Зарисовки (дракоразум, сероладик, оладик, PWP, NC-17) (1/2)
1) дракоразум, который на самом деле сероладик
Вадим проводит по обнаженному телу солнышка — от бедра к животу, останавливается на плече; тот совершенно белый, с синими венками на локтях, с редкими крапинками веснушек и почти без родинок. Даже волосы на ногах у него рыжие, а на руках — золотистые. Грудь безволосая.
В паху, конечно, медный.
Он смотрит напряженно, словно ему не нравится; а тело его говорит об обратном. Нежно-розовые соски становятся твердыми, член встает. Он одними губами шепчет:
— Стой.
Но вопреки словам, подается навстречу широкой ладони, приподнимает бедра, и Вадик касается его члена. Ухмыляется, напоминает:
— Вообще-то Олег завтрак готовит нам.
Но солнышко уже не соображает, ему возбуждение перекручивает мозги, он разводит ноги и подставляется под прикосновения. Жмурится и кусает губы. Вадик понемногу сходит с ума от его ненасытности: готов всегда, готов сколько угодно раз, это болезнь какая-то, не иначе, и Вадим рад ею заразиться. Он ласкает его рукой, внимательно глядя, как солнышко краснеет, как с его губ начинают срываться стоны.
Не выдерживает: наваливается на него сверху, растолкав ноги в стороны, вклинившись между ними, и целует, жадно врывается языком в его рот. И быстрее водит кулаком по члену. Солнышко стонет в рот, царапает спину чуть отросшими ногтями, выгибается дугой, и Вадим покрывает укусами-поцелуями его шею, кусает по старым синякам, обожает осквернять мраморное тело, оставлять на нем отметки, словно граффити на чистой стене; солнышко с утра еще неразговорчивое, только стонет-хнычет-дышит. Вадим ловит его ритм, ускоряется — остынет же все на кухне, рыжик, давай быстрее… И солнышко, вцепившись ему в плечи, кончает, выломавшись, сомкнув зубы на плече Вадима. Кусает так, словно кусок мяса вырвать хочет. Кайф.
Вадим приподнимается, проводит ладонью, испачканной спермой, по его лицу. Тот таращит голубые глазищи. Чуть улыбается.
— Приходи завтракать, — шепчет Вадим.
И оставляет его голого, довольного. Сам идет на запах блинчиков — умеет же Поварешкин… золото… на кухне под взглядом Олега моет руки, поправляет просторные пижамные штаны. Чешет грудь. Олег, конечно, замечает свежие отметины от ногтей и зубов. Хмыкает. Отворачивается.
— Разложи его как-нибудь на кухонном столе, — предлагает Вадим, включая кофемашину. — Хочется посмотреть…
— Тебя я тоже разложил бы, — замечает Олег.
— Ты все только обещаешь.
Олег оборачивается, усмехается. Перекидывает блинчик со сковороды на тарелку. Он в фартуке и трусах, и Вадим уже не понимает, на кого сейчас завелся: на воспоминания о стонущем под ним солнышке или на обнаженную спину с татуировкой и шрамом.
*
2) дракоразум (который снова на самом деле сероладик)
Вадим жадно проводит кончиком носа по шее солнышка — как же пахнет, ни одна самая дорогая эскортница так не пахнет, как он; тот лишь улыбается довольно и подставляет шейку под поцелуи. Вадим запускает пальцы ему в волосы, вторую ладонь кладет на загривок, фиксируя его на месте, и прикасается губами к горлу, а в следующий же миг — прикусывает и оттягивает кожу, сжимает зубы так, что солнышко тихо ахает, но, конечно, не отстраняется. Он опьяняет, от него по венам — пузырьки шампанского. Вадим, совсем не думая, что творит, расстегивает пуговицы рубашки, расстегивает ширинку, краем сознания замечает — солнышко отталкивает его ладони, возится нервно. Вадим выдыхает:
— Забей.
— Олег еще с прошлого раза бурчит…
Перед ними — любовно накрытый стол, белые салфеточки, пустые бокалы. Касаясь губами уха солнышка, Вадим шепчет:
— Ты же специально его отправил за вином. Чтобы я тебя полапал…
Он сидит уже на самом краешке стула, чтобы быть ближе к солнышку, уже лезет ладонями к обнаженной груди, давит на член, и тот ахает, его коленки разъезжаются, словно он — механическая кукла, а Вадим нажал на нужную кнопку. Нежные пальчики касаются скул и стекают на плечи, солнышко шумно дышит, член его становится твердым, и Вадим никак не может перестать трогать его, мять, целовать, кусать… Солнышко и сам уже не торопится оттолкнуть, растерял все свои язвительные словечки, только принимает ласки, а Вадиму самый кайф — довести его до исступления, чтобы он ничего сказать не мог от возбуждения.
