, не касался в последние месяцы, лишь сталкивался плечами с незнакомцами в метро. Обычная суета, сопровождающая всегда возвращение Олега, удваивается: они с Вадимом по очереди идут в душ, Сережа сыпет в кипяток почти всю пачку макарон и трясет упаковкой полуфабрикатов — котлеты, которые только брось на сковородку да подержи под крышкой, — а он все равно ухитряется сжечь. Олег с Вадимом, впрочем, все равно сметают все подчистую, Вадим даже нахваливает подгоревшие корочки — м-м, зажарка, тянет он и вгрызается в мясо.

— Я вам приготовил диван, — говорит Сережа ему, когда тот, осоловев, допивает чай.

— Я посуду помою, — вызывается Вадим. — И лягу.

От щедрого предложения Сережа даже из кокетства не отказывается — больше готовки он ненавидит лишь мытье сковородок. Да и с Олегом хочется уединиться. Хоть его сослуживец и \знает\, Сережа все равно сдерживается, не целует Олега и не трогает его, сидит смирно рядом, пока два здоровенных мужика заканчивают ужинать. Он наконец утягивает Олега в спальню. Наскоро почистив зубы, приняв душ, они закрывают накрепко дверь. Уже не слышат ни шума воды, ни звуков чужого присутствия. На миг лишь мерещится, что Вадим напевает какую-то легкомысленную песенку, но вскоре остается лишь шорох простыней и тяжелое дыхание. Когда Олег возвращается, в первые дни всегда идет туго, он просит как всегда: не торопись, у нас времени — вагон… Но Сереже непременно нужно здесь и сейчас, и он подставляется под скользкие от смазки пальцы, отдается Олегу. Он бы всю ночь с ним не спал, но чувствует его усталость. Олег, дорвавшись до его тела, оставляет засосы на шее, острой кромкой зубов прикусывает плечо, а Сережа — кусает ладонь, чтобы не стонать во весь голос, как привык. Олег берет его медленно, явно пытается продержаться подольше, но и он изголодался. Срывается на резкий темп, едва слышно стонет, губами скользит по ключицам, шепчет — как я скучал, как я хотел тебя, фотки твои пересматривал в сотый раз в телефоне — и вставало даже на самые невинные сразу… Сережа обнимает его, обвивает его талию ногами, жадно вдыхает горечь пота, шепчет в ответ: каждую ночь твои губы на моем члене представлял. Олег, зарычав, кончает и почти сразу же сползает вниз, берет в рот, и Сережа тоже долго не выдерживает.

Утром он уходит: привык работать в арендованном офисе и платить скромные зарплаты в конверте таким же энтузиастам, как он; каждого сотрудника из крошечного штата он собеседует лично. Сегодня — два кандидата, а еще надо собрать команду для внедрения новых функций… Поэтому торопится. Олег встает чуть раньше него, и пока Сережа, невыспавшийся, хмурый с утра, принимает душ и бреется, успевает приготовить на завтрак сырники. Они немного улучшают настроение. Глядя на спину Олега, стоящего у плиты, Сережа чуть улыбается. Фартук завязан бантиком. Из одежды — одни трусы. Может, ну их, эти собеседования… Сделав глоток кофе, Сережа почти уже решается забить на все и опоздать на час-другой, как слышит шаги босых ног — из гостиной в ванную. Вздрагивает, тут же одергивает себя. Размечтался, как отблагодарит своего повара за завтрак, и забыл, что у них гости… Пока он заканчивает с завтраком, гость появляется на кухне, и Олег, на миг взглянув на него, с улыбкой говорит:

— Будешь сырники, Вадь?

— Ты еще спрашиваешь, — улыбается ему в ответ Вадим и глубоко втягивает воздух. — Доброе утро, Сергей.

— Можно просто Сережа, — бормочет тот в ответ. Уши невольно пунцовеют — слишком привык представляться полным именем, а еще — звать всех на “вы”, и даже вчера, кажется, ни разу Вадиму не тыкнул.

Вадим садится за стол вместе с ним, и Олег тут же ставит перед ним тарелку, накладывает еду, предлагает сварить кофе. Сережа, уже полностью упакованный в костюм, сидит рядом с ними, полуголыми, и почему-то хочет поджать под себя ноги. Вадим нахваливает сырники, восхищается крепостью кофе, Сережа чувствует, что опаздывает, но продолжает допивать свой, словно стоит уйти — и дружелюбный разговор перетечет в страстный секс прямо на кухонном столе. Нет, ерунда. Олег бы никогда. Воображение разыгралось — давно на этой кухне никого, кроме него, не было. Он решительно встает, желает всем продуктивного дня и уходит. Олег, догнав его в прихожей, целует на прощание, тихо спрашивает:

— Ты чего?

