Глава 4. Так хотел Господь (1/2)
***</p>
Что ж, на то, чтобы привести кухню в более или менее приемлемый вид, у меня ушло пять дней кропотливого труда с утра до позднего вечера. Впрочем, неоспоримым плюсом было то, что у меня был постоянный доступ к еде, и я даже видела, как она готовится. И во время этого приготовления я одним только взглядом давала знать поварихам, что если они посмеют испоганить мой труд, то я без всякой магии прокляну их так, что мало не покажется. И вроде как подобная профилактика дала некий эффект — сварливые тётки научились сразу же прибирать за собой, не дожидаясь, пока всё вокруг зарастёт грязью второй раз. Но на этом, похоже, всё и закончилось.
Как только я привела кухню в порядок, а заодно и свою комнату, у меня пропал повод что-то делать. Слоняться без дела по приюту и смотреть на больных детей у меня не было никакого желания, поэтому я засела в своей комнате и постепенно погружалась в апатию. Снова. Всё даже дошло до того, что я не выходила из своей комнаты два дня подряд. Я даже с кровати не вставала. Меня словно придавило перспективами на мою «новую» жизнь, и от этих перспектив хотелось выпить той самой противной хлорки и забыть это всё как страшный сон…
Удивительно, но по мужу я не скучала от слова «совсем». И это только подтверждало, что мысли о разводе были правильной идеей, которую я, к сожалению, не успела воплотить в жизнь. Похуй на деньги, как-нибудь выкрутилась бы с учётом того, что я и так жила в отделении сутками… но теперь возможности выкручиваться попросту не было. Я всю жизнь шла к этой чёртовой ординатуре, пахала на диплом, сидела дома в сессии, пока другие гуляли и наслаждались жизнью… Я с трудом сменила город, долго привыкала, долго не могла поверить, что я наконец врач и действительно лечу больных… пыталась с головой окунуться в мир хирургии, который вроде как даже понравился… и это всё в один миг оборвалось. Я оказалась не пойми где без друзей, семьи, каких-либо связей… Всё, чем я жила, к чему привыкла, осталось далеко позади (или впереди?)… Во время уборки я старалась не думать обо всём этом, терпеливо ожидая, что меня всё-таки разбудят от наркоза, но… Время шло, я была на том же месте, и надежда таяла на глазах. Как и силы что-то делать.
Наверное, больше, чем по разрушенной карьере, которая только-только началась, я скучала по маме. Да, я была уже большой девочкой, и честно говоря, после моего замужества мы с ней виделись дай бог три раза в год, но… я всегда знала, что она рядом. Я могла в любой момент позвонить и спросить, как дела, а ещё сесть на поезд и приехать в гости. Пусть я редко пользовалась подобной возможностью, но сама мысль об этом поддерживала меня. А сейчас что?.. Я всё-таки умерла, и моя мама плачет над моей могилой? Я стала овощем после аварии, и это всё мне снится, и совсем скоро меня отключат от аппарата ИВЛ? Ни в одном из вариантов я не хотела бы, чтобы страдал единственный дорогой моему сердцу человек, и самое поганое было в том, что в данных обстоятельствах я не могла сделать ровным счётом ничего. А здесь, без близких, мне и не хотелось ничего делать.
Живот всё меньше давал о себе знать, а спать наоборот хотелось всё больше. И я так и молилась про себя, что вот сейчас усну и не проснусь, как однажды открыла глаза после тревожного забытья и увидела моську того, кого в принципе видеть не хотела.
Вздохнув, я как следует зажмурилась, а после принялась мутным взглядом рассеянно смотреть на незваного гостя, а тот, простояв над моей душой прилично времени, наконец не выдержал и воскликнул:
— Ты собираешься выходить из этой комнаты, или как?!
— Не хочется, — выдохнула я, повернув голову чуть вбок. Тома же такой ответ не устроил, и он специально подошёл к крохотной кровати так, чтобы его было видно, и вдобавок кашлянул для привлечения внимания.
— И зачем только ты потратила столько времени на уборку кухни, если не собираешься в итоге есть?..
В этот раз отвечать не было ни сил, ни желания, и я молча смотрела перед собой, ожидая, когда снова останусь одна и провалюсь в дрёму. Но кое-кто сдаваться не собирался, и, нахмурившись, не оставлял попыток растормошить меня.
— Что с тобой? Ты заболела? Всё-таки надышалась той хлорки? Или это… полио… как его там…
— Что тебе от меня надо? — наконец прохрипела я, решив, что чем раньше отвечу на его вопросы, тем раньше он от меня уйдёт. Том же ещё больше нахмурился от моего тона и осторожно протянул:
— Я думал… мы прогуляемся в Косую аллею за учебниками, пока цены к новому учебному году не задрали… Дамблдор поручил мне приглядывать за тобой, а одна ты не сможешь даже проход найти.
