Часть 8 (1/2)
Праздник фонарей в Облачных Глубинах далеко не был таким ярким и шумным, каким он бывал во всей остальной Поднебесной, но едва ли кто-нибудь, кому довелось сделаться его частью нынешним необыкновенно тёплым и ясным вечером здесь, в самом сердце величественных гор, мог пожалеть об этом. Домашние правила ордена Лань не дозволяли шума и беготни, стало быть, слух празднующих не услаждали традиционные трещотки и звон гонгов, зато никакие правила не могли сделать тише смех и радостные возгласы праздничной оживленной толпы.
Молодость есть молодость! Адепты и ученики Лань, совсем ещё юные, придавленные строгой атмосферой чинных и сдержанных Облачных Глубин, нынче наконец позволили себе чуть больше свободы. Конечно, после того, как в полном почтительности молчании выслушали часовое наставление от старейшин клана. Особенно расстарался Цижень, которому словно бы никак не хотелось отпускать на волю эту празднично разнаряженную толпу румяных девиц, с ног до головы в лентах и побрякушках, и молодых господ с тщательно скрываемым блеском в глазах. Так что уж даже Сичень не выдержал наконец и чуть ли не оборвал дядю на полуслове, мягко благословив празднику наконец-то быть!
— Уф! — рванул без всякой почтительности первым на выход Усянь, топоча сапогами, как застоявшаяся в яслях лошадь, — Старый хрыч совсем ополоумел! Кто же закатывает такие длинные речи в праздничный день!
Цзян Чэн, рвавшийся рядом с Усянем ноздря в ноздрю, впервые в жизни был совершенно согласен с братцем! В Пристани Лотоса в такой знаменательный день братья со своими неугомонными шиди уже давно допивали бы третий бочонок вина, валялись бы пьяные на берегу, горланили песни, подшучивали над гуляющими девицами и задирали деревенских парней. Что за праздник без хорошей драки! Цзян Чэн готов был разрыдаться при мысли о том, что всех этих законных удовольствий он в этом году лишился, но больше всего тревоги внушал как всегда его окончательно поехавший на почве любви братец.
Усяню словно бы и дела не было до того, что нынче в Пристани Лотоса всё вино будет выпито без их деятельного участия! И что им не придется расквасить достаточно чьих-нибудь морд, стоя плечом к плечу, как двум героям Юньмэна!
Он метался по Облачным Глубинам, как будто у него подол пылал. Везде искал эту свою Деву. Да, как видно, шиш съел. И вместо того, чтоб успокоиться и смириться, да и сбегать бы уже до Цайи за винцом, Усянь прискакал именно сюда, на поляну для гуляний, где оба они будут как на ладони!
Нет, решительно всё, что творилось с его бестолковым братцем, Цзян Чэну не нравилось…
Усянь же переживаний шиди и не замечал! У него и так было, о чём волноваться не на шутку.
Дева Лань, стоявшая во время наставления в первом ряду учеников, ни разу головы не повернула на все беззаконные поползновения Усяня, топтавшегося позади, в свою сторону! С прямой спиной, недрогнувшим взглядом и гневно сжатыми губами, она не шевельнулась, даже когда бумажный человечек, зачарованный Усянем, уцепился госпоже за подол! Усянь всего-то хотел передать Деве поздравления с праздником, уж коли она уклонилась от них по возвращении в Глубины. Усяня и до сих пор передёргивало, когда он вспоминал этот взгляд молодой госпожи, которым его одарили при первой же его неуклюжей попытке заговорить.
О! Если б взглядом можно было обращать в камень, то Дева Лань владела бы им в совершенстве!
И на человечка, не глядя и не слушая, наступила белоснежным сапожком. А потом и вовсе развернулась и покинула зал Наставлений. И Цижень чуть не сбился со своей гладкой речи, завидев такое вопиющее беззаконие и непочтительность. Сичень никак не отреагировал на выходку сестры и не попытался её задержать. Но уж верно, от его внимания этот демарш не укрылся и непокорную на следующий день ждало бы наказание. Хотя взгляд, которым проводил сестру Сичень, был полон лишь горького сочувствия и боли.
Усянь не на шутку запаниковал. Уж не больна ли была Нефритовая Дева? Может, она вовсе не собиралась принимать участие в шумном празднестве и спешила укрыться в своих покоях? А тогда шансы извиниться у него и вовсе становились призрачными…
— Нету здесь твоей Девы… — запыхавшись, проворчав Цзян Чэн, когда они с Усянем выскочили на просторную поляну, отведённую для гуляний. Усянь досадливо обернулся.
С чего он решил, что Дева Лань явится туда, где предполагалось веселье? После того, как он днём испортил девушке всё праздничное настроение!
И всё-таки… Всё-таки глаза не переставали искать повсюду строгий величавый силуэт. Не старушка же была Лань Чжань, чтоб пропустить такое важное событие!
— Вэй-сюн! Чэн-сюн! Вот вы где! — Не Хуайсан, яростно обмахиваясь веером, поспешил к ним присоединиться. — Представляете! Вечером будут соревнования в стрельбе из лука! Вэй-сюн, небось, покажешь нам свою удаль?
Усянь растерянно оглянулся на юного Не. Стрельба из лука? Да ещё и поздняя! В любое другое время Усянь пришёл бы в восторг от этой новости, но теперь его мысли были заняты другим.
