Чужое солнце (односторонний ВадикСергей, Олег, R) (1/2)
Волков постоянно отбивается от коллектива: идет стряпушничать, пока все чистят оружие, чистит оружие, пока все, пожрав, садятся в круг за карты расслабиться, а к вечеру и вовсе вечно уединяется поодаль от костра. Вадим поглядывает на него, все чаще подмечает: Волков достает из внутреннего кармана куртки — несложно догадаться — фотку и таращится на нее. А на телефон тебя фоткать не учили, да? Романтик хренов. У них каждый день марш-бросок через джунгли, а он вместо того, чтобы отдыхать, как нормальный человек, таращится на свой прямоугольничек. И это подобие личного пространства, подобие тайны выводит из себя. Они, черт возьми, посрать ходят, сев в рядок в выкопанные рядом ямки, а он мнется с грустной мордой и думает о возвышенном.
Вадим не накручивает себя, нет. Голова у него всегда холодная, мозги работают четко, без сбоев. Просто ищет повод фотку у Волкова вытащить и посмотреть — что же там за красота неземная, что он по ней вздыхает и разве что не разговаривает с ней вслух? Любопытство немного отравляет тот факт, что Волков к нему вроде как неплохо относится, с Джошем и Джесс почти не разговаривает, только сквозь зубы на ломанном английском что-то цедит, а с Вадимом порой и без повода начинает болтать, срезая остро наточенным мачете ветви деревьев на их пути. Видимо, скучает все же без общения, не может вечно хмурую рожу держать. Не такой уж он каменный, каким хочет казаться.
Но муки совести все же не прорастают на грунте сомнительной привязанности — не то чтобы взаимной. На привале у реки Вадим решает: ну, или сегодня, или никогда, потому что завтра начнется такая жара, что их, может, домой по частям вернут. Волков, закончив скрести ложкой по тарелке, подхватывает свой вещмешок, уходит к берегу. Там же уже и Джош чуть в стороне плещется. Камуфляжная куртка Волкова остается лежать на раскладном стуле, и Вадим смотрит на нее, будто на гремучую змею. Только тянет к ней руку — как оживает Джесс, еще недавно озабоченная разглядыванием своих ногтей:
— Что делаешь, ковбой?
Вадим кидает на нее взгляд. Сжимает куртку, понимая, что уже не отступится от задуманного, и ухмыляется:
— Померить хочу. Как считаешь, в плечах сядет нормально?
Джесс коротко улыбается в ответ. Смотрит с интересом. Вадим шарится во внутренних карманах, и наконец пальцы натыкаются на замятый край плотной фотобумаги.
— Это — Волкова, — предупреждает Джесс.
Вадим, достав фотку, сует ее в карман брюк, куртку бросает обратно на стул. Улыбается:
— А он тебе нравится?
Джесс хмыкает.
Не нравится, конечно. Он ее из себя выводит своей непрошибаемой мордой и вечным “шуры-муры после задания”, душнит так, что обычная тропическая жара кажется приятной прохладой.
Поэтому Джесс не выдаст. Вадим в этом точно уверен.
Он подхватывает свою тарелку, вальяжно идет с ней к реке. Джош уже вылез из воды и стоит, раскинув руки, подставившись солнцу, а Волков в стороне намывается, словно на свидание собрался. Вадим присаживается у берега, сует руки в холодную мутную воду. Усмехается. Да, Волков, давай, три как следует спинку, вечером тебя сюрприз ждет. Фотография, спрятанная в кармане, жжет через брюки. Вадим даже мельком не успел глянуть. Но так интереснее. Внизу живота тянет, будто в предвкушении отменного секса, будто у него запланированы ужин, вино и приглашение в постель, а не мешок в палатке и тонкая пенка поверх жесткой земли.
Солнце начинает клониться к горизонту. Поставив две палатки, они собирают манатки, чтобы завтра сразу сняться с месте, Вадим с Волковым потом курят поодаль, и подмывает сказать: угадай, что у меня есть. А у тебя больше нет. Ха. Но Вадим сдерживается, только пару раз искоса поглядывает на Волкова, пока тот рублеными фразами узнает о дальнейших планах Вадима, когда они получат деньги. Вадим присаживается, тушит бычок о песок и зарывает его.
— Да какие у меня планы, — бурчит он. — Деньги вперед брать буду. А то паришься две недели, координаты выбиваешь, через джунгли эти ползешь… И все это пока что забесплатно. Хрен знает, как мы вывезем, Поварешкин. Мне морально было бы легче, если б бабло уже на счету лежало.
Волков тоже садится на корточки, хоронит бычок. Коротко отвечает:
— Нормально вывезем, Вад. Как всегда. Я на пару месяцев свалю.
— Удивил, — фыркает Вад. — Ты всегда сваливаешь. Любитель отпусков. Иди, я еще подышу немного.
Кивнув, Волков отправляется к палатке. В одной уже уединились Джесс с Джошем, что у них — хрен поймешь, потому что трахаются они каждый раз, как оказываются рядом, потом Джесс вешается на всех, кто проходит мимо, Джош чернеет лицом, и они снова трахаются — особенно громко. Поэтому лучше уж с Волковым палатку делить, чем с этими…
Вадим оглядывается через плечо. Волков забирается в палатку. А Вадим, присев на заплечный мешок с барахлом, достает наконец фотку. В закатных лучах солнца можно еще как следует разглядеть. Он на миг словно на курорте оказывается: пропала духота, не печет голову, но и гнус еще не появился в катастрофических количествах, перед ним плещется вода, а на горизонте начинает багроветь тонкая полоска. И он сидит посреди этой пасторали, уставившись на чужую фотографию.
Она небольшая, половинка от девять на двенадцать — весь фон обрезан ножницами, остался лишь портрет по плечи.