«Какая забота… лицемер проклятый!» — фыркнула я про себя, а вслух так же безжизненно выдохнула:
— Если хочешь идти по магазинам, то деньги в шкафу на верхней полке… мне всё равно, что ты выберешь, я тебе доверяю… Мне не встать с этой кровати, мне плохо.
Слова «деньги» и «доверяю» настолько сильно потрясли засранца, что тот вместо того, чтобы уйти, наоборот подошёл чуть ближе к моей кровати и распахнул глаза, словно увидел грудь Памелы Андерсон во всей красе. Только вот я была просто я, и мне так хотелось остаться одной, чёрт подери!
— Что с тобой, чёрт возьми?! Я не буду ходить вместо тебя по Косой аллее, перебьёшься!
— Тогда проваливай отсюда и оставь меня в покое! — не выдержав, чуть громче прежнего воскликнула я, но мальчишка продолжал стоять над душой и внимательно смотреть на меня. Покачав головой, будто не веря услышанному, он чуть наклонился и ехидно протянул:
— Ты сама сказала мне, где лежат твои деньги… я могу взять их и потратить на свои нужды, и тогда у тебя не останется на школу…
— Хоть всё забирай, не хочу я ехать в эту грёбанную школу, — раздражённо выдохнула я, так как в гробу я видела среднее образование, я и так потратила одиннадцать лет жизни, чтобы получить его.
Том поверить не мог, что я так легко соглашалась на все его уловки, а после вдруг молча развернулся, подошёл к шкафу, забрал оттуда мешочек с монетами и вышел из комнаты, чувствительно хлопнув дверью. Но всё, что возникло у меня в душе после этого «ограбления», было… облегчение. Правда, ненадолго.
Не успела я закрыть глаза и насладиться тишиной, как дверь снова распахнулась, а крайне злой Том подскочил к моей кровати и закричал:
— Вставай, сейчас же!
Но я, медленно открыв глаза, без единой эмоции посмотрела на него и еле слышно прошептала:
— Отъебись… пожалуйста.
Трудно будет сказать, что же разозлило этого мальчишку больше: мат в его сторону или же смысл слов. Но следовать моей просьбе он явно не собирался, что начинало бесить уже меня. Правда, не настолько, чтобы что-то предпринять.
— Вот как, значит? Лежишь здесь и жалеешь бедненькую себя, да? Смотреть противно! Знаешь, когда ты стала прибираться на кухне, пусть даже и для себя одной, но… мне показалось, что ты сильная личность, а сейчас… одно разочарование…
Том скривился, будто от резкой вони, а я тихо выдавила:
— Мне пиздец как жаль, что я тебя разочаровала… — одним взглядом давая понять, как же мне на самом деле было плевать на его грёбанные чувства, — свали из моей комнаты, будь добр, голова болит. А все претензии напиши на бумажке, может, я её даже когда-нибудь прочитаю…
Мне казалось, что это будет конец разговора, ведь мальчишка, как бы не пытался, даже не заставил меня пошевелить бровью, не то что встать. Я и не собиралась вставать… но едва я опять закрыла глаза, поддавшись нахлынувшей тишине, как рядом вновь раздался ядовитый голос:
— Знаешь, многим людям здесь повезло куда меньше тебя… а ты лежишь и строишь из себя жертву обстоятельств. Жалкое зрелище…
— Жертву обстоятельств? — хрипло повторила я, с трудом проанализировав последние слова, и Том, уже повернувшийся к входной двери, обернулся, а я чуть приподнялась и прошипела: — Да что ты знаешь, мелкий засранец, об обстоятельствах, в которых я варилась всю свою жизнь?..
Он изогнул бровь, однако, не проронив ни слова, а плотину внутри меня вдруг прорвало, и всё, что грызло эти дни, вырвалось наружу.
— Я шесть грёбанных лет шла к своей цели, ночами не спала, зубрила, терпела унижения от преподов и мужа, заработала себе махровую депрессию, что приходилось жить на рецептурных колёсах с успокоительными… Поступила наконец в этот блядский универ в орду по блядской специальности, которой хотела бы заниматься всю жизнь… Где меня снова окунули в море говна, блядскую дедовщину и рабство за сущие копейки, на которые даже неделю прожить трудно… грёбанная кафедра требует одно, отделение другое, удовлетвори, блядь, как последняя проститутка, всех и не отсвечивай сильно, ты ж тут никто! Но всё равно я хотела быть полезной, старалась, учила, пахала, отходила всего ничего и!.. И теперь какая-то сопля на палочке смеет выговаривать мне, что я разочаровала его ожидания?! Да пошёл ты знаешь куда!..