Ладонь его лежит на щеке Сережи. Опустив глаза, Сережа говорит:

— Так. Показалось на миг, что он к тебе неровно дышит.

Олег коротко смеется.

— Он к стряпне моей неровно дышит. А я его только в качестве запасного стрелка интересую. Возвращайся скорее, — нежно говорит он, — я по тебе уже начал скучать.

И Сережа, окончательно успокоившись, спешит вниз по лестнице.

…Друг возвращается только под вечер, когда Сережа уже уютно устроился на груди Олега и рассказывает, что произошло за последнее время. Они выползают из спальни. Вадим тут же снимает футболку и с гордостью демонстрирует: во, начали красить татуху, заколебался лежать и терпеть… Под пленкой видно только разводы краски и сукровицы, но Сережа вежливо отвечает:

— Здорово.

Пытается не таращиться слишком откровенно, но широкая грудь и розовый сосок — второй скрыт под пленкой — его гипнотизируют. Не похож на Олега. То ли от природы безволосый, то ли тату-мастер ему все сбрил. И кубики пресса, и светлая дорожка волос, бегущая под ремень… Он невольно прикусывает губу. Все длится пару мгновений, но полуголый Вадим отпечатывается у него на сетчатке глаз, застревает в мозгу, и невольно проносится в голове: да быть не может, чтобы Олег его не хотел. Сослуживец, как же… Вадим, не подозревая о его мыслях, уходит на кухню разогревать оставленный Олегом ужин. Выдохнув с облегчением, Сережа возвращается в спальню — ему столько еще нужно рассказать, особенно сейчас, чтобы отвлечься от неподобающих мыслей. И все же, все же — как поверить, что Олег ни разу не смотрел на сослуживца таким же голодным взглядом, когда у него не было секса месяц или два. Поделился же он с Вадимом подробностями своей личной жизни. Не удержавшись, Сережа ложится щекой на плечо Олегу и, выводя кончиками пальцев на его обнаженном животе узоры, бормочет:

— Почему ты рассказал ему о нас?

Олег подтягивает его бедро к себе ближе, зажимает между ног.

— Случайно получилось, — нехотя отвечает он и касается губами волос Сережи. — Он подшучивал все, намекал… А потом спалил твое фото на заставке телефона. Ну… слово за слово.

Сережа возится, чтобы улечься удобнее. Забирается на Олега сверху, трется носом о его шею. Лишняя одежда между ними начинает откровенно мешать. Напоследок он все же спрашивает:

— Вы с ним друзья?

Ни у него, ни у Олега друзей никогда особо и не было. Так, приятели. Пару человек в сети Сережа мог бы назвать друзьями, но общение с ними постепенно сходило на нет.

— Наверное, да, — тихо говорит Олег. — Вроде как да.

Больше они Вадима не обсуждают — неторопливо раздеваются, касаются друг друга, и все отходит на второй план. А через день Вадим, поблагодарив за гостеприимство, уезжает, и ничто уже не напоминает о его присутствии.

…Олег тоже уезжает — не сразу, через месяц. Предупреждает, что, наверное, надолго застрянет, точных сроков ему никто не сказал. Сережа провожает его до Пулково и смотрит ему в спину, пока он предъявляет паспорт и билет, а потом, обернувшись, улыбается напоследок. Так всегда: тоскливо, страшно, иногда даже злость разбирает — неужели настолько нужно мотаться по миру? И здесь бы работа нашлась… Он пытается унять гнев. В четырех стенах Олега уже не удержать, он заскучает, заставит всю кухню тарелками и плошками — вечно от нечего делать маниакально готовит. Ничего. Он вернется. Может быть, даже скорее, чем думает. Всякое бывает.

Жизнь возвращается в привычное русло: работа из офиса и работа из дома, предложения инвесторам вложиться в потенциальный проект, вино с чипсами на закуску и чтение, прогулки по галереям. Он не скучает, ему есть чем заняться, и все же иногда мечтает, чтобы хоть кто-то постучал к нему в дверь.

И вот совпадение: в дверь действительно стучат. Вечером пятницы, когда он уже подумывает наполнить ванну и поваляться под слоем пены, дребезжит звонок. Сережа, оторвавшись от доказывания своей правоты незнакомцу в интернете, не двигается с места. Он никого не ждет. Может, ошиблись дверью. Звонок повторяется — еще дольше, чем в прошлый раз. Нахмурившись, Сережа запахивает атласный халат и крадется по прихожей, не включая свет, чтобы осторожно посмотреть в глазок. Выглядывает воровато — и столбенеет. Перед дверью перетаптывается с одной ноги на другую тот самый сослуживец. А Олег, может быть, сбоку, его просто не видно… Пляшущими пальцами он открывает замок, распахивает дверь — но Олега нет. Сослуживец — Вадим — виновато смотрит на него и говорит:

— Привет. Надо бы позвонить сначала, но у меня номера твоего нет, а Олег недоступен…

— Что с Олегом? — выдыхает Сережа, и кровь отливает от лица.