Слышит шаги — возвращается Олег, тут же недовольно выдыхает:
— Вад, ну еб твою…
Солнышко приоткрывает глаза, смотрит мутно за плечо Вадиму, Вадим тоже оборачивается. Ухмыляется от уха до уха:
— Да ладно тебе. Разогреешь потом в микроволновке свои шедевры, будет еще вкуснее. Давай с десерта начнем…
И продолжает вылизывать-кусать.
*
3) оладик (который, как догадываетесь, на самом деле сероладик)
— Ты все еще не съехал? — мимолетом замечает Олег, столкнувшись с Вадимом в дверях ванной.
Тот выходит, дыша мятной зубной пастой, и растягивает рот в улыбке.
— Так я вчера пару свежих трусов и бритву привез, Поварешкин. Я тебе мешаю, что ли?
Олег, закатив глаза, оттесняет его и закрывается в ванной. Туалет, душ, зубная щетка… Привык просыпаться первым и пользоваться ванной комнатой с сухими стенами, с чистой с вечера раковиной, а не заляпанной зубной пастой. Вадим вносит еще больше хаоса в и так не слишком отлаженную жизнь. Закончив, Олег заворачивается в полотенце. Выходит посвежевшим в коридор, а Вадик там так и околачивается. Поднимает взгляд будто с виноватым видом, но Олег не верит — никогда эта собака себя виноватой не чувствует.
— Поварешкин, если тебя раздражаю — ты скажи.
— И ты тогда свалишь? — хмыкает Олег. Теснит его, но Вадим встает посреди коридора, не дает пройти. Столкнувшись грудь в грудь, ухмыляется:
— Не, с чего бы? Меня пока все устраивает.
Нагло лыбится, чуть толкает плечом. Олег залипает, как давненько с ним уже не бывало, на цветную татуировку. Машинально касается кончиками пальцев синего волка.
— Выцвела, — говорит.
Вадим опускает взгляд и следит, как Олег проводит от ключицы вниз по груди.
— Ага. Много воды утекло.
Олег поднимает на него глаза. Пересекается взглядом. Вдыхает — мята и Олегов одеколон после бритья. Вадим, стерев с лица ухмылку, смотрит в ответ так же серьезно. Тихо говорит:
— Давай, как раньше? В толчке. Наскоро.
У Олега чуть екает — почему нормально втроем, нормально смотреть, как они с Серым, а самому получить предложение побыть вдвоем — странно? Знает, что Серый будет недоволен лишь тем, что его не позвали посмотреть, ну так нечего дрыхнуть до обеда… Вадим, дав ему время на размышления, потихоньку теряет терпение. Раздраженно произносит, отбрасывая Олега на десяток лет назад:
— Да че ты мнешься, Поварешкин. Иди сюда.
Вадим, притянув его за талию, кусает за нижнюю губу. Лезет языком в рот. Он — гладкий весь, горячий, но — тихий, будто им действительно нужно тайно, не разбудив парней, наскоро потрахаться, а потом послать друг друга куда подальше до ближайшей же свободной ночи. Вадим подталкивает Олега обратно к ванной комнате. И Олег пятится, поддаваясь — как же он все-таки целует грубо, ни в какое сравнение с Серым не идет, и пальцы эти еще жесткие цепко держат за бока…
Олег делает шаг через порог, врезается бедром в стиральную машинку. Вадим в одно движение сбрасывает полотенце с бедер Олега, тихо велит:
— Садись.
Олег вскидывается было:
— Приказы себе засунь…
Но осекается: Вадим ставит ногу ему между бедер, трется, полуголый — одни пижамные хлопковые штаны, нижнего белья на нем нет. Проводит губами по скуле и повторяет:
— Садись.
Олег хмурится по привычке, словно не было пары недель, когда они стали жить вместе, когда Олег перестал противиться каждому его слову — перед тем, как сорвался вытаскивать Серого из Крестов, забыв обо всем. И все же он садится на край стиралки, а Вадим опускается перед ним на колени, трется щекой о твердый член. Берет его за основание, проводит языком. Поднимает взгляд на Олега. Тот тихо говорил:
— Так у нас раньше не было.
— Так то раньше. Теперь-то будет.
И, прикрыв глаза, берет в рот. Олег шумно выдыхает. Кладет ладонь на короткий ежик светлых волос, другой рукой опирается на стиралку. Тоже закрывает глаза.
И, кажется, впервые, проводя время с Вадимом, не думает о Сером.
*
4) кусаем жеппу Олега, сероладик
Серый наваливается грудью между лопаток, крепко держит запястье, смеется:
— Не сопротивляйся.