— А говорила, встать не можешь…
Я настолько рассвирепела, что сама не заметила, как откинула одеяло и вскочила с кровати, ткнув пальцем в грудь Тома. Тот, кстати, даже не шелохнулся от моих угроз, а когда я осеклась, осознав, что стою на ногах, то не выдержал и криво усмехнулся. А я крепко задумалась… всё-таки лежать и страдать мне и самой не нравилось, но без посторонней поддержки или лекарств я бы так и не пошевелилась. Поддержкой это, конечно, было трудно назвать, но…
— Ладно, — наконец протянула я, придя к кое-каким выводам, и ухмылка Тома стала ещё шире. — От тебя есть какая-то польза, признаю…
— Не за что, всегда рад помочь, — рассмеялся гад, а я быстро метнула взгляд на зеркало и, придя в ужас от растрёпанной банши в нём, решительно направилась к шкафу.
— Ага, а теперь проваливай из моей комнаты!
— С чего бы это? Я ещё не закончил!.. Ты что творишь?!
Я, не обращая никакого внимания на постороннего в комнате, резко схватила за подол застиранной рваной ночнушки и потянула вверх, и Том вдруг резко отвернулся от меня, а я, присмотревшись, заметила, что его уши налились багрянцем.
— Так мы же собирались в эту грёбанную аллею… — усмехнулась я, так и держа в руках подол сорочки. — Мне нужно переодеться, не пойду же я в этом… Эй?..
Я никак не могла понять, в чём была причина подобной реакции, а потом в голову закралась одна интересная мысль… «Он что, ни разу не видел голых девочек?.. Позор какой, ему же лет пятнадцать, не меньше!» И, рассмеявшись, я подкралась к нему со спины, мельком взглянула на красное лицо мерзавца и с придыханием протянула над его плечом:
— Чёрт подери, обожаю, когда девственники краснеют…
Краска ещё гуще покрыла миловидное личико, и Том пулей вылетел из моей комнаты, бросив:
— Жду на лестнице, побыстрее!
Даже хлопок дверью не смог заглушить мой злорадный смех, и я не сомневалась, что кое-кто его прекрасно слышал даже на лестнице. Но, отсмеявшись, я всё же вернулась к шкафу с вещами, попутно удивившись, как же быстро смогла встать с кровати без антидепрессантов и психотерапевта… на одной чистой злобе! Но это определённо что-то стоило.
Что ж, учитывая, что самое приличное платье в шкафу я заляпала ещё во время уборки кухни, то пришлось выбирать из того, что осталось. А осталось застиранное синее платье-колокольчик до колен и серые носочки… будто я была какой-то Элли из страны Оз и, похоже, даже нашла своего «страшилу»…
На самом деле, от Тома у меня было двойственное впечатление. Вроде бы он был обычным самовлюблённым засранцем-подростком, который не привык быть в стороне и жаждал внимания. Плюс, у него были неплохие мозги, раз он сумел так быстро узнать обо мне из документов, да ещё и устроил тот цирк с окном и психиатром. Но я уже достаточно пожила на этом свете, чтобы отличать хороших людей от не очень, и этот мальчишка явно не входил в первую категорию. С ним не хотелось делиться секретами и болтать как лучшие подружки, наоборот… хотелось сбежать куда-нибудь и никогда больше не пересекаться. Хотя явных причин для подобного ещё не было. Но я верила своей чуйке, и она подсказывала, что это «ещё» рано или поздно наступит.
Что ж, пока бежать было некуда, и я, приведя себя в более или менее приличный вид, вышла на лестницу, с удивлением отметив, что все комнаты на третьем этаже были распахнуты, а дети тщательно вытирали пыль и мыли окна.
— С чего это вдруг? — хмыкнула я Тому, кивнув на одну из комнат, пока мимо нас прошастала шестилетка с полным грязной воды тазом, и тот бегло осмотрел меня и хмыкнул:
— Дурной пример заразителен. Идём?
«Это он на меня намекает?.. — немало удивилась я, зашагав по скрипучей лестнице вниз. — Я заставила весь приют отмывать пол и стены?.. Вот это я красотка!»
Солнце засияло чуть ярче, и плевать, что до той мрачной лестницы оно не доходило от слова «совсем». Я даже почти забыла, что полчаса назад валялась без сил и не видела смысла жить дальше, как на втором лестничном пролёте меня чуть не сшибла одна из нянечек.
— Сестра Рейчел! Сестра Рейчел! Там Сэмми… о Господи!