— Все в порядке, — торопливо отвечает Вадим. — Просто телефон вне действия сети. Я в городе никого больше не знаю, а ночь уже… в общем, по старой памяти пустишь перекантоваться дня три?

Он улыбается вдруг — и так не вяжется его широкая наглая ухмылка с недавними словами виноватым тоном, что сердце Сережи невольно пропускает удар. Отступив на шаг, он ровно произносит:

— Конечно. Друг Олега — мой друг. Вы с ним разве не вместе?..

Вадим, зайдя в квартиру, ставит сумку на пол и мотает головой:

— У меня другое задание было. Но там есть, кому за ним присмотреть.

— Я закажу пиццу, — решает Сережа, прикинув свои кулинарные возможности.

От Вадима крепко пахнет потом, словно он был в пути пару дней. Он неторопливо достает из сумки чистую одежду, выпрямляется. Будто бы не всерьез говорит:

— Да не надо из-за меня суетиться. Ты и так мне уже диван выделил.

— Мне не сложно, — отвечает Сережа.

Так и стоит зачем-то в коридоре, смотрит на Вадима — поверх футболки джинсовка, все те же тяжелые берцы — неужели ему не жарко в них? Впрочем, едва ли он гулял теплым вечером августа по центру города, скорее всего, как сошел с поезда или самолета — сразу приехал. Сережа замечает красную полосу, пересекающую его бровь, — в прошлый раз ее не было. Он невольно тянется к ней, касается воспаленной кожи рядом с раной кончиками пальцев и спрашивает:

— Болит?

Тут же, смутившись, отдергивает руку. Вадим дотрагивается точно там, где еще недавно касался Сережа, и словно удивленно отвечает:

— Нет, заживает уже. Можно душем воспользуюсь? — спрашивает тихо.

Все смотрит в глаза в полутемном коридоре, и Сережа вспоминает, что под халатом на нем ничего нет, и он, не маленький вообще-то по комплекции, рядом с ним сам себе кажется крошкой — тот гораздо выше, шире в плечах, пахнет мужиком — хороший такой крепкий запах пота, мускуса, силы, не хватает лишь горчинки табака, но, как понял Сережа еще в прошлый раз, он бросил курить пару лет назад.

— Да, — заторможенно отвечает Сережа, опомнившись. Неловко врет: — Я немного устал. Извини.

Вадим вновь улыбается и опускается на одно колено. Сережа, вздрогнув, опускает взгляд на его голову напротив своего паха и почти уже хочет сказать, что это лишнее — боже, как запросто он представил эти насмешливые губы на своем члене, — но Вадим, склонившись, расшнуровывает берцы. Сережу бросает в жар. Он торопливо уходит в зал, коря себя за дурацкие фантазии. Слишком долго живет один и развлекается только редкой дрочкой, раз в невинных жестах видит что-то сексуальное.

Пока Вадим принимает душ, он, как обещал, заказывает пиццу, расстилает на диване простыню и бросает одну подушку из своей спальни. Ночи душные, и вместо одеяла кладет махровую простыню. Проводит по ней ладонью, представляя, как Вадим, распаренный после душа, ляжет на нее, а может, даже дождется ночи, чтобы пройтись кулаком по члену… Он такой огромный, интересно, член у него такой же большой?.. А головка того же нежного розового цвета, как и соски?.. Татуировка, наверное, зажила. Вот бы посмотреть. В прошлый раз лишь единожды видел ее под пленкой. Вода в ванной стихает, и Сережа вздрагивает. Замечтался. Стыдно. Олег далеко, его друг попросил о помощи, а Сережа думает никак не головой, а нижним этажом. Хочется самому себе пощечину дать. Он, пытаясь занять руки, открывает форточку, задергивает шторы, поправляет небрежно брошенные на открытых полках шкафа книги и спутанные провода. А когда оборачивается — к нему уже идет из ванной Вадим, склонив голову, на ходу вытирая полотенцем волосы, а из одежды на нем — только трусы, господи, я ведь сам не надел трусы, проносится мельком, какие бедра мощные, на них еще капли воды сверкают… Сережа, вжавшись ягодицами в подоконник, невольно смотрит на Вадима. Тот, остановившись, поднимает голову, убирает наконец полотенце. Хищно улыбается и шутит:

— Меня ждешь?

