Работа и личное, взболтать, смешать (Вадим/Олег, R) (2/2)

— Гнида, бля, — стонет Вадим.

И больше Волкова не жалеет. Пиздятся так, что песок в воздух летит, их пытаются разнять, кто-то — Джесс — выливает на них ведро холодной воды. Вадим сплевывает кровавую слюну, Волков одним глазом смотрит исподлобья — второй заплыл уже.

Короче, номерами обменяться не удается, и когда спустя недолгое время они снова встречаются — заказчик-то стабильный, сука, полюбил их команду, — то даже не пожимают друг другу руки. Вадим зовет его не иначе как Поварешкин и наслаждается с того, как Волков бесится. Волков в ответ игнорирует все его предложения и приказы и делает все по-своему. И, зараза, прав ведь то и дело оказывается. Потом, когда Вадим раненый остается валяться в плену, Волков возвращается за ним ночью. Вырезает отряд партизан, взваливает Вадима себе на спину и тащит к машине, спрятанной в нескольких километрах.

— Аккуратней, Поварешкин, — хрипит Вадим, — кишки щас выроню.

— Еще раз так назовешь, — тяжело дыша, рычит в ответ Олег, — и я сам тебе их выпущу.

Вадим булькает смехом — как же его задевает-то.

Волков сажает его на землю, прислоняет спиной к высокому колесу внедорожника. Помогает расстегнуть одежду, закатывает футболку к горлу и бинтует. Бисеринки ледяного пота стекают по лицу, щиплет глаза, Вадим пытается отдышаться. От кровопотери и жажды совсем вялый. Надо держаться.

— Да ладно тебе, Волков. Я ж просто шучу. Чего такого?

— Слушай, Вадик, — невпопад говорит Волков, зубами рвет бинт и завязывает его концы в узелок. — Мне сняться надо срочно. Плевать на деньги.

— Никуда ты не снимешься, охуел? Я на две недели из обоймы выбываю.

Вадим, уставившись на Волкова, пытается в темноте его лицо разглядеть. Тот кусает губы.

— Кое-что случилось у… В общем, неважно. Я сам с боссом объяснюсь. Да хоть неустойку ему выплачу.

— Подожди-ка, — рявкает Вадик, внутри все тут же опаляет болью. Но он хватает Волкова за воротник твердой рукой. — Ты че, на миссию с прибором решил положить из-за своих хотелок? А как же я не смешиваю работу и личное? — передразнивает он.

Волков отцепляет его руку от воротника. Бросает:

— Выходит, смешиваю. Давай в тачку помогу забраться.

— Гондон же ты, Поварешкин.

Волков закидывает его руку себе на плечи, помогает забраться на заднее в машину. Вадим держит его цепко. Рывком расстегивает куртку, лезет под нее, Волков только возмущается, а ударить не может — конечно, добьет сейчас плененного и умирающего, если своими кулачищами будет тыкать. Да где ты, бля… Наконец пальцы подцепляют твердую бумагу, фотобумагу, точно. Вадим вытаскивает прямоугольничек из внутреннего кармана, пинает Олега в живот, тот на миг задыхается, а Вадима боль опаляет так, что он на секунду слепнет. Ткнув рукой вверх, чтобы вспыхнул свет в салоне, он разворачивает прямоугольник. Опять пинком отгоняет Волкова, только тот уже готовый и ловит за ноги. Фотку отнимает.

— Поздно, Поварешкин, я все видел, — ухмыляется Вадим.

Волков зло смотрит на него, складывает фотку снова и прячет в карман. Застегивает куртку. Сплевывает себе под ноги, а хотел, наверное, в Вадима плюнуть.

— Че, к этому рыжему сваливаешь? Ничего так, симпатичный, ебать можно.

Волков скалится:

— Как приятно видеть, что ты ревнуешь. Пристегивайся, в дороге потрясет.

Он захлопывает дверь так резко, что Вадим едва успевает поджать ноги, и садится за руль. Рычит мотор. В дороге они и словом не перекидываются.

Вадим поверить не может: сваливает. Вот ублюдок. Да после этого Вадим всем раззвенит, какой Волков ненадежный, ему ни одного контракта не дадут после такого… И все же теплится в нем надежда, что Олег передумает.

К вечеру следующего дня пропадает и Волков, и его вещи.

…Спустя вечность Вадим за руки подвешивает Волкова на крюк и с наслаждением слушает, как тот тяжело дышит. Что, не ожидал, Поварешкин? Я тоже. А земля-то круглая. Вот и встретились вновь. Твоего рыжего я опять только на картинке увидел, а хотелось бы вживую. Волков предельно спокойно объясняет ему, что делить им нечего, пытать его бессмысленно, поэтому, предлагает, давай просто сядем и поговорим. Мы же знаем друг друга, Вад.

Вадим обходит его кругом, кончиком ножа касается его подбородка и ухмыляется:

— Знаем друг друга, Поварешкин? Ну-ну. Я работу и личное не смешиваю, знаешь ли.

И с улыбкой заносит нож для новой кровавой метки.