— Молодой господин Вэй, должно быть, к вечеру и лыка-то вязать не будет. Где уж ему стрелять… — не удержался от шпильки прибывший на поляну во всём блеске своего величия Цзинь Цзисюань.
На это Усянь мгновенно ощетинился.
— Молодой господин Цзинь прежде всего побеспокоился бы, чтобы все его собственные стрелы достигли цели.
Прозвучало это довольно интригующе. В свите Цзисюаня зашептались, а Мянь-Мянь украдкой бросила на Усяня взгляд, настолько пылающий восхищением, что Цзян Чэн с досадой треснул шисюна плечом в плечо. Чтоб не забывался. Усянь независимо вздёрнул подбородок, но тут его взгляд зацепился за мелькнувшие вдалеке белые одежды и ссора с Цзисюанем тут же вылетела у него из головы.
— Куда ты, Вэй-сюн? — удивлённо разинул рот Хуайсан.
Но Усяня и след простыл.
Лань Чжань таки пришла! Дева держалась в стайке учениц, но и подумать нельзя было сравнить этот точеный, гибкий, точно бамбуковый стебель, стан с чьим-либо ещё! Нефритовая Дева не затерялась бы в любой толпе. А уж для Усяня вовсе — одна она была перед глазами.
Конечно, он мечтал подобраться поближе, чтоб улучить момент и заговорить. Но Дева Чжань была вся как насторожившаяся лань. И эти дивные глаза с непроницаемым взглядом точно так же всюду искали Усяня и его алую ленту.
И стоило Усяню неосторожно мелькнуть совсем близко, как белая стайка испуганно, подчиняясь вожаку, прянула вон.
Поляна всё больше заполнялась. Царило радостное оживление, девичий смех ласкал слух. Активно обменивались подарками. И потому от спутниц Ванцзи то и дело отставала то одна, то другая девушка, занятая флиртом или дружественными излияниями. И вскоре Дева Чжань осталась в одиночестве. У Усяня тоже был подарок, но его строптивый адресат твёрдо задался целью не позволить несчастному влюблённому его себе вручить.
— Да что он творит, мать его! — злился Цзян Чэн, глядя на то, как его шисюн гонял Нефритовую деву по всей поляне, точно загонную дичь. Стараясь при этом делать всё как можно незаметнее.
— Так у него ничего не выйдет, — качал головой Хуайсан. — Вэй-сюн! Вэй-сюн!
Встрепанный Усянь с горящими от бесплодной погони глазами подлетел к ним, словно готовый отвесить Хуайсану затрещину за прерванную охоту.
— Братец Вэй, — заботливо закудахтал юный Не. — Твою алую ленту даже из Гу Су видать. Эдак ты деву Лань до самого вечернего колокола ловить будешь. На, надевай.
И протянул другу диковинную маску дракона, что приобрел сегодня на базаре. Усянь сразу оценил шикарную идею, и не слушая угроз и брани Цзян Чэна, тут же страховидную маску нацепил.
Дева Лань, слегка запыхавшаяся, растерявшая от внезапной Усяневой атаки некоторую часть своей ледяной невозмутимости, от столь резкого прекращения преследования даже немного растерялась. Ни один волос на голове молодой госпожи не растрепался, но вот кончики ушей пылали так явственно, что заметно было даже в первых павших на землю вечерних тенях.
Лань Чжань остановилась на краю поляны и… оглянулась.
И какого молодого господина искали прекрасные глаза молодой госпожи, ни у кого в этот душераздирающий миг сомнений не вызвало бы.
— Иди к ней, ждёт ведь, — даже как-то проникся ситуацией Цзян Чэн.
А Хуайсан заполошно затрещал веером, стараясь не упустить ни одной детали разворачивающейся прямо перед носом закрученной любовной драмы.
Усянь сверкнул глазами сквозь прорези маски, но больше уж не сделал такой ошибки, не ринулся на перехват, не желая позорить молодую госпожу открытыми преследованиями. Чёрное ханьфу растворилось среди редкого перелеска.
— Ой, дурак, — вздохнул Цзян Чэн.
Ванцзи сама уж не знала, что с ней происходит. В этой душе таилось столько скрытой, подавленной бури и чувства, что неожиданные их прорывы пугали и ее самоё.
Как, например, нынче утром.
Ну что такого случилось? Молодой господин флиртовал с симпатичной ученицей? Её ли это было дело? Что ей была за печаль до чужих слов и чужого смеха? Господин Усянь не был ей ни женихом, ни даже нареченным. Имел полное право вести разговоры с кем желал и о чем хотел.
И что заставило её так потерять лицо, да ещё и прилюдно?
Ведь не обещал ей господин Усянь ничего словами. А то, о чём кричал каждый его взгляд, ей, неискушенной в нежной науке дракона и феникса, могло и причудиться!
Ванцзи было нестерпимо стыдно за сцену на реке и её несказанно раздражало каждое слово дяди в защиту скромности и сдержанности, каждое казалось ей справедливым упрёком. Да ещё эти нескончаемые знаки от господина Усяня! Верно, он тоже думал о ней теперь, что она скверная, несдержанная, как простолюдинка, грубиянка. И с нею можно заигрывать, как с крестьянкой!
Она боялась оказаться с ним лицом к лицу. Боялась того, что он скажет ей, боялась и того, что могла оказаться способной сказать ему в безумии отчаяния и раздражения.