— Хотел взглянуть на татуировку, — находится Сережа.

Скомкав полотенце в одной руке, Вадим гордо выпрямляет плечи, демонстрирует себя, почти обнаженного, во всей красе. Татуировка — еще свежая, яркая — закрашена на груди: дракон и волк. А на плечах и шее — лишь контуры. Он глубоко дышит, вздымается клетка ребер, и даже под просторными семейниками Сереже мерещатся очертания члена. Спасает его от непрошенного стояка лишь звонок в дверь. Пискнув:

— Пиццу привезли, — Сережа позорно сбегает.

Поужинать вместе он отказывается, бессовестно врет, что вовсе не хочет, и у него еще так много дел, работа никогда не кончается, в общем, вот тебе пароль от интернета, чувствуй себя как дома… И смывается в спальню вместе с ноутом. Ворочается на раскаленных простынях, забыв снять халат, пытается унять бешено стучащее сердце. И чего он так перевозбудился?.. Будто никогда не трахался. Нужно просто подрочить. Он устраивается удобнее, закрывает глаза, касается себя — член встает мгновенно. Мерно ходит по нему кулаком, представляя, как Олег раздвигает его ноги коленом, как берет его пальцами, заставляя извиваться… Как Вадим приспускает резинку дурацких белых семейников в красный горошек и, показывая крепко стоящий член, спрашивает: хочешь? Ага, очень хочу… Рот слюной наполняется от одной мысли… Сережа ловит себя на этой фантазии, дергается — нет, у него же есть Олег, он должен думать о нем, о венах на его предплечьях, о том, как он жадно берет после каждой разлуки, а как, наверное, яростно трахается этот Вадим, он же тестостероновая гора, ладони крупнее, чем у Олега, а значит, пальцы будут входить туго, но когда вставит по самые костяшки, то… Дыхание перехватывает. Разведя полусогнутые ноги, Сережа теряет последний стыд. Нервно и быстро отдрачивает, представляя, что делает это, сидя на здоровенном члене Вадима, а тот насаживает его грубо и глубоко, оставляет синяки от пальцев на бедрах и заднице, а потом, вынув, стягивает презерватив и тут же дает в рот. Сережа, всхлипнув, кончает, забрызгивает спермой себя и халат и лежит оглушенный, разбитый. Таращится в потолок, хватая губами воздух, и поверить не может, что впервые за всю жизнь, наверное, дрочил не на Олега.

Лишь через час опасливо выбирается из спальни, уже упакованный в самую консервативную пижаму, какая у него только есть, и на цыпочках крадется в душ, затем — на кухню доесть оставленные ему два холодных куска пиццы. Все предосторожности зря: Вадим крепко спит, не шевелится, дыхание глубокое и ровное. Жуя ставший как резина треугольничек пиццы, Сережа украдкой поглядывает на Вадима из проема двери кухни. Спит на животе. Одеяло лишь немного прикрывает ноги. Тесно ему на диване, наверное. Надо было предложить разложить. Прикрыв глаза, Сережа запрещает себе и думать о нем. Минутное помешательство. И он, вернувшись в спальню, звонит Олегу — его голос всегда успокаивал. Но абонент находится вне зоны действия сети.

Утром Вадим жарит яичницу. Сережа, застряв в ванной, раздумывает, как с ним общаться. Совсем игнорировать не стоит. Все-таки друг Олега. Олег расстроится, если Сережа примет его единственного друга холодно. Но и сближаться — ни в коем случае. Тело его уже подвело, следом за ним предали мозги, и за вчерашние фантазии до сих пор стыдно. Не вспыхнуть бы, взглянув на ничего не подозревающего Вадима. Выдохнув, Сережа решается и, закрыв кран, идет на кухню.

К счастью, Вадим, в отличие от Олега, не имеет привычки готовить в фартуке на голое тело. Фартука на нем вовсе нет, только светлые спортивки и белая майка с чересчур большими вырезами — видно широкие мышцы и половину татуировки. После обмена приветствиями Сережа садится за стол, смотрит Вадиму между лопаток. Непослушными губами складывает слова:

— Ты любишь готовить?

— Не-а. Но при необходимости могу что-нибудь съедобное сварганить. У тебя, кстати, в холодосе мышь повесилась.

— Без Олега я почти не готовлю, — тихо отвечает Сережа. — В основном на бизнес-ланчах питаюсь. Не хочу тратить время на еду.

