Часть 9 (1/2)
На полянке тем временем уже собрались все ученики и адепты. Вечерело. Алые лучи заката бросали шаловливые отблески на темнеющую листву. Дневные птицы уже убрались на ночёвку. Ночные ещё не вылетели на охоту.
Было время отпускать фонари в небо.
В этот благословенный час небеса принимали из молящихся уст клятвы, мольбы и обещания. Дева Лань остановилась в нерешительности на самом краю поляны. Усянь маячил за её плечом, как верная тень и даже гневного взгляда Циженя было недостаточно, чтобы вытеснить его с завоёванных позиций.
Дева Чжань и вовсе на дядю демонстративно не взглянула. Все девицы в Гу Су, даже самые несимпатичные, нынче были окружены ухажёрами, а ей, самой прекрасной из всех, надлежало гордо пребывать в такой праздник в одиночестве, по мнению дяди?
Ванцзи никогда не оспаривала дядиных суждений, но ей было семнадцать лет! Она никогда ещё не переживала даже отголоска тех чувств, что будили в ней взгляды молодого господина Вэя! И что с того, что он не нравился дядюшке?! Не дядюшке было принимать его ухаживания! Он своё время выбрать пару упустил безнадежно, так теперь и Ванцзи должна была изображать из себя ледяную статую, чтоб Циженю было спокойней?
Дева Лань преспокойно повернулась к мечущему взглядом искры дядюшке спиной и в открытую взглянула на господина Вэя.
Всё в ней нынче восставало против утеснительных правил родного дома, словно она снова стала той маленькой бунтаркой, что не желала расцеплять крошечных пальчиков на шее матери, когда приходило время отправляться ночевать в цзинши. В полном одиночестве…
Она не пойдёт! Больше не пойдёт одна к себе, выпустивши из рук то единственное, что заставляло её сердце взволнованно трепетать!
— Моя госпожа, — с улыбкой заговорил Усянь, — желаете, сложим фонарь вместе? А то я, признаться, не очень понимаю в таком…
Ванцзи вздохнула и достала из-за пояса красную шёлковую ленту. Усянь с готовностью разложил на руках мягко поблескивающий серебром лист. Ванцзи склонилась, перебирая ловкими пальчиками музыканта края, чтобы продеть ленту и придать фонарю форму. На Усяня нестерпимо сладко веяло лёгким запахом её волос, юноше казалось даже, что он чувствует аромат дыхания юной госпожи.
Они были так близко… Кончик её лобной ленты соскользнул с волос Ванцзи и почти коснулся пальца Усяня. Госпожа испуганно подхватила ленту и заправила в прическу. На Усяня глянули раскосые глаза Ванцзи, облив молодого господина будто бы огнем с ног до головы.
— Что такое, госпожа Ванцзи? — негромко поинтересовался Усянь. — Неужели прикосновение вашей ленты обратило бы меня в лютого мертвеца?
Кончики ушей Ванцзи вспыхнули огнем.
— Клановой ленты нельзя касаться… посторонним. Можно родственнику, ребенку… супругу…
Голос Ванцзи на сей раз изменил. Обоим было памятно, что произошло всего лишь несколько минут назад.
— Кажется, этот неучтивый снова допустил непростительную промашку? — прошептал Усянь одними губами.
Ванцзи опустила затрепетавшие ресницы.
— Бред…
Усянь сделал крошечный, чуть заметный шаг ближе, сделав расстояние между собой и Ванцзи всё ещё пристойным, но уже на грани интимности. И прошептал:
— Бредит ли этот недостойный, воображая то, чему не бывать?
Ванцзи не отпрянула, но замерла с шелковой лентой в пальцах, потом заторопилась, плотно сжав губы.
— Если у тебя нет определенных намерений, то не соблазняй других, — вдруг шепнули бескровные губы девушки и дрогнувшему сердцу Усяня даже послышалась в этих строгих словах… мольба. — Ты всего лишь потакаешь своим желаниям, а они потом маются в замешательстве…
Усянь в смятении уставился в лицо молодой госпожи. Так Дева Лань сомневалась в его искренности? Потому и боялась довериться?
Ванцзи, стараясь не дрожать, сноровисто затянула последний ритуальный узел.
— Время! — раздалось на поляне негромкое.
Говор и смех стихли. В небеса один за другим поплыли оранжевые огни фонарей. Огромные и маленькие, богато изукрашенные и совсем простые, поднимаясь к небесам, они уносили молитвы и обещания богам и провожали их взгляды, полные одинаковых надежд…
Усянь сглотнул.
— Хранить дарованное мне судьбой благоухание — вот то, чем будет жить моё сердце… — прошептал он, не отводя потемневшего взора от Лань Чжань, чьи глаза сейчас совсем не были образцом благопристойной безмятежности. — Если мне откликнется сердце той единственной, которая увидит больше, чем все прочие…
На мгновение Ванцзи показалось, что весь мир вокруг превратился в ничто. Всё, что раньше казалось таким неизмеримо важным и единственным, что наполняло жизнь смыслом, в это самое мгновение представилось таким смешным и ничтожным! Тёплый вечер, мягко ложившийся на плечи, подсвеченный светящимися точками фонарей, весь казалось, сгустился и сомкнулся вокруг единственного… Того, кто пришёл к ней из ниоткуда, сын неизвестных родителей, дерзкий, злоязычный, не подчинившийся ни одному из тех правил, что составляли суть всей жизни Ванцзи… Он единственный, кто играл не по правилам, сумел сокрушить ледяные бастионы, что Ванцзи старательно возводила вокруг себя всю жизнь, чтобы больше не было так мучительно больно…
Губы девушки дрогнули. Темноволосая голова склонилась, будто признавая поражение.