Она сломя голову побежала вниз, опередив Тома, а я настолько поразилась её ужасной бледности и страху, что замерла на месте и уставилась в ту сторону, откуда прибежала нянечка. А затем медленно сделала первый шаг, сама не понимая, что же хотела увидеть. Удивительно, но Том не стал останавливать меня или каким-либо образом торопить. Вместо этого он чёрной тенью незаметно пошёл за мной, и нам не составило труда найти комнату, в которой всё и произошло… скоро произойдёт.
На продавленной железной кровати лежал измученный мальчик лет девяти или десяти, хотя из-за недоедания он просто мог выглядеть моложе своего реального возраста. Мне сразу бросились его заострённые черты лица и запавшие глаза на обезвоженном лице, а вот мальчик нас и вовсе не замечал. Рассеянным взглядом он смотрел перед собой, будто видел другой мир, и только я хотела отвернуться, как его вдруг резко согнуло и вырвало прямо на деревянный, никем давно не мытый пол.
— Симптом miserere<span class="footnote" id="fn_31400599_0"></span>… — встретившись взглядом с Томом, прошептала я, по одному только запаху рвоты догадавшись, чем всё закончится. Правда, в угольно-чёрных глазах так и не промелькнуло понимание, и я тихо хмыкнула: — Ты же католик?
— По принуждению, — вяло отозвался он, переведя задумчивый взгляд на мальчика. — Что это значит?
— «Прими, Господь, его душу…» Идём, мы здесь уже ничем не поможем.
Осторожно прикрыв дверь, чтобы остальные дети ненароком не увидели умирающего товарища, я словно в трансе зашагала обратно на лестницу, чтобы спуститься в холл. Но Том, явно желая узнать больше, схватил меня за руку на середине пролёта и требовательно спросил:
— Ты знаешь, что с ним? Это какая-то инфекция? Неизвестный вирус? Как от него спастись?..
Так и замерев на месте, я медленно подняла взгляд на выточенное бледное лицо, пытаясь стереть из сознания совершенно другой образ, и всё никак не могла найти ни одного знака… сочувствия. Его там попросту не было. Всё, что терзало человека рядом со мной, — было беспокойство за свою драгоценную шкуру, поэтому неудивительно, что он вцепился в меня как клещ и никак не хотел слезать с шеи. Даже за покупками повёл, чтобы наладить отношения… Хотя кто я такая, чтобы судить его? Каждый крутится как может…
Чуть прогнав отвращение, я всё же медленно переступила ступеньку, попутно задумчиво бросив:
— Я понятия не имею, с чего всё началось, но каловая рвота — это симптом терминальной стадии кишечной непроходимости, и даже в моё время лучшие специалисты не смогли бы ему помочь в таком состоянии. Ему осталось пару часов, не больше.
— Да, но ты можешь хотя бы предположить, в чём причина? — не сдавался Том, и я чуть ускорила шаг, заодно обдумывая своё «экспертное» мнение.
— Возможно, его кишечник забил комок глистов, я о таком читала… — человек рядом со мной тотчас поморщился, а я хмыкнула про себя: «Какие мы нежные…» и продолжила: — Учитывая уровень гигиены в этом месте, такое вполне возможно. А может, просвет кишки перекрыла опухоль, хотя он слишком маленький для такого… А ещё, может быть, у него развилась динамическая кишечная непроходимость от того, что он съел слишком много после долгого голодания… я читала в учебниках, что подобное было часто в военное время.
Том на пару минут задумался, и это дало мне небольшую возможность прийти в себя, особенно учитывая, что мы наконец пересекли холл и вышли на улицу, где было пасмурно, но удивительно свежо.
— То есть, после долгого голода лучше не налегать на пищу?..
Я в ответ медленно кивнула, поскольку вывод был чертовски верным, и мне самой, похоже, не стоило об этом забывать, учитывая обстоятельства. Но когда мы наконец вышли за металлический забор на улицу, пришла моя очередь задавать вопросы.
— А ты уверен, что нам можно вот так покинуть приют? Нас не будут искать?..
— Меня точно не будут, — ядовито отозвался Том, и я медленно повернулась и вопросительно уставилась на него. — Миссис Коул и остальные сёстры спят и видят, как бы я поскорее отсюда уехал, и честно говоря, я разделяю их чувства, мне и самому здесь не нравится…
Он скривился от явного отвращения, а я продолжала терпеливо ждать, потому что судьба этого засранца волновала меня в последнюю очередь.
— А тебя никто не посмеет отчитывать за прогулки по городу после того, что ты устроила на кухне, — наконец хмыкнул Том, и я закатила глаза, прекрасно понимая, что это была чистейшая правда.
— Так а куда мы идём? Что эта за аллея такая?