Вадим ловко перекладывает яичницу на тарелку, не повредив желтка, и ставит перед Сережей. С туркой он управляется почти как Олег: снимает с огня за секунду до того, как кофе перельется через край. А когда садится напротив, сталкивается коленями с Сережей. Ничуть не обратив на это внимания, он завтракает, а тело Сережи, взбунтовавшись, опять его подводит. Оно реагирует на Вадима ненормально и неправильно. Бросает в жар, жаждет придвинуться ближе и вовсе оседлать его. Словно случайно Вадим, переставляя ноги, наступает на его ступню своей, босой, крупной, и не убирает. Пьет кофе, уставившись в экран смартфона, чему-то усмехается. Вполголоса спрашивает, не поднимая глаз:

— Скучаешь по Олегу?

Сережа вздрагивает. Размазывает по тарелке желток. Странным кажется говорить об Олеге с другим человеком. Все же отвечает:

— Да.

Думает, что после лаконичного ответа Вадим сменит тему, но тот продолжает:

— Он часто в свободное время просто фотки твои смотрит. Сидишь с ним в разбомбленной заброшке, от скуки вешаешься, а он уставился в телефон и листает одну за другой. Не показывает, но я сам разок случайно подглядел, когда мимо него проходил. — Наконец подняв глаза, он ухмыляется: — Тебе красное белье идет.

Сережа вспыхивает, краснеет до корней волос. Клянет себя за импульсивную покупку — чулки, кружевные трусы и портупея алого цвета. Сначала еле натянул все это и приладил так, чтобы яйца не вывалились, потом сфотографировал себя в зеркало… Боже, Олег, лучше бы удалил, лихорадочно думает он, как можно было случайно спалить эту фотку? Нет, он бы не стал показывать и хвастаться, он не такой, да и не поймет никто этого прикола… И вдруг его накрывает облегчение: зато Вадим не кривился от отвращения. Олега бы это огорчило. Вадим остался его другом. И Сережу не осуждает, лишь тянет уголки губ в оскале. Выдохнув, Сережа произносит:

— Меня не заводит подобное. Просто один раз ради фотографии надел. Подумал, что забавно будет.

Он встает, подхватив опустевшую тарелку. Вадим бросает:

— Оставь, я вымою.

Из дома Сережа сбегает. До встречи с очередным возможным бизнес-партнером еще почти два часа, но он решительно не знает, о чем беседовать с Вадимом. Он оставляет ему запасной ключ, а сам бродит по улицам, наматывая круги, и клянет себя: надо было сразу спросить, надолго ли к нему вписался Вадим, чтобы тот не пробыл дольше запланированного. Если он видел то фото… Оно ведь было не для него. Как он ухитрился его посмотреть? Неужели Олег так легкомысленно поступил? После встречи — опять расплывчатый отказ — Сережа садится в Мак с ноутбуком, в миллионный раз поправляет код. Пользователей в его соцсети мало, а больше сервера и не выдержат. Пока что нет денег на расширение. Пробует опять позвонить Олегу, но безрезультатно. А что ему сказать? Привет, у меня твой друг, и я никак не могу перестать фантазировать о нем? Или — как ты мог показать ему мои фотки? Смешно. Нет, просто хочется услышать голос, чтобы успокоиться, чтобы выбросить из головы дурные мысли, чтобы вновь осознать: кроме Олега ему никто не нужен. У него не было никого, кроме Олега, он — его первый и единственный. Они во всем были друг у друга первые. И дрочить, представляя другого, пока Олег, рискуя жизнью, зарабатывает деньги, — позор…

Домой Сережа возвращается под вечер. Вадим, кажется, и не уходил, но судя по пустым пакетам в коридоре — сгонял за продуктами. Простыня и махровое покрывало аккуратно сложены на краю дивана, а сам Вадим лениво щелкает пультом телевизора. На кухне — чистота, на плите — макароны, а из духовки пахнет мясом. На миг кажется, будто сейчас подойдет со спины и обнимет Олег, пробормочет, что ужин не слишком изысканный, но вкусный, ты только попробуй… Но Сережа не голоден. Хочет опять забиться в спальню, даже принимает душ и переодевается в целомудренные пижамные штаны и футболку, но передумывает: хочет еще немного посидеть за ноутбуком. Обычно он устраивается с ним на диване, вытянув ноги, чтобы хоть как-то разделять в доме места, где он работает, и единственное место, где отдыхает, — кровать; но сейчас на диване Вадим. Тот, словно услышав мысли Сережи, застывшего с ноутом в проеме кухонной двери, сдвигается в угол. Ладно. Просто молча посидеть рядом. Тогда Вадим не сможет пожаловаться Олегу, что его игнорировали все время, что он гостил у них в квартире. Сережа устраивается на диване поудобнее и под бормотание телевизора погружается в код, только строчки скачут в глазах, приходится щуриться. Он все-таки устал к вечеру. Взгляд его соскальзывает в сторону, где герои фильма пытаются поймать маньяка, а тот оставляет им фривольные записки. Вытянув ноги, Сережа упирается пальцами в бедро Вадиму, а тот, не отрывая глаз от телевизора, берет его босые ступни и укладывает к себе на колени. Сережа напрягается. Пальцы Вадима все еще сжимают стопы, он то надавливает сильнее, то отпускает. Сердце начинает биться чаще. Сережа пытается смотреть в ноутбук. От работы отказывается. Бездумно скроллит форум, на котором в последнее время зависает, но не понимает, что читает.