Молодые люди оба одновременно посмотрели на фонарь, лежавший в их ладонях.
— Вы связали наши пальцы, госпожа, — улыбнулся Усянь.
Ванцзи сморгнула. И правда, она так спешила с узелками, что невольно прихватила алой лентой свой и Усянев пальцы.
— Если зажжем его, он унесет нас прямо в небеса… — продолжал нести чёрт знает что Усянь. — Лань Чжань, улетим вместе из Гу Су?
Девушка вскинула на юношу отчаянно сверкнувший взгляд.
— Мгм…
Усянь не мог поверить своим ушам! Но он точно знал, что одно «Мгм» Ванцзи имело много смысловых оттенков!
— Ванцзи! — раздалось вдруг за их спинами и на этот раз проигнорировать этот голос Ванцзи не посмела. — Вы с господином Вэем слишком заговорились. Впрочем, господин Усянь любого может заморочить.
Ванцзи отступила на шаг, едва не пошатнувшись. Пальцы их высользнули из шелковых пут. Усянь, и взгляда на Циженя не бросивший, не отрывая глаз от Ванцзи, начертал в воздухе узор огненного талисмана. Ванцзи точным движением направила огненную нить прямо в центр фонаря. Тот засветился, замерцал изнутри. Ярко проступил рисунок крольчонка. Ванцзи поймала себя на том, что на губах её заиграла улыбка. И что на неё сейчас смотрели с изумлением и дядя, и брат.
И ей было все равно, потому что единственный человек, которому её улыбка предназначалась, тоже смотрел на нее, не отводил глаз… И ничего важнее в этот миг не было в мире, чем дарить ему эту улыбку, провожая взглядами возносившийся в небеса фонарь, который они зажгли вместе.
— Ванцзи, время состязаний, — негромко окликнул сестру Сичень, надеясь, что хоть его-то она услышит.
Всё становилось очень и очень серьёзным.
Ванцзи вздрогнула и зябко повела плечами. И оглянулась.
Поляна приняла совсем иной вид. Слуги быстро устанавливали мишени. Толпу оттеснили в другой конец поляны. Ванцзи кивнула братцу.
— Мгм.
И приняла из рук прислужницы свой лук. Дева Лань славилась своим мастерством стрельбы. Так же, как Усянь. Но выступить в соревновании друг против друга им не случалось ни разу.
Ночные состязания в стрельбе имели особенную ценность. В такой стрельбе ценился не только верный глаз, но и заклинательское мастерство. Точнее, умение это разумно сочетать.
Ванцзи отправилась с братом на позиции, выбрать подходящую. Усянь с истошно бьющимся сердцем отыскал в толпе лучников братца и Не Хуайсана. Цзян Чэн выглядел основательно налакавшимся. «От переживаний за одну дурью задницу, из которой давно уже собираюсь выдернуть ноги», — пояснил Усяню Ваньинь. Хуайсан тоже икал, прикрываясь веером. Вэй Ин толкнул братца в бок и тот мгновенно понял намёк.
— Не здесь, — шепнул Цзян Чэн и тайком передал братцу кувшинчик.
Усянь упрятал его в рукав, но кое-кто оказался слишком глазастым.
— Клан Цзян не участвует в стрельбе? — ехидно уронил мимоходом Цзинь Цзисюань. — Видно, ни одному Цзяну не дано дотянуть до конца праздника в пристойном виде. Хоть на свадьбе сестры в башне Кои уж постарайтесь удержаться.
Цзян Чэн сжал кулаки. Усянь мгновенно сообразил, что дело принимает скверный оборот. Если бы братец полез в драку, то вышел бы некрасивый скандал. Цзян Чэн и так был стрелок неважнецкий. Он больше был хорош на кулаках. Чванливому и хлипкому Цзисюаню влетело бы от братцевых кулачищ по первое число, а Цзян Чэну наутро — циженевых ферул. Братец был обидчивым, наказания переносил плохо…
На принятие решения у Усяня было не так уж много времени…
— Я попаду в яблочко даже после трёх кувшинчиков «Улыбки императора», — дерзко раздалось вдруг по всей поляне.
Усянь дождался, пока взоры всех вокруг не приковались к ним двоим. Не торопясь, открыл пробку и сделал демонстративный глоток, не отрывая дерзко вспыхнувшего взора от застывшего от такой наглости Цзинь Цзисюаня. Потом отвесил будущему родственнику преувеличенно глубокий поклон, что был хуже открытой насмешки.
— А если Ваше павлинье Величество пожелает, то ещё и с завязанными глазами.
Цзинь Цзисюань пошатнулся!
Это уж было ни в какие ворота! Открытый вызов на праздничных состязаниях был похуже пощёчины!
Глаза Цзисюаня метали молнии. Юный Цзинь рос при Башне Кои в вихре придворных склок и интриг и хорошо понимал, что прими он сейчас вызов, на клан Цзинь падёт серьёзное пятно позора, потому что Усянь и впрямь был непобедим с луком в руках.
В щекотливую ситуацию пришлось вмешаться Сиченю.