Потому что Вадим касается стоп почти нежно. Ведет большими пальцами вдоль, расслабляя зажатые мышцы, массирует пальчики. Устраивается удобнее, полубоком, и растирает одну стопу, а потом — другую. От его прикосновений по ногам снизу вверх будто ток бежит. Едва дыша, Сережа сдвигает ноутбук ниже, чтобы прикрыть пах. Сглотнув, он выдавливает:

— Ты… ты что делаешь?..

— Ноги тебе массирую, — как ни в чем не бывало отвечает Вадим и впервые за весь вечер рядом смотрит ему в глаза. — Нравится?

Сережа коротко кивает. Надо отдернуть ноги. Сказать, что это слишком. Но в груди — пожар, прикосновения так приятны, что он физически не может встать и уйти. Так и смотрит на крупные ладони Вадима, ловко мнущие стопы, на его расслабленную позу. Едва дыша, Сережа украдкой разглядывает его: спокойное лицо, взгляд — вниз, опять эта порнографическая майка… нет, самая обычная майка, просто Сереже в перевозбужденном состоянии она кажется самой соблазнительной в мире. Он опять двигает ноутбук, надеясь, что Вадим не поднимет глаз и не увидит, как сильно стоит. Подумает, что я грязный фетишист, отрешенно думает Сережа. Сначала фотки в женском белье и чулках, потом — от массажа ног эрекция… Но ему так приятно и волнительно, что он не может ничего с собой поделать. Вадим гладит большим пальцем косточки на лодыжках, шумно выдыхает. Хрипло говорит:

— Да убери ты этот ноут уже. Уронишь.

Поднимает на него глаза, и Сережа, словно под взглядом василиска, деревянными руками опускает крышку ноута, кладет его на пол и замирает. Он в одежде, но ощущает себя голым — так откровенно разглядывает его Вадим: и покрасневшие щеки, и приоткрытые губы, и топорщащуюся ткань в районе ширинки. В висках стучат молоточки — он заметил, он все видит, какой же стыд… Вадим, сжав его стопы сильнее напоследок, вдруг плавно наклоняется, вклинившись между ног, и проводит кончиком носа по вставшему члену. Прихватывает ртом через ткань. Сережа сдавленно выдыхает. Крепче прижав его колено к спинке дивана, Вадим подсаживается ближе, тянет резинку штанов вниз — трусов Сережа дома не носит. Ступор наконец проходит, и ему удается упереть ладонь в лоб Вадиму, попытаться отстранить, но тщетно — все равно что быка остановить. Сережа шепчет:

— Ты что творишь?..

Вадим, наклонившись, проводит языком по головке, слизывая смазку, и Сережу прошивает, будто ударом тока, все тело передергивает. Он сдвигается назад, в спину упирается подлокотник дивана. Сжав его бедра, Вадим смотрит ему в глаза — серьезный, без тени улыбки.

— За гостеприимство благодарю, — произносит почти так же тихо, как Сережа. — Не совать же тебе деньги…

Он опускает голову, обхватывает головку губами, язык его скользит настойчиво и ловко, и Сережа стонет. Лучше бы деньгами… Чем на диване, на котором они с Олегом столько раз шалили… Вадим берет так плотно, что по всему телу бегут мурашки.

— У меня… у меня Олег, — стонет Сережа.

Ладонь его все на лбу Вадима, но отстранить его не хватает решимости. Он соскальзывает пальцами к его коротким волосам, проводит по затылку. Ноги сами разъезжаются шире — одной упирается в спинку дивана, другая падает на пол, и дурацкие штаны отчаянно мешаются. Вадим, выпустив член, вытряхивает одну его ногу из штанины и ухмыляется:

— Олег далеко. А это — всего лишь отсос.

И опять надевается ртом на член. Дыхание у Сережи сбивается. Да… Олег далеко… Олег его убьет. Нет, не убьет, он не сможет руку на него поднять, но Олег, узнав, разочаруется так сильно, что это хуже смерти, и Олег от него уйдет. Если узнает. И раз уж он не оттолкнул Вадима сразу, раз позволил гладить ноги, то теперь уже поздно и незачем разыгрывать святую невинность, сам ведь его хотел и вчера ласкал себя, о нем думая… Сгорая от стыда и желания, Сережа отдается ему, забрасывает одну ногу ему на плечо, и Вадим тут же кладет ему на бедро ладонь, прижимая к себе сильнее. Он ласкает не так, как Олег. Задевает зубами, сосет головку, словно чупа-чупс, не торопится брать глубже. Ресницы его подрагивают. Кончиком языка трет уздечку, и Сережа, дрожа, пытается сдержать стоны. Подталкивает затылок Вадима ниже, и тот послушно скользит губами по стволу, берет за щеку, неторопливо насаживается глубже, а потом все равно сосредотачивается на головке, помогает себе рукой, и Сережа, часто и шумно дыша, под ним плавится, отдается ему — как же хочется сейчас отдаться полностью, чтобы он взял сначала пальцами, а потом… Он стонет. Откидывает голову на подлокотник дивана, жмурится, пытаясь хотя бы представить Олега, но перед мысленным взором — лишь Вадим, не спрашивающий разрешения, не позволяющий сопротивляться. Его жесткие короткие волосы под ладонью. Его жаркий рот. Его крепкая хватка на бедре. Грубоватые пальцы на стволе, нежный язык на головке. Сережа уже не сдерживает стонов, ахает и изнывает — как же хорошо, как хочется больше, но если больше — то все кончится, а лучше бы никогда не кончалось… Вадим, пустив за щеку, быстрее двигает кулаком, тоже стонет, не размыкая губ, и сует ладонь под ягодицы, стискивает их, мнет, и от этого Сережа горит еще сильнее, толкается Вадиму в рот, пока тот отдрачивает — и накрывает, захлестывает удовольствие, Сережа скулит, изливаясь ему в рот, а Вадим не отстраняется, дает еще побыть в его влажном тепле.

Наконец он выпрямляется, вытирает ладонью губы. Смотрит в упор. Сережа, взмокший, дрожащий, глядит в ответ. Невольно соскальзывает взглядом ниже, где под светлыми спортивками лежит крупный твердый член. Судорожно думает: отсосать в ответ?.. Или достаточно руками?.. Нет, это уже край, если отсос в благодарность за жилье он смог бы еще как-то оправдать, то ответные ласки, когда так хочется потереться щекой об этот ствол, облизать, как леденец, подразнить, прежде чем взять до самого горла, — это он уже никак не оправдает… Вадим, усмехнувшись, встает и, поправив член под спортивками, молча уходит. Сережа провожает его взглядом. Вадим скрывается в ванной — несомненно разбираться с тем, что у него стало выделяться под одеждой.

Закрыв лицо руками, Сережа стонет. Как он мог?.. В их доме с Олегом. Не просто отдаться, а мечтать об этом. Он дрожащими руками натягивает штаны, приглаживает волосы. Хватает ноутбук и, наскоро выпив на кухне стакан воды, забивается в спальню. Рука тянется к телефону — но он одергивает себя. Он в этом состоянии лишнего наговорит. Признается во всем, не сумев подобрать правильных слов.

Утром Сережа просыпается первым — разбитый после бессонной ночи. Ворочаясь, то засыпал, то выныривал из сна в холодном поту при мысли, что Олег все узнает. Что он уже в курсе. Выдыхал, снова пытался лечь, но так и не смог отдохнуть. Жгло от стыда. Решив вести себя, как ни в чем не бывало, словно вчерашнее и впрямь было простым минетом в благодарность, он готовит завтрак — все ту же яичницу, проигнорировав, что в холодильнике появились и другие продукты. Слышит, как Вадим, проснувшись, топает в ванну, потом тянется на кухню. Сережа смотрит лишь в сковороду, разбивает яйца и убавляет огонь. Глубоко вдыхает. Угловым зрением замечает, как Вадим проходит к нему. Тихо говорит:

— Доброе утро.

Зевнув, Вадим останавливается за ним, и Сережа кожей ощущает жар его тела. Произносит:

— Садись за стол. Я все сделаю.

— Зачем так рано встал? Мог бы еще в кроватке понежиться, — отвечает Вадим.

Сережа накрывает сковородку крышкой, тянется на верхнюю полку за молотым кофе. Ага, понежишься, когда то и дело подскакиваешь в панике…

— Не спалось, — отрезает он.

Вадим, сделав шаг, прижимается вплотную. Обвивает руками талию и спрашивает, касаясь губами макушки:

— Из-за меня?

Окаменев, Сережа толкает его локтем под ребра — слабо, словно не всерьез. Хочет строго сказать: лапы убрал — а получается лишь рвано выдохнуть. Да, не спал из-за тебя, какой ты догадливый! И все равно лезешь, проводишь ладонью по атласу халата, тревожишь… Наконец разлепив губы, Сережа говорит:

— Вадим, нет. Не надо.

Тело опять реагирует предсказуемо: плавится в его руках, как кусочек сливочного масла на раскаленной сковороде. Вадим ведет ладонью ниже, к напрягшемуся члену.

— Да ладно тебе. У тебя что, никогда дружеской дрочки не было? С утра крайне бодрит. Получше кофе.

Дрожащими руками Сережа насыпает кофе в турку, тянется к кувшину с водой. Дружеская дрочка? Никогда. Только с бешено колотящимся от волнения сердцем, после множества поцелуев и признаний, а потом много раз — по любви, от сжигающей дотла страсти, лишь с Олегом… Ладонь Вадима — сжимает между ног. Все с твоего позволения, бьется жилка на виске, все потому что ты замер и позволяешь, совсем как вчера. Но так хочется закрыть глаза, чтобы он и дальше трогал, делал приятно… Сережа едва не переливает воду через край турки. Вадим мнет его член через атласную ткань, жарко дышит. Прижимается ближе — и Сережа ахает: прикосновение крепкого стояка выбивает его из равновесия. Представляет, как Вадим, проснувшись с утренней эрекцией, наскоро почистил зубы и пошел к нему, а может, ему в полудреме, в сладкой неге, представлялось вчерашнее… Если бы они проснулись вместе — то провалялись бы в кровати еще пару часов, касаясь друг друга. Сережа заводится от его прикосновений, от мыслей о нем. По кухне плывет аромат кофе, запах мятной зубной пасты. Склонив голову, Сережа подставляет шею под поцелуй, и Вадим догадывается: касается колючим подбородком нежной кожи, прикусывает так сильно, как Олег никогда не кусал, и Сережа, слабо ойкнув, толкается в руку Вадима. Тот, не отпуская, делает пару шагов назад, ведет кулаком по члену настойчивее. Сережа, поддавшись ему, откидывается на широкую грудь, притирается ближе. На миг отпустив его, Вадим стягивает семейники вниз, дергает халат Сережи в сторону и прижимается к его оголившимся ягодицам членом. Застонав в голос от прикосновения горячей плоти, Сережа почти не замечает очередных укусов-поцелуев в шею, от которых, конечно же, останутся следы…

— Всегда без нижнего белья ходишь? — жарко шепчет Вадим в ухо.

— Только дома…

— Возбуждает, — коротко говорит он и опускается на стул, усаживая Сережу к себе на колени.

Член его лежит между ягодиц, ладонь — на пахе Сережи. Чтобы не упасть, не соскользнуть дрожащими коленями на пол, Сережа вцепляется в столешницу одной рукой, второй — в бедро Вадиму. Тот ощупывает все тело, касается везде. Трется членом — но сухо, неудобно, и лишь подрагивает потом от нетерпения. Сжав соски, покручивает их, и Сережа жалобно стонет. Он, голый, халат почти не прикрывает его уже, возбужденный, с широко расставленными коленями, сидит сверху Вадима, прижимаясь к его груди спиной, и себя совершенно не контролирует. Подставляется, как течная кошка, под его ладони, жаждет его член, позволяет и кусать, и трогать, как Вадим пожелает. Тот пользуется предоставленными возможностями. Оставив в покое соски, отдрачивает член, оставляет засосы на шее, кусает плечи. Кофе кипит, от сковородки едко пахнет гарью, но Сереже плевать, на все плевать, лишь бы Вадим еще повертел его в руках, словно марионетку, лишь бы еще сильнее сжал член… Обычно он приставал на кухне к Олегу, а теперь — пристают к нему, и так легко отдаться. Сережа, потираясь ягодицами о член Вадима, стонет:

— Только не… не говори…

— Олегу? — мажет насмешливой улыбкой по шее Вадим.

— Ах… да…

Член его упирается Сереже в поясницу. Да, не говори Олегу, даже заикнуться не смей, что я от тебя так с ума сошел, что прыгнул на тебя чуть ли не сразу, как увидел… Думает так, а выдыхает совсем другое:

— У меня ни с кем… ни с кем, кроме Олега…

Вадим, обхватив его поперек груди, теснее прижимает к себе, отпускает член, ведет ладонью по бедрам от колен — вверх, ныряет под яйца, к дырочке — кончиками пальцев. Шепчет в